Когда разрывается сердце.
Возвращаясь с ночного вызова, Анатолий шёл мимо родительского дома. Из трубы шёл густой дым, а на кухне горел свет.
— Мать уже не спит, надо заглянуть, узнать, как дела — подумал он и спустился с железнодорожной насыпи на знакомую тропку. В лицо повеяло лёгким ветерком, наполненным весенним ароматом тайги. От первых лучей солнца с земли поднимался еле уловимый пар, насыщенный запахами прелой прошлогодней травы. От родительского дома потянуло древесным дымком.
Анатолий увидел мать, она выгоняла корову на пастбище.
— Иди, иди матушка, травка уже доступна, иди, пасись — приговаривала она, провожая скотинку за ворота.
— Привет мам. Ну как ты? Витька пишет?
— Написал, как на место прибыли. Пишет, что присягу принял. Пока ещё нового ничё нет. Это хорошо, что ты сегодня забежал. Всё к вам не идти. Тут вот такое дело, сын. У магазина бабы спросили меня, держу ли я корову? Держу, говорю, но она ещё не растелилась, молока нет. Видно хотели к молочку приспроситься. А Тоня, жена директора и говорит, что мол, если тёлочка будет, так продайте мне, молоко у вашей коровки вкусное, сладкое да жирное. Хорошо бы, говорит, от такой коровки себе тёлочку взять. А я вот и подумала, а зачем мне корова? Литр молока мне никто не откажет.
Если держать будете, то забирайте, всё таки её вам на свадьбу дарили. Если нет, то я её Тоне продам. В Называевку хочу съездить, сестёр повидать, брата. А корова держит. Никуда от неё не отойдёшь. Самое время сейчас отсадиться, да в дорогу. А то там и трава полезет и всходы пойдут, с огорода не выберешься. Так как, корову себе берёте или продадим?
— Продавай мать. Валентина в институт собралась, да и дочка мала ещё. Не до коровы, короче — подходя к дому, ответил сын..
— Ну, тогда я Тоне скажу, пусть забирает. Сейчас самое время продавать. Ей в конце мая телиться, так в новый двор к телёночку бегом бежать будет. Продам, отсеемся и поеду.
— А когда сеять?
— Одуванчик зацвёл, самое время мелочь сеять. Земелька прогрелась. Зайдёшь, в дом-то. У меня вареники картофельны, будешь?
— Буду.
— Ну, тогда пошли — открывая дверь, пригласила Варвара сына в дом.
Рано утром приготовив обед, Валентина прилегла к дочке и уснула. Услышав, как хлопнула дверь в квартире, она поднялась с постели и вышла в прихожую. Анатолий снимал с плеча рабочую сумку.
— Кушать будешь?
— Нет, я спать. Там мать ждёт, говорит мелочь сеять надо.
— Ну, хорошо, сеять, так сеять. Во сколько пойдём?
— Разбуди часика через два и пойдём.
В девять часов Анатолий привёз к матери свою семью.
— Принимай помощников, прямо во двор тебе привёз — смеясь, сообщил он матери, которая была во дворе.
— Это когда вы такую технику-то купили или взял где? — поинтересовалась она.
— В кредит взял — похлопав рукой по мотороллеру, ответил сын.
— На рыбалку ездить будешь? Ну да, всё не пешком. Так чё, проходите в дом, дитя укладывайте спать, да айда! Лёха Красный за бутылку вскопал под мелочь, теперь гряды ладить надо. Ты бери лопату, гряды будешь делать. Жена пусть грабельки берёт, ровнять будет ну и вперёд.
— Нет, она одна спать не будет, её нужно с собой на огород брать — с сожалением произнесла Валентина, глядя на дочь.
— Куда её, под куст положишь, или на огуречну грядку? Тут уж одну работу делать надо, либо сеять, либо водиться — строго сказала свекровь и вошла в дом.
— Мам, а где у нас коробка от телевизора? — входя за матерью в дом с дочкой на руках, спросил Анатолий.
— На чердаке, а чё?
— Не чё, надо.
— Ну, надо, так залазь и бери — не глядя на сына, ответила мать.
Анатолий передал ребёнка жене и вышел из дома.
— Есть будете? У меня суп затирушка, да яичница на молоке.
— Мы покушали, спасибо — ответила невестка.
Сняв с чердака картонную коробку, Анатолий перевязал её канатиком и подвесил над крыльцом, под крышей. Входя в дом, он обратился к жене:
— Выйди,погляди, что я смастерил.
— Ну как зыбка, годится? — улыбаясь, спросил он, когда жена с ребёнком вышла на крыльцо.
— Настоящая зыбка — засмеялась Валентина — надо что-то тёплое на дно постелить. Сверху одеялком накроем. Думаю ей понравится.
Она накормила девочку, уложила в коробку на душегрейку из овчины, накрыла детским ватным одеяльцем и качнула. Коробка закачалась и на свежем чистом таёжном воздухе девочка быстро заснула.
— Думаю, спать долго будет, пошли грядки делать — сказала Валентина и взяла грабли.
Когда гряды были готовы, она спросила у свекрови:
— Что сеять?
— Вон в трёхлитровке горох замочен, бери и сей — ответила свекровь, отправляясь с семенами на огород.
Анатолий стал помогать матери делать бороздки для засева, а Валентина взяла штакетину и стала продавливать в грядке ровные канавки.Хорошо придавив землю в канавке, она аккуратно рассыпала по ней проросший горошек. Присыпав канавку землёй, легонько, чтобы не повредить росточки, прибила землю ладошкой.
Варвара сразу обратила внимание на метод посадки своей невестки, но ничего не сказала. А вот когда она по этому же методу, стала сеять редис, не выдержала:
— Ну, девка, теперь твои всходы до морковного заговня ждать будем.
— А он когда?
— Да никогда. Семечко любит, когда земелька пышная, много кислорода и влага хорошо проходит. А ты все семена прибила к земле намертво, когда же всходов дождёшься? Не вылезут, сгниют.
— Мам, ну взойдёт твой горох, какие проблемы? Нашла о чём переживать.
— Для вас же стараюсь. Когда ждёшь зрелости овоща и дню рад.
— Не умрём мы без гороха. Зиму жили, не померли и сейчас ничего не случится — продолжая делать бороздки, говорил Анатолий.
— Ты же сахарный горошек уважаешь. Для тебя вон целую банку замочила. Забыл, как парнем карманы набивал до самого верха стручками и на работу шёл.
— Ты бы ещё вспомнила, что я в младенчестве ел — проворчал сын, ровняя грядку.
Когда все гряды были засеяны, Анатолий спросил:
— Картошку когда сажать будем?
— Картошку ещё рано. Её сперва из погреба достать надо, да прорастить. Прибеги завтра, достанем. А недельки через две и посадим.
— Сколь доставать будем?
— Ну, семья убавилась, поросят нет, пожалуй, ведер двадцать пять, не больше.
— Завтра в обед приду.
— В обед, так в обед. А бы пришёл, а там хоть в обед, хоть вечером.
Поджидая сына к обеду, Варвара испекла в духовке оладьи, сварила кофе на молоке, приготовила щи на мясном бульоне, яичницу, потушила в духовке мясо с картошкой и луком. Когда Анатолий подъехал на своём мотороллере под окна дома, она поспешила накрыть стол.
— Сынок, ты сядь, перекуси, да тогда и пойдём — предложила она, как только Анатолий переступил порог дома.
— Можно, я ещё дома не был, не ел.
—Ну, вот и хорошо. Щи на говяжьей косточке, как ты любишь.
Анатолий с большим удовольствием и аппетитом выхлебал миску щей. Не успел он в сторону отставить пустую миску, как мать поставила перед ним тушёное мясо с картошкой.
— Кофе будешь? Или чаю налить?
— Ты мать прям как министру наготовила. Давай свой кофе — отправляя в рот пышный оладий, сказал сын.
Варвара поставила яичницу, налила стакан кофе и села рядом.
— Я спросить тебя хочу, сын.
— Ты про чё?
— Про твою работу.
— Давай я поем, потом тебе про работу рассказывать буду — недовольно сказал он.
Варвара поняла, что выбрала не лучший момент для разговора и решила продолжить свой разговор на огороде.
Увидев в окно, что муж поехал на обед к свекрови, Валентина укутала дочку и пошла по горной дороге, что идёт над железной дорогой, к свекрови.
Подходя к огороду, она услышала разговор мужа с его матерью.
— Ну чё, ты там про мою работу хотела узнать? — спросил Анатолий, двигаясь вдоль забора к погребу.
— Помнишь, я прибежала в твой АУП, когда отца в больницу увозили?
— Ну, помню и чё?
— Там что, Галька Кособокова за приборами сидела?
— Она же дежурная, вот и сидит там в свою смену. А с чего это ты про неё?
— А ты часом с ней не крутишь шуры-муры? Она же тебя в армию провожала.
— Провожала, да не дождалась.
— Так теперь-то разведёнка.
— И чё? У неё сын растёт.
— А у тебя дочь. Да то, что знаю я баб не по слуху, а на ощупь. Мать–то её знатный самогон гонит. А по пьяни, сам знаешь, как всё быват. Подкатит и сам не заметишь, как всё случится, опомниться не успеешь.
— Мать с чего ты взяла, что я с ней пить буду? Ну, ты даёшь. Давай лезь в погреб, нагребай. А то скоро обед закончится — открывая люк в погреб, сказал сын.
— Да и вас, мужиков, тоже вызнала до макушки. Пока жена на сносях, так рыскаете, куда сунуться. А тут и рыскать не надо, чисто под боком така же охочая.
— Давай, давай, лезь, моралистка — усмехнулся Анатолий.
Валентина весь разговор слышала и очень удивилась, что ей совершенно безразлично с кем до неё встречался её муж и с кем он работает. И "рыскал" ли он, когда она на сносях была, ей тоже было всёравно.
Она вошла во двор и, пройдя мимо дома, отправилась с дочерью в огород к погребу.
Анатолий поднимал одно ведро за другим, работал быстро сразу с двумя вёдрами. Пока он поднимает наверх одно ведро, Варвара набирала другое.
— А мы гуляли, видим папа проехал через переезд и к бабушке свернул, ну и мы к бабушке пошли.
— Вы в дом идите, мы уже скоро закончим. Там в котелке щи мясные, картошка, кофе. Давайте, давайте в дом — крикнула свекровь из погреба.
Валентина не стала мешать работать матери с сыном и отправилась в дом.
Вскоре пришли и свекровь с мужем.
— Ну, так чё, отпускаете меня в Называевку? Андрюшка у родителей. Трава за две недели по пояс не нарастёт. Ну а нарастёт, так приеду, чё выдергам, чё выкосим. Да и начнём картошку сажать.
— Поезжай мать — ответил Анатолий.
— Про Барсика не забывайте, кур кормите. Да яйца во время забирайте. А то когда они долго лежат, петух их клевать начинает.
— Нашла о чём горевать, я каждый день их собирать буду — заверил сын.
— Ну вот и всё. Сегодня соберусь, завтра утром и поеду.
Свекровь уехала, а Анатолий с семьёй стали жить в доме матери.
Река рядом, ручей под боком, вокруг красота неописуемая. Валентина старалась весь день находиться на улице. То она гряды полет, то бельё в ручье полощет. Малышка в коробке крепко спит на свежем воздухе.
Анатолий до начала работы успевал на речку сбегать и рыбки наловить.
— Глянь-ка каких я хариусов поймал! Ты их пожарь. А это вот желудки, ты из них уху свари. Уха будет жирная! Смотри сколько на них жира!— говорил он, протягивая ей короб с рыбой и котелок с рыбьими потрохами.
При каждом удобном случае, Анатолий брал удочку и бежал на реку.
Рыбы он приносил много, её жарили, варили уху, пекли с ней пироги. Валентина даже тушила на медленном огне с уксусом, луком, морковью и томатом, получалось что-то похожее на консервы, только значительно вкуснее. Но, всю рыбу съесть не удавалось и тогда супруги пришли к выводу, что рыбу нужно коптить.
Анатолий выкопал ров, в одном его конце сложил топку, в другом из досок сделал шкаф и накрыв ров, затопил печь. Когда дрова стали прогорать, он загрузил топку сырыми поленьями, чтобы дыму было больше, а жару меньше . Берёзу не жёг, она даже сырая горит жарко, а подкладывал иву, осину, ольху. Иногда по одному тоненькому полешку подкладывал рябинку или черёмуху.
— Это я для аромата. Больше одного полена нельзя, рыба горчить будет — объяснял он Валентине.
Однажды он предложил:
— У меня завтра выходной, поехали на рыбалку. Я место красивое покажу. Летом там лилии цветут. Тебе оно понравится.
— Завтра? Ну, хорошо, я на завтра все репетиции отменю. Виктору отдам ключи, пусть они репетируют на инструментах, а мне потом ключи передадут через библиотекаря. Нам утром ещё гряды полить надо.
— Польём. Ты сама-то вёдра не хватай, а то опять заумираешь.
Валентину такое замечание задело.
— Да ничего, не умирала ни разу, каждое утро поливаю.
— А чё мне не говоришь, что поливать надо?
— Ты же рано на рыбалку уходишь, да и часто на вызовах.
— Обязательно утром что ли? Мать на ночь всегда поливала. Утром солнце быстро сушит, а ночь они и пьют, и растут.
— Бабушка говорила, что ранней весной ночью земля холодная, если на ночь поливать, то сырая земля ещё холоднее становится и растения простывают,потом желтеют и плохо растут.
А летом наоборот на ночь поливают, чтобы они от дневного солнца отошли быстрее.
— Выдумщица. Давай польём с вечера, а утром пораньше на рыбалку. За один раз не пожелтеют!
— Ну, давай, сейчас дни солнечные — согласилась Валентина.
А утром, моторная лодка стремительно уносила их куда-то вперёд, против течения, по крутым волнам горной реки Томь. Подпрыгивая на высоких волнах, мчались они по самой её середине. Прижав дочь к груди, Валентина смотрела вперёд, любуясь красотами по берегам реки. Сырой прохладный утренний ветерок трепал её волосы и обжигал щёки. Солнечные лучи скользили по волнам, искрились в прозрачных брызгах, слепили глаза.
Вода за лодкой пенилась, закручивалась в барашки, поднимая брызги фонтаном, образуя в воздухе разноцветную радугу.
Анатолий, сдвинув кепку на лоб, уверенно управлял лодкой. Укутанная в тёплое одеяло малышка, округлив свои глазки, с нескрываемым интересом разглядывала быстро меняющееся дно реки.
— Ну, вот и приехали — сказал Анатолий, причаливая к берегу.
Валентина огляделась: " Гора, лес, кусты, река. Красиво, конечно, но возле дома места есть ещё лучше" — подумала она, передавая дочь мужу и выходя из лодки..
— Сейчас за эти кустики пройдём, там, на песке костёр разожжём, обогреемся. Чаю сварим, ухи наварим. Мы уху с одной рыбки приготовим. Царская уха будет.
Валентина рассмеялась.
—- На царскую уху здесь столько рыбы не водится. Надо тридцать три наименования.
— Ну я штук двадцать наименований знаю. А мы ещё лучше сварим, чем царям готовили! — заверил он и закинув лямку рюкзака с на плечо , пошёл вперёд с дочерью на руках.
— Да, дочь? Ты же дочь рыбака, должна знать вкус настоящей ухи!
Валентина шла следом за мужем, неся сумку с продуктами и сумку с детскими игрушками.
Вначале шли вдоль кустов, потом кусты расступились, и появилась длинная дюна, которая уходила от реки куда-то в сторону, к горе.
Анатолий двинулся по волнистому накату песка, Валентина шла следом. Песок с виду казался сыпучим и топким, но на самом деле оказался очень плотным. Дюна с каждым шагом становилась всё шире и волнистее и, наконец, они вышли к озеру.
Оно было продолговатое. Одна его сторона, к которой подошёл Анатолий с семьёй, была песчаная, а вот противоположная была покрыта зелёной растительностью. Из под горы в озеро впадал небольшой родник.
— Вот на этом озере летом белые лилии цветут. Видишь, они уже цвет набрали. Летом надо приехать сюда, ты увидишь, какие они красивые — передавая жене дочь, рассказывал Анатолий.
Место и без лилий было очень красивым. Вода в озере тихая, лазурного цвета. В ней очень ярко отражается небо с белыми плывущими облаками , макушки рядом стоящих гор, остроконечные пихты и кусты.
— Здесь очень интересно. Горная река шумит на перекатах, а здесь тихо, спокойно. Даже ветра нет.
— А ты видишь, как горы стоят? Плотно с трёх сторон. Неоткуда ветру взяться. Вон на горах марикорешки цветут. Видишь? Они здесь не розовые, а малиновые. Рвать не советую, они сильно пахучие. Голова потом болит. А вот полюбоваться можно — подбирая сухие сучья на песке для костра, объяснял он жене.
Какой таволожник красивый, от цветов даже листьев не видно — сказал он, указав на лесную белую спирею.
— Да, ты прав, здесь очень красиво. Помоги расстелить одеяло на песок — попросила она мужа.
Валентина усадила на одеяло дочь и выложила перед ней игрушки. А Анатолий сбегал на родник, набрал воды и повесив над костром котелок с водой, взял удочку и сказал:
— Пока вода закипает, я на уху наловлю. А ты приготовь соль, лук , листик лаврушки и следи за костром. Как вода закипит, брось туда соль и лук. Если долго меня не будет, сними котелок на камень — он показал на большой плоский камень, что был рядом с костром.
— Хорошо — ответила Валентина и принялась чистить лук.
Не успела Валентина опустить в кипящую воду лук, как муж уже вернулся с пятью рыбами. Два крупных хариуса, окунь, маленький ленок и чебак.
— Во-о-от — показал он жене улов, раскрыв свою сумку.
— Ого, вытряхивай её в ведёрко с водой — предложила она.
Увидев, как внимательно дочь смотрит на рыбу, опускаемую в ведёрко, Анатолий поднёс ведёрко к дочери.
— На-на, погляди. Ты же ещё не видела живую рыбку — рассмеялся отец.
А та в одно мгновение ухватила чебака, сжала его обеими ручками, с интересом наблюдая, как он трепещется у неё в руках.
— Ну, дочь ты и даёшь! Он же скользкий, как ты его держишь? Давай, расти быстрее, да с папкой на рыбалку ездить будешь. Я буду удочкой ловить, а ты руками — засмеялся он, наблюдая, как внимательно дочь разглядывает рыбку.
И тут совсем неожиданно для родителей, девочка сунула часть рыбьей головы в рот и начала с удовольствием причмокивать. Анатолий расхохотался, а Валентина кинулась к дочери.
— Ой, нельзя, нельзя — она быстро выдернула рыбку и, обращаясь к мужу сказала:
— Ну что ты смотришь, ещё расхохотался до слёз. В жабрах речной рыбы, паразиты всякие живут. Не хватало опять в больницу попасть. Я ещё тот ужас забыть не могу. А по ночам, когда она вздрагивает, да плачет, я думаю, что она во сне видит, как ей уколы ставят.
— Она не успела жабры в рот взять, не паникуй! — успокаивал он разволновавшуюся жену.
Ребёнок быстро переключился на игрушку и его совсем не беспокоило то, о чём говорили родители.
—- Ничего не будет, не переживай. О, вот уже и желудки сварились, дай-ка мне шумовку, я их выберу и запустим мелочь.
Валентина подала шумовку и принялась удалять жабры у мелкой рыбки.
Когда все желудки были извлечены, он запустил в бульон мелкую рыбку. Варилась она до полного разваривания. Выловив её кости, он обратился к жене:
— Дай-ка лук, перец горошком. У, молодец, луку много не бывает. Вот весь и запустим в уху. Ммм, красота! — нахваливал он, любуясь кипящим бульоном.
А выглядел он и впрямь очень аппетитно. Был он наваристым, сверху плавали жирные бляшки от желудков, а от репчатого лука ещё и ароматным.
— Сейчас самое время хариуса запускать — достав из ведра двух крупных рыб, он запустил их в бульон.
Когда и эта рыба была готова, подняв указательный палец вверх, Анатолий сказал:
— А теперь последний штрих! — и, достал из полевой сумки небольшой пучок свежего укропа и несколько перьев зелёного лука.
— О-о, ты где это взял?
— На огороде, где ещё? С прошлого года лук остался, вот уже перья какие выросли — опуская в бульон лавровый листок и не покрошенные лук с укропом.
— Тогда точно уха по-царски!
Сняв котелок с ухой с огня, он сказал:
— Теперь надо чтобы уха настоялась. Пусть постоит минут десять и будем есть.
Валентина достала из сумки миски, нарезала нежный и ароматный Тебинский хлеб. Пекли его старым методом, в кирпичной печи, которую топили дровами. Булки были пышные, большие, румяные с аппетитным ароматом!
— Ну-ка мать, налей дочери ухи, ей в роднике остужу — взяв миску с супом, Анатолий пошёл к роднику, а Валентина разлила уху по мискам и поставила их на плоский камень.
— Ну что дочь, приступаем к трапезе! Ты у нас ещё такую уху не пробовала — подставляя Валентине миску с ухой для дочери, весело сказал Анатолий.
— А я тоже такую уху ещё не ела. Мы с дедушкой на покосе всегда уху варили. Он мордушки на рыбу ставил. Но такой вкусной ни разу не было! — похвалила она уху.
— Я же говорил, что царям такая уха и не снилась! — рассмеялся он.
— Жаль, купаться ещё рано. А так–то здесь пляж самый настоящий. Солнце есть, комаров нет. Загорай - не хочу! Ух, ты, тучи какие тяжёлые поплыли, пора сворачиваться, а то врежет так, что насквозь прольёт.
— Здесь, как в Балыксе, за день и дождь помочит, и солнце попечёт, и ветерком обдует — заметила Валентина.
— Горы, они тучи притягивают.
— А я успею букет набрать?
— Беги, только по козьим тропам не бегай, там клещей наловишь.
— А если не по тропам, то не наловлю? — лукаво спросила она.
— А чего им в траве сидеть? Они на тропах жертвы поджидают. Давай, скорей. А мы тут пока уберём всё, костёр затушим.
Валентина поднялась на гору до кустов дикой спиреи, наломала белых от цветов веток. Увидев таёжные синие водосборники сорвала и их в букет. На солнечной полянке её поджидало поле жарков. Букет и без малиновых лесных пионов был очень красивым.
— Ну-ка повернись, я под воротником проверю. Клещи обычно прячутся в такие места — потребовал Анатолий, когда Валентина вернулась с шикарным букетом.
Проверив все потаённые места, он уверенно сказал:
— Повезло, клещей нигде не нашёл. Но раздеваться будем в сенях, чтобы домой не занести. На детское тельце они очень охочи.
Дома клещей на Валентине не обнаружилось, а на одежде Анатолия оказалось четыре клеща.
— Вот зараза, на кустах видать сидели, караулили. А чего на тебе нет? Не вкусная? — засмеялся он.
— Как-то в детстве у меня клещ три дня ползал по голове и не укусил. Бабушка его гребешком вычесала. А однажды мы ходили за колбой, я очень устала, как пришла домой, сразу спать свалилась. Утром просыпаюсь, а подо мной штук пять дохлых клещей — смеясь, рассказала Валентина.
— У-у, дак ты не только не вкусная, ещё и ядовитая — расхохотался Анатолий.
— Да ну, тебя!— хлопнув мужа платком по плечу, Валентина вошла в дом.
Она хорошо осмотрела спящую дочь, которую муж с улицы пронёс в дом. Клещей на девочке не было.
— Так что папочка, ты у нас в зоне риска, мы с дочерью клещам не по нраву — сообщила она входящему в дом мужу.
Не успела Валентина поставить свой букет в банку с водой, как в дом постучали и сразу открыли дверь. Сияя своей широкой улыбкой с белоснежными красивыми зубами, в дом вошёл брат мужа, Валентин.
— Добрейшего вечера, родственнички! Так я и знал, что вы здесь! Стучал, стучал, к вам в квартиру и понял, что дома вас нет, ну и пошёл сюда. А мать-то где, в Новокузнецке? В церковь уехала?
— В Называевку рванула! Проходи, чего у порога встал — пригласил брата Анатолий.
— Ишь ты. А с чего вдруг? Одна поехала или с Раисой?
— Да вроде одна. Уже должна бы приехать, да нет ещё.
— Ты есть будешь? Садись, мы свежей ухой накормим. У реки сразу сварили. Сейчас согрею и на работу, а вы тут развлекайте девушку. Меня часа три не будет. Два сеанса. Закрою клуб и домой.
Возвращаясь с клуба, уже во дворе Валентина услышала, как два брата разговаривают на повышенных тонах
— А ты помнишь, как ты меня плёткой драл? Помнишь? Сам сидишь на коне и меня плёткой домой гонишь! Фашист ты, вот ты кто!
— Брат, мы дети были. Ты напакостишь и сбежишь, вот я и выполнял просьбу матери. Ты же ей все нервы вымотал! Яйца воровал, а ей сдавать надо было. План был на каждую курицу. Тебя это совсем не волновало, ты только о себе думал.
— Жрать хотел и вот и думал о себе. Если больше некому было обо мне думать, что теперь сдыхать?
— Так ты бы меру знал, а то сожрёшь всё сам, и семья голодная и сдавать нечего. На семью забил!
— Я ребёнок был, мне расти надо было, а вы с матерью меня, то палкой, то плёткой! Видеть тебя не могу.Сволочь ты — Анатолий ударил по столу кулаком.
— Брат, тебе нельзя пить ни капли! Ты, только рот смочишь и из тебя как с помойной ямы, вонь лезет.
— А из тебя всю жизнь одно дерьмо лезет. Ты вообще, как человек, хреновый. Охраняешь зеков и сам уже зеком стал. Разговаривать по зековски стал. Противно слушать.
— Я, пожалуй, в пожарку пойду в бильярд поиграю. А ты проспись и человеком будешь.
Валентина открыла дверь, брат мужа шагнул ей навстречу.
— Спасибо сноха за уху, очень вкусная! Такой вкусной ухи я ещё не ел.
— Спасибо! Уходишь?
— Да, пойду в бильярд поиграю — он шагнул за порог и хлопнул дверью.
Анатолий сидел за столом, опустив голову. Валентина впервые видела своего мужа в таком состоянии.
— Спать пойдём?
— Пойдём. Мне не помогай, я сам — отстранив её руку, сказал он и встал.
— Алёнка всё спит?
— Играла. Мы тут с ней водились, водились, она наелась и опять уснула.
Ты этого стервеца в дом не пускай! Пусть где хочет, там и спит. Он меня всю жизнь бил. Всю жизнь! А мать его любила. Он пе-Е-ервый, помощни-и-ик. Райка девка, её тоже любили. Витька подскрёбыш, его вообще все любили и я тоже. А меня кто любил? Никто! Отец меня не видел, погиб! Валентин меня драл как Сидорову козу, то прутом, то бичом, а мать говорила, что ма-А-ало! Вот так. Райку никто пальцем не тронул, Витьку тоже. А меня лупили почём зря — качаясь, он подошёл к кровати, сел на неё и заплакал.
Валентине стало жалко мужа, она погладила его по голове и, чтобы хоть как-то успокоить его, сказала:
— Зато мы с Алёнкой тебя любим, ложись, отдыхай. Нам завтра с утра огород поливать. Дождя так и не было, хмурилось, хмурилось, да и успокоилось всё. Ветер все тучи разогнал.
— Завтра я как огурчик — падая на кровать, проговорил Анатолий и вскоре захрапел.
Молодые люди успевали и на работе потрудиться, и отдохнуть, и за огородом присмотреть. Вовремя поливали, вовремя по утрам вдвоём траву на грядках пололи. За прополкой вели разговоры, что-то вспоминали, над чем-то смеялись, что-то обсуждали,строили планы на будущее.
Не дождавшись матери, Анатолий вспахал огород и они с Валентиной посадили картошку.
Когда приехала Варвара, то огород был чист, картошка посажена. Даже помидоры были высажены в парник.
На грядках зеленел лук-севок, редис почти готов был к употреблению. И тут Варвара Даниловна увидела, что всходы на грядках, где сеяла Валентина, были дружными и ровными. А горох цеплялся за тонкие подпорки.
— Ты гляди-ка, жена–то твоя, чисто агрономша — пошутила Варвара, и уже больше никаких замечаний на огороде невестке не делала. А когда любопытные люди спрашивали, как ей молодая невестка, нравится ли? Она отвечала:
— У меня все невестки самые лучшие. Каки сыновья, таки и невестки!
Лето пролетело быстро и настало время ехать в институт.
В Абакан поехали всей семьёй. Как оказалось, Валентине можно приезжать раз в неделю, брать задание и сдавать по нему зачёты.
Алёнка развивалась хорошо и то, что она сильно болела в первые месяцы своей жизни, особенно не повлияло на её развитие. Девочка в одиннадцать месяцев уже хорошо ходила и произносила первые фразы. Когда они с отцом играли в прятки, она заглядывала под стол и говорила: "Де, папа, а? Де?", "Неть?", "Тютю?", а когда находила, радостно кричала: "Вонинь": что означало "Вон он". Через месяц она звала отца: "Папа ди ко ме"- это значит: "папа иди ко мне". В произношении появились новые слова: картошка – титёка; нитки – мутки; книга-диня; корова-мука; кастрюля-тюля и так далее. Валентина быстро запоминала её новые слова и смеялась, когда переводила мужу то, что сказала их дочь.
— Ну вот, дома я работаю ещё и переводчицей у собственной дочери — смеясь, говорила она.
Родители радовались, что дочь хорошо развивается, быстро растет и не болеет.
В феврале, перед Днём Защитника Отечества, Анна Семёновна рано утром навестила семью Валентины.
— Здравствуйте, где наша маленькая звёздочка, спит ещё? — спросила она, переступив порог.
Алёнка услышав чужой голос, выбежала в прихожую.
— Не спи-и-ит наша красавица. А я вот в гости к тебе пришла. Что-то мама твоя не привела тебя к нам на годик. Смотри, что я тебе принесла, нравится?
Она достала из портфеля маленькую игрушку-обезьянку и протянула девочке. Та взяла и стала её разглядывать .
— Это обезьянка.
— Базянка — весело выкрикнула Алёнка.
— Проходите в зал — пригласила доктора Валентина.
— Алёнушка, скажи тёте спасибо за подарок
— Сиба! — опять выкрикнула девочка и убежала в зал.
Анна Семёновна сняла сапоги, пальто и тоже прошла в зал.
— Алёнушка, иди ко мне, я тебе ещё игрушку покажу, смотри — она открыла портфель и взяв в руки стетоскоп, покрутила им, словно хвастаясь. Девочка с любопытством посмотрела на зажатый в кулаке медицинский прибор и подошла к врачу.
— А знаешь, что я им буду делать? Я его буду прикладывать к твоей ручке, к животику, вот так — она показала на своей руке, что она будет делать.
— А давай вначале ты к моей руке приложишь, давай? — она подала девочке прибор и та с большим удовольствием повторила всё, что показала тётя доктор.
Так с шутками, проявляя интерес девочки, доктору удалось и прослушать ребёнка, и осмотреть.
— Ну что мамочка, дочка ваша совершенно здорова. А вот вас я жду на мед осмотр. Давненько вы у меня не были, давненько. Даже не припомню, когда последний раз, в каком месяце.Где-то осенью, так?
— Так. В сентябре.
— Жду завтра с утра.
— Хорошо, забегу.
— Забеги, забеги — улыбаясь, говорила доктор, застёгивая свой портфель.
Утром Валентина, как и обещала, пришла на приём к врачу.
Анна Семёновна тщательно её осмотрела и сняв перчатки заспешила к столу.
— Одевайтесь.
Она села за стол и стала быстро заполнять свой журнал, потом что-то написала на листочке и обратилась к Валентине:
— У вас беременность четыре-пять недель. Я написала направление на анализы, пока сдаёте и срок подойдет для прерывания.
— Как беременность, как прерывание? — повторяла за доктором ошеломлённая пациентка.
— А что здесь удивительного, ты замужем, это нормальное явление. Жаль, что не пользуетесь контрацептивами, придётся ехать на прерывание.
— А если не ехать?
— Это очень опасно. Вы можете оставить свою дочь сиротой. Нельзя рисковать. Ваше сердце не выдержит ещё одни роды. Дочь есть и замечательно, есть для кого жить. Всё! Вот направление, я написала, что прерывание беременности по медицинским показателям. Возьмут сразу, как соберёте анализы. Завтра же и поезжайте, не тяните. Анализы будут готовы через две недели.
Валентина была очень напугана, она не знала, как поступить? Как сказать мужу, что должна убить ребёнка, чтобы самой остаться жить? Всю ночь она взвешивала все "за" и " против" Если она оставит ребёночка, а сама не выживет, тогда и Алёнка и ребёночек останутся без мамы. Что ждёт её детей? Вероятнее всего у Алёнки появится мачеха. Как эта мачеха будет относиться к её дочери, полюбит ли? А если возненавидит? А что для второго ребёнка? Детский дом? Что будет с ним? В чьи руки он попадёт?
Утром она отправилась в город и сдала анализы.
В марте, как обычно Валентина поехала на занятия. Это были последние занятия, в апреле практика, а в конце мая экзамены. На последних занятиях Валентина планировала пробыть три дня, но пришлось задержаться на неделю.
Трёхдневный отпуск у Анатолия закончился, и на четвёртый день его вызвали на аварийный участок. Рано утром, он завернул сонную дочь в ватное одеяло и привёз к матери.
— Вот. На линии авария. Сколь пробуду не знаю. Водись. Я пошёл — он положил дочь на кровать и быстро вышел.
Варвара даже не успела ничего сказать, как он исчез.
Она подошла к внучке, раскрыла одеяло и уложила ребёнка поудобней. В это время внук Андрюшка проходя мимо к умывальнику, сказал:
— А–а, это Рёва-Корова у нас спит?
— Тише ты, разбудишь. Будет тебе тогда небо в алмазах. Умывайся, да садись ешь. Оладьи сготовила, да вон молока принесла. Не шуми только, я за дровами сбегаю.
Накинув на себя фуфайку, Варвара вышла во двор. Домой она вернулась с охапкой дров, плач внучки она услышала ещё на улице. Андрюшка, хлопая в ладоши и напевая песню про "Кукарачу", пытался успокоить сестрёнку, но тщетно.
— Она ревёт и ревёт — словно оправдываясь, сообщил он бабушке.
— Голодна она, вот и ревёт — бросив дрова на пол к печи, сказала Варвара и повесив фуфайку на крючок, принялась с мылом мыть руки.
— Не голоси, не голоси, сейчас сделаю хлебные крошки с молочком и накормлю тебя — утешала она внучку. Но та ревела, не унимаясь.
Разломив пышную ароматную булку белого хлеба, Варвара быстро покрошила мякоть в миску, залила свежим молоком и взяла на руки внучку.
Ела девочка с большим аппетитом.
— Ну, вот и подкрепилась — девочка быстро сползла с колен бабушки и весёлая побежала в свой уголок, где хранились её незамысловатые игрушки.
— Андрюшка, в школу собрался? Иди сюда, я погляжу на тебя.
Внук в школьной форме вышел из соседней комнаты. Окинув его взглядом, она сказала:
— Расчешись! Волосы торчат в разные стороны.
— я уже чесал их — хмуро ответил внук.
— Надо Толика попросить, чтобы тебя подстриг, отросли вот и торчат. Иди я тебя причешу — сидя на стуле, командовала Варвара.
Внук послушно подошёл к бабушке. Она набрала в рот воды, сбрызнула его волосы и причесала.
— Всё! Иди в школу. А я сейчас сварю вам кашу молочную, да компот из ягод. Оладьев ещё целая тарелка. Сыты будете.
Варвара подошла к печке, подложила в топку дров и поставила на огонь кастрюльку с молоком.
— Вода-то в баке как закипела, бельё бы надо постирать — вслух подумала она.
— Ба, я всё, пошёл.
— Иди с Богом, да не балуй там, что б мне на тебя не жалились — предупредила Варвара внука.
— Угу — открывая дверь, ответил он.
Приготовив внукам кашу и компот, Варвара занесла в дом стиральную доску, корыто. Набрала в него тёплой воды и замочила бельё. Улучшив момент, она принялась за стирку.
Малышке надоело играть в доме и она, раскрыв свою сумку, вытащила малиновое пальтишко и принесла его бабушке.
— Ну. чё притащила? Стирать?
— Неть — замотала головой девочка и показав пальчиком на окно, сказала – "Там я".
— Где там, на улице что ли? На улку хочешь?
Внучка радостно закивала головой.
— Ну, погоди, трошки, погоди. Вот достираю и пойдём. Я буду полоскаться, да бельё вывешивать, ты и нагуляешься — не отрываясь от стирки, ответила бабушка.
.
Девочка всё поняла и принялась прыгать, хлопая в ладоши от радости. Потом она быстро побежала к сумке, достала шапку и валеночки на резиновой подошве, всё это принесла на кухню и положила рядом с пальто.
— А штаники чего не несёшь, с голой попой собралась идти на улку? — укладывая бельё в тазы, спросила Варвара внучку.
— Ну, иди сюда, я тебя на улицу соберу — утирая руки о фартук, позвала она внучку.
Когда девочка была одета, Варвара взяла таз с бельём, и они вышли на улицу. Варвара открыла калитку и быстро прошла на мостик.
День был солнечным и тихим. Солнечные лучи скользили по потемневшему снегу, сверкали в прозрачных водах горного ручья. По каменистым берегам над водой блестели хрустальные льдинки.
Варвара, не закрыв калитку, принялась полоскать бельё. Неожиданно она увидела на дне быстрого ручья, прибитое к огромному камню сильным течением малиновое пальтишко. Женщину бросило в жар: "Внучка!". Она прыгнула в воду и достала неподвижное тельце девочки.
Варваре уже приходилось спасать утопленников, и она быстро перекинула девочку через руку вниз лицом, надавив кулаком ей на желудок. Из малышки полилась вода и вскоре она вздохнула. Варвара подхватила девочку и побежала с ней в дом. Сбросив с внучки мокрую одежду, она протёрла её тело полотенцем. Намочив ситцевый платок в растворе разведенного самогона, Варвара обернула им тело девочки. Укутав внучку в одеяло, положила её на печь. Девочка быстро уснула.
Валентина почувствовала какую-то ноющую боль в груди, почему-то очень сильно захотелось домой. Она решила всю ночь провести над книгами и постараться ответить на вопросы экзаменационных билетов. К утру она поняла, что за ночь всё проработать она не успела. Давящая боль в гуди не проходила. Составив список необходимой литературы, она поспешила на электричку.
Всё время, пока Валентина ехала домой, на душе у неё было неспокойно. Как только поезд остановился в Тебе, она выпрыгнула из вагона и со всех ног пустилась в дом свекрови.
Открыв дверь, она сразу увидела лежащую на печи дочь.
— Что с ней? Что с моей дочкой?
Подскочив к ребёнку, Валентина стала тормошить её, но никакой реакции от девочки не последовало.
Свекровь, услышав голос невестки, вышла из соседней комнаты.
— Уснула крепко. Спит. Вчерась на улице остыла. На ночь ей спиртовой компресс делала и утром сегодня сделала. Она уснула. Вот на печи прогреваю.
— Почему она молчит? — возмутилась мать.
— Спит она. Спит, тебе говорю. Выспится и заревёт. Наслушаешься ещё — ответила свекровь и вновь ушла в соседнюю комнату.
Валентина подняла веки у дочки, там были одни белки, зрачков видно не было.
— О, Господи, она умерла, она умерла. Доченька моя, крошечка моя— закричала, рыдая мать и опустилась на пол.
.
Варвара вышла из комнаты, подошла к внучке, приложила ухо к её груди и сказала:
— Дышит она. Спит, я тебе говорю! Чего голосишь на всю округу?
— У неё зрачков нет! Её в больницу надо! Да, да в больницу — Где одеялко? — спросила она, вскочив с пола.
— Да вот ваше одеяло. Толик приносил её в нём, бери — протягивая невестке одеяло, сказала Варвара.
Валентина завернула в него дочь и, стараясь бежать как можно быстрее, понесла ребёнка в больницу. Забежав в приёмную, она положила дочку на кушетку.
— Вот. Она без сознания. Я не знаю, что произошло, но она без сознания. Свекровь сказала, что дочка вчера сильно остыла и она ей два дня делает спиртовые компрессы. Помогите! Спасите мою дочку. Она дышит, но она без сознания. Помогите! Пожалуйста, сделайте хоть что–нибудь — сквозь слёзы просила Валентина.
В приёмной была только старшая медсестра, она выслушала Валентину и подошла к ребёнку. Осмотрев девочку, медсестра вызвала врача.
— Немедленно в город! Немедленно! — сказала заведующая больницей Сафронова Людмила Георгиевна — Сейчас я позвоню дежурному по станции, узнаю, есть ли что до города, если нет, пусть останавливают проходящий — сказала она, и зашла в ординаторскую. Через несколько минут она вышла, протянула сопроводительные документы медсестре и сказала:
— Я договорилась, поторопитесь, скоро будет товарняк, вас возьмут.
Высокая, крепкого телосложения медсестра, ловко подхватила ребёнка и обратившись к Валентине, бросила:
— Пошли.
— Валентина, заливаясь слезами, почти бегом бежала за медсестрой, не разбирая дороги.
На вокзале в городе их ждала машина скорой помощи. Когда прибыли в городскую детскую больницу, Алёнку сразу отправили в реанимацию. Валентину поселили в палате рядом с ней. Через какое-то время, лечащая врач пригласила Валентину в реанимацию. В помещении было очень прохладно. Войдя, она увидела свою дочь голенькой лежащей без простынки на холодной красной резиновой клеёнке. В ножке и в головке торчали прикреплённые пластырем, иглы для внутривенных вливаний. По лбу на висок текла тоненькая струйка крови. В обе ноздри были вставленные два катетера от кислородного баллона. Обыкновенного голубого баллона, которым пользуются при сварке. Увидев это, Валентина упала в обморок.
— Ну, этого мне только не хватало! С мамочками ещё тут возиться — возмутилась заведующая детской больницы, Золотухина.
Валентину привели в чувства и заведующая сказала:
— Это что такое? На помойку сотнями выкидываете, а здесь из-за одного в обмороки падаете! А ну вон из больницы! В обмороки она падает! Чтобы близко тебя здесь не было!
— Не надо, пожалуйста. Я больше не буду. Пожалуйста! Я всё стерплю, только не прогоняйте! Честное слово, не буду, честное слово!
— Не будет она. Садись на стул и следи, чтобы вот эти два катетера не выпадывали из носа и вот тебе часы, как зазвонят, так сама будешь их убирать. Потом медсестра их поставит и поставит время на часах. Сиди, следи — Золотухина показала на тонкие резиновые трубки, которые были вставлены в носик малышке.
— Ей холодно, она вся синяя — дрожащими губами произнесла Валентина.
— Вначале угробят ребёнка, потом здесь права качают! Холодно! Нельзя её в тепле держать. У неё сливная пневмония. В тепле лёгкие быстро сгниют! Понятно?
— У неё кровь на лобике, можно я вытру?
— Уберите кровь — приказала заведующая медсестре и та, намочив спиртом ватку, протёрла лоб девочки.
— Это прокапаете, сразу ставьте следующую по списку. Капать одно за другим, непрерывно — потребовала Золотухина и вышла из помещения.
Заменив капельницу, ушли и медсёстры.
— Золотиночка моя, Солнышко моё, пожалуйста, поправляйся — Валентина осторожно, двумя пальчиками растирала дочери всё тело, каждый пальчик, каждый ноготок. Старалась обогреть своим дыханием ножки и ручки.
— Она ничего не ест и не пьёт — пожаловалась Валентина доктору.
— Ей глюкозу капаем. Как придёт в себя, сама пить и есть будет — сухо ответила она.
Через три дня в реанимацию заглянула медсестра и спросила
— Вы Юрьева?
— Да, я
— Там к вам пришли. Выйдите в коридор.
Валентина кинулась в двери, в надежде, что приехал муж, но там стояла Тоня, жена Николая, друга мужа.
— Привет Валь. Тут тебе Толик передал какие-то вещи и спросил, что ещё привезти?
— Не знаю. Мне ничего не надо, а дочка вообще ничего не ест и не пьёт. Живёт только на капельнице.
— Валь, ты седая.
— Как седая? Нет. Это я извёсткой волосы вымазала. К стене прислоняюсь. Спать некогда, дремлю положив голову на стену.
Тоня открыла дамскую сумочку, достала маленькое кругленькое зеркальце и протянула Валентине.
Глянув в зеркало, она не могла поверить, что видит в нём себя. Под глазами чёрные круги, губы белые и волосы тоже.
— Ничего, потом почернеют. Вот дочка поправится и они почернеют — убедительно сказала она.
Прошло пять дней, но девочка в сознание не приходила, по- прежнему в её ввалившихся глазах не было зрачков.
— Ты дочка, хоть ела севодни? — спросила техничка, протиравшая пол в помещении.
— Не знаю — честно призналась Валентина.
— А ты в столовую ходишь или тебе еду в твою палату приносют?
— Приносят, но я редко там бываю.
— Это сколь ты здесь лежишь?
— А какой сегодня день недели?
— Вторник.
— Пять дней уже здесь, шестой пошёл.
— И всё на кислороде?
— Ну да.
— Хоть даёшь от него отдых, а то застудишь бронхи, хана будет им. С пшикалкой жить придётся.
— Даю, вон часы, всё по ним.
— Ну как ребёнку хошь лучша?
— Нет. Никак в сознание не приходит.
— Пять дней? А ребёнок всё без сознанья? Девка-а-а, плохи дела. Ой плохи. Забирай ребёнка и беги, врачи тебе не помогут. Беги или дитё погубишь.
— Как это бежать? Куда бежать? А кто поможет?
— Домой беги девка, домой! В бане напарь! Она же здесь постоянно остывает! Здесь она не поправится. Всё нутро у дитя остыло! Ещё маленько и почки начнут отказывать, а лёгкие не излечат. Нет. Потеряешь ты ребёнка, ох потеряешь, девка.
— Нельзя её парить. У неё сливная пневмония. От теплого лёгкие сгниют.
— А ты всё равно её здесь не вылечишь! Умрёт она здесь. А дома может что-то да поможет. Веником её в бане напаришь, она и отогреется. Пить начнёт, отвары давай. Бульон куриный давай, она и направится. Когда больниц не было, все же сами детей лечили. По шестнадцать детей у которых было и всех выхаживали. От чахотки щенячье мясо давали и выхаживали. Жир собачий, барсучий, медвежий давали. Главное для лёгких это жир. Так что решай девка. Если выжить, то дома быстрее направишь ребёнка, а если не жить, так нигде никто не поможет. А здесь сгубишь, это факт.
Эти слова технички, словно молния пронзили сердце матери.
— Почему не помогут? Почему? Как это, это же больница!
— Дак, я тебе и объясняю, что дитё остыло здесь так, что не выжить ей. Все кто здесь до пяти дней лежали без сознания, все теперь лежат на кладбище. Вот так то. Решай сама, твоё дитё — пояснила она.
Техничка домыла полы и ушла. А до Валентины стали доходить её слова:
"не выживет" , "сгубишь" , "все на кладбище лежат" и она вдруг поняла, что наступило время невозврата. Она подскочила со стула и бросилась в коридор. Вбежав в ординаторскую, она кинулась к заведующей больницы:
— Пожалуйста, спасите мою дочь. Мы уже пять дней лежим, а она в себя не приходит. Помогите! Спасите мою дочь пожалуйста! — Валентина упала на колени и зарыдала.
Заведующая детской больницей, не глядя на умоляющую женщину, встала со стула и быстро пошла к выходу. Валентина кинулась за ней. Золотухина свернула на лестничную площадку и чтобы её остановить, Валентина схватила женщину за рукав. Заведующая перехватила её руку и с силой отбросила от себя. Валентина не удержалась и упала. Ударившись об угол бетонной лестницы, молодая женщина опомнилась. Она вдруг поняла, что врачи не Боги и они не смогут спасти ей дочь. И тогда она закричала доктору вслед:
— Отдайте мне мою дочь! Слышите? Отдайте мне мою дочь! — требовала Валентина, сидя на бетонных ступеньках.
Золотухина остановилась на площадке и, подняв лицо вверх, сказала:
— Пишите расписку и забирайте — после чего продолжила спускаться.
— Я напишу, дайте мне ручку и бумагу и я всё напишу! Я всё напишу! — она поднялась и вошла в ординаторскую
— Пожалуйста, дайте ручку и бумагу, я напишу отказ!
— Пишите — сказала старшая медсестра и положила на край стола листок бумаги и ручку.
Валентина подскочила к столу и взяла ручку.
— Подскажите, как написать? Я же не знаю.
Медсестра продиктовала текст, а когда расписка была готова, она вынесла из реанимации ребёнка. За пять дней девочка так исхудала, что стала выглядеть трёхмесячным, грудным ребёнком. Валентина надела на дочку её одежду, укутала в одеяло и, взяв свёрток на руки пошла в гардеробную.
На улице, валил белый пушистый снег. Междуреченск очень маленький шахтёрский город в горах Шории. Воздух свежий и чистый и он придавал сил и уверенности. После больницы, воздух казался хрустальным, а морозец бодрящим. Она поспешила на автобус до вокзала. Она была уверена, что всё делает правильно и что у неё всё получится! Она спасёт свою дочь!
— Сколько же сейчас время? Электрички все уже ушли. Поезд только ночью. Надо идти на локомотив — подумала Валентина. Когда автобус остановился на вокзале, она поспешила на железнодорожное полотно.
На одном из путей она увидела товарняк, стоящий под жёлтым светом светофора в сторону Тебы и заторопилась к нему.
— Домой! Скорее домой. Дома и стены помогают. Доченька, дома ты поправишься. Я знаю. Я всё сделаю, чтобы ты поправилась! Всё сделаю! Домой! Домой! — шептала она, переходя через рельсы. Подойдя к локомотиву, она одной рукой прижала к себе свёрток с ребёнком, другой ухватилась за ледяной металлический поручень и стала осторожно подниматься вверх. Нажала на дверную ручку, дверь открылась. В кабине никого не было, но за внутренней дверью слышен был разговор двух мужчин. Вскоре один из них открыл дверь и удивлённо спросил:
— А вы что тут делаете? Выходите быстро!
— Нет! Я никуда не пойду! Мне срочно нужно домой! У меня ребёнок умирает! Мне домой надо!
— Женщина, это вам не такси! За таких вот, как вы, пассажиров, нас наказывают, быстро выходите!
В кабину вошёл второй мужчина и тоже удивился:
— Куда вы собрались? Выходите немедленно! — он стал разворачивать женщину с ребёнком к выходу, стараясь через неё дотянуться до дверной ручки.
— Мне в Тебу! Слышите? Я еду в Тебу. Поезд только ночью. Электрички ушли, а у меня ребёнок умирает! Понимаете? Ребёнок умирает!
— Мы в Тебе не останавливаемся, поезд идёт на проход! Нам даже нельзя снижать скорость!— убеждал её второй машинист, тщетно пытаясь открыть дверь локомотива.
И тут загорелся зелёный свет светофора и в кабине раздался голос диспетчера.
Машинист дал сигнал и поезд тронулся.
— Женщина, у нас остановка в Бискамже. Там придётся вам ждать пассажирский до утра. Электрички тоже утром идут. Лучше бы вы четыре часа здесь на вокзале подождали и уже ночью были бы дома. Теперь вам ночь коротать придётся на вокзале в Бискамже.
— Мне нужно в Тебу. Мне нужно домой. Я должна спасти свою дочь! —твердила она одно и тоже, как безумная.
— Сколько вашему ребёнку? — почему-то спросил первый машинист.
— Год и два месяца.
— А он живой? А то всё молчит и молчит — спросил второй
Валентина спохватилась, она даже ни разу не проверила, жива ли её дочь? Склонившись к личику малышке, она коснулась губами носика ребёнка и почувствовала слабое дыхание. Тяжело вздохнув, улыбаясь сказала:
— Живая.
— А чё случилось? Чем заболела?
— Простудили. Оставила на мужа и свекровь, а они простудили.
— Как оставила? Сбежала что ли? — задавали вопросы машинисты.
— Нет. На учёбу в институт поехала. Последние зачёты сдавала перед экзаменами. А они вот простудили. Два дня дома держали под компрессами, думали что спит, а она без сознания была.
— Да-а-а…— протянул один машинист.
— Не повезло — сказал второй.
— А что делать-то будешь? Врачи не помогли, ты то, что сделаешь? Может зря забрала?
— Нет. Не зря. Нет. Там все после пяти дней умирают, а мы дома выздоровеем. Мы поправимся! — уверенно сказала женщина.
— Дай-то Бог — сказал первый машинист.
— Остановки в Тебе у нас нет, но мы вам тихий ход сделаем. Вам придётся прыгать на ходу.
— Привычные. Я первый раз на ходу спрыгнула, когда мне девять лет было.
— Где скорость сбавить, в начале села или в середине? — спросил опять первый машинист.
— В конце.
— У моста нельзя . Давай мы у переезда скорость сбросим?
— Хорошо. Давайте у переезда — согласилась Валентина, а через полчаса первый машинист сказал:
— Вот и Теба ваша, готовьтесь — и, обратившись ко второму машинисту, сказал:
— Миша, открывай дверь, я скорость сбавлю.
— А снегу здесь не меньше трёх метров! Идёт и идёт. Он у вас тут наверно никогда не перестаёт. Как мимо Тебы едешь, так обязательно снег валит.
— Мягче будет приземляться, сказала Валентина и, развернувшись к "хвосту" поезда, прыгнула.
Но снег, на обочине, куда сыпет его снегоочиститель, оказался плотным и даже скользким. Падая на левый бок, чтобы не уронить ребёнка под себя, Валентина ударилась о плотный и обледенелый наст, и мгновенно скатилась вниз к рельсам. Нога упёрлась во что-то твёрдое. Держа над головой, на вытянутых руках свёрток с ребёнком, она как можно сильнее прижалась к насту. Поезд быстро набрал ход. Над ней с ветром и свистом пролетали вагоны, грозно стуча колёсами. В составе поезда много было вагонов с площадками для охраны и подножки этих площадок били женщине по пояснице. Удерживая ребёнка над головой и со всей силы прижимая его к снежному насту, она терпеливо пережидала, когда пройдёт поезд.
В это время машинист открыл окно, и пока поезд не ушёл на поворот, всё смотрел, что там с женщиной и её ребёнком?
Как только последний вагон прошёл мимо, Валентина встала, взяла дочь и направилась к дому. Но взглянув на двухэтажный дом, где окна их квартиры смотрят на переезд, она увидела, что они не светятся. Дома никого нет.
— А где же Толик, на вызове? А что я сделаю дома для дочери? Нет, надо идти к свекрови. Вместе мы что-нибудь придумаем. Она чужих детей лечит, неужели не поможет своей внучке? — развернувшись, Валентина пошла в другую сторону.
Сверху по горе была дорога, но снега выпало так много, что там не пройти и, она пошла по шпалам. С реки как обычно дул пронизывающий ветер, она то и дело подставляла ему то один бок, то другой, прикрывая от него ребёнка. Свернув с железнодорожной линии на тропинку, она побрела по свежему, рыхлому снегу к дому свекрови. А снег всё валил и валил, брести по нему с ношей на руках было очень тяжело. Длинные полы шубы увязали в снегу и спутывали ноги. Пуховая шаль сбилась на затылок. Сапоги то и дело проваливались мимо тропки в снег. Пока дошла до дома, гудели ноги, онемели руки, и ныла спина.
Света в окнах дома свекрови тоже не было. Дом был на замке. Валентина знала, где лежит ключ и открыла дверь.
В доме ещё топилась печь, даже кипела вода в баке, но дома никого не было, ни свекрови, ни Андрюшки. Валентина прошла, положила дочь на кровать, распахнула одеялко.
— Что делать? Что делать? Свекрови нет, я сама должна что-то делать!— она взглянула на дочь. Лицо девочки было серым, нос острым, а губы белые с посиневшими уголками, словно ледяные.
— Её нужно согреть! Да, да. Её нужно согреть! Счас, я счас — она выскочила в сени, сняла с гвоздя корыто, занесла его в дом. Сдёрнув с постели тонкое одеяло, побежала в коровник. Коровы уже нет, но сено ещё осталось и есть в кормушках сенная труха. Свекровь её всю зиму в корм курам подмешивала, должна ещё быть. Сено ещё осталось, его тоже можно набрать — думала она, вбегая в коровник. На поперечной жердочки она увидела развешанные берёзовые веники.
— Веники тоже запарю. Бани нет, пусть и веники запарятся как в бане.
Расстелив одеяло возле кормушек, Валентина стала выгребать из них сенную труху. Насыпав горку, она положила сверху два банных веника и завязала одеяло. Притащив узел в дом, вытряхнула труху в корыто, выложила веники и залила всё кипятком, накрыв этим же одеялом.
— Потерпи доченька, потерпи моя сладкая. Потерпи полчасика, запарится труха и, я тебя в ней нагрею. Тебе это поможет. Ты поправишься, и щёчки твои покраснеют и губки тоже. Боже мой, какая же ты стала маленькая! Один лоб остался. Ты только живи, доченька моя, только живи. Я всё сделаю, потерпи, не умирай. Сейчас всё запарится, сейчас. Ты только потерпи, не умирай моя родненькая, потерпи моя сладенькая. Доченька моя миленькая — приговаривала она сквозь слёзы.
Через полчаса, Валентина проверила температуру травяного настоя, он был горячим. Взяв ведро, она принесла с улицы снега и высыпала в корыто. В горячей воде он быстро растворился. Настой стал чуть горячее тёплого. Проверив температуру настоя локтем, она осталась довольна. Застелив корыто простынью, Валентина опустила в настой полуживого ребёнка.
— Вот как тут хорошо. Травка мягонькая, очень теплая. Ты сейчас согреешься — проглаживая по телу дочери рукой, приговаривала мать.
Она тщательно разглаживала тельце девочки, стараясь как можно быстрее его согреть. Когда тело девочки размякло и стало даже розоветь, Валентина поняла, что дочка согревается. Она подложила под головку полотенце и сходила за горячей водой. Осторожно подлила немного горячей воды и продолжила массировать тельце ребёнка. Наконец Валентина почувствовала, что тело её хорошо прогрелось. Она достала дочь из корыта, запеленала и положила на одеялко на печь. Потом вспомнила, как кто-то рассказывал про скипидар и жир, которыми смазывали больного туберкулёзом и он вылечился. Она знала, что у свекрови на полочке в кладовке стояла бутылочка скипидара. Валентина принесла бутылку технического скипидара, баночку с каким–то жиром и, разогрев жир на водяной бане, сделала скипидарную мазь.
Эту мазь она стала втирать в тело дочки. В голову пришли слова молитвы. Шепча слова молитвы, с большим воодушевлением Валентина натирала тело дочери мазью. Потом укутала девочку и положила на хорошо прогретые кирпичи.
Сама села рядом и почувствовала, как же она устала! Положив руки на печные кирпичи, уронила на них голову и даже задремала. Очнулась, глянула на дочь и увидела маленькие капельки пота на её носике. Губки девочки слегка порозовели и нижняя губка вздрагивает, словно хочет облизнуться.
— Пить! Она хочет пить! — вдруг догадалась мать.
Валентина подскочила к образам, там, у свекрови всегда стояла церковная вода. Набрав в стакан воды, она зачерпнула чайную ложечку и поднесла к губам дочери. Несколько капель упали на детские губки и они дрогнули! Было видно, что малышка хочет проглотить эти капли. Валентина открыла ей ротик и уронила несколько капель воды на язычок. Валентина вылила в ротик немного воды с ложечки и девочка её проглотила.
Измученная мать смеялась и плакала от радости.
— Проглотила! Ты уже глотаешь, моя родная! Ты молодец, доченька моя, молодец! Ты будешь жить! Будешь! — радостно говорила Валентина.
Она выпоила ещё одну ложечку этой воды, и села рядом возле печки. Пригревшись в тепле, Валентина и не заметила, как уснула. Проснулась она от того, что девочка издала какой-то звук, похожий на кряхтение.
— Проснулась? Ты кушать просишь? А у меня в груди ещё есть молоко. Как же хорошо, что я его не успела присушить! Вот сделаю себе сладкий чай из душицы с молоком и у меня молока будет много. Я сейчас, сейчас.
Разговаривая с дочерью, Валентина приготовила грудь и, прикладывая сосок к губам дочери, выдавила несколько капель молока. Девочка слабо, но ухватилась за сосок и стала глотать материнское молоко, которое ей сцеживала из груди мать.
— Доченька, родная моя, крошечка моя, ненаглядная моя, кушай! Кушай, кушай, моя родная, поправляйся. Слава Богу, ожила моя девочка, ожила моя сладкая —и тут же поймала себя на мысли:
— "Слава Богу?" Вот тебе и пионерка, и комсомолка, и партийная, а почему-то говорю "Слава Богу", как будто он есть. Интересно, откуда я узнала про труху, что можно в ней парить больного ребёнка? Обыкновенная луговая сухая трава. Корм для скота, а так помог! Слава Богу. Да именно так, Слава Богу!
Покушав, девочка уснула. Валентина переложила её на кровать, сходила за дровами, подложила их в печь и легла рядом с дочерью. Проснулась она от холодного прикосновения к её щеке.
— Разбудил? Вас выписали? Когда приехали, с электричкой? — улыбаясь, спросил жену Анатолий.
— Выписали, но она ещё совсем слабенькая. Мы на товарном приехали. В больнице перемёрзли, так я вон ванну из трав для Алёнки делала, согревала её. Напарилась, так спит теперь.
— А чё не позвонила? Я бы встретил.
— Я торопилась очень. А где все, мать, Андрюшка?
— В Новокузнецк уехали. Раиса с Павлом уволились, теперь в Новокузнецке жить будут. Вот она его на каникулах и повезла к родителям.
— А ты где был, мы приехали, смотрю, а дома света нет. Спать ещё рано.
— На вызове был, возвращаюсь, вижу у матери свет горит, а они на вечерней уехали. Дай думаю, зайду, узнаю, кто там. А тут вы. А чё не дома?
— Так я тебе и говорю, что в больнице мы с ней перемёрзли. Представляешь, её держали все пять дней голенькой на резиновой клеёнке без пелёнок. Хорошо в коровнике сено осталось, я трухи набрала, да её напарила. Дома, в Балыксе так я бы баню истопила и вместе бы напарились. Почему у вас нет бани? Это так неудобно ходить в казённую.
— Мать наняла бригаду, будет нынче дом строить, вот баню заодно и построим.
— Дом строить? А этот куда?
— Этот большой очень, разбирать будем. Она маленький хочет. Андрюху заберут, она одна останется, зачем ей одной такие хоромы.
— Они надолго уехали в Новокузнецк?
— Андрюшка на неделю, а мать с поездом должна приехать. Если конечно в церкви не задержится.
— Мы наверно пока здесь поживём, я хочу её в трухе ещё несколько дней попарить. Мазь скипидарную делаю и втираю в тельце. Слабенькая она.
— Давай я буду привозить труху, а ты её дома будешь парить. А мазь и дома можно делать и натирать.
— Ну, хорошо. Тогда иди, набирай в мешок трухи, а мы будем собираться. Ты не знаешь, в магазине куры есть? Её куриным бульоном кормить надо.
Жир надо достать барсучий или медвежий.
— Жир достанем, а курицу я у матери возьму.
Дочь у Валентины поправлялась очень медленно. Она долго не могла встать на ноги, а ползать разучилась. Да и вообще первый месяц сидела в подушках, не могла сидеть без опоры. У девочки часто поднималась температура, кашель, одышка. Когда она задыхалась Валентина в панике бежала к Анне Семёновне, а если она была на вызове, то летела в железнодорожную больницу к Галине Серебряковой, чтобы сняли приступ одышки. После того как приступ снимали, Валентина облегчённо вздыхала и поила дочь лекарствами, что выписывали врачи.
Когда время подошло ехать в Абакан, сдавать экзамены, она поехала к родным в Балыксу.
— Баб, мне в институт надо. Хочу, чтобы ты посидела с Алёнкой, но только у нас дома. Толик знает, что для неё надо, да и ей дома привычнее. А то без мамы, да на новом месте, плакать будет. А вдруг приступ? Там и врачи рядом, если что.
— Ну, так чё, хошь у вас, хошь у нас. Где надо там и посижу — заверила Пелагея.
— Тогда собирайся, мы сейчас с электричкой и поедем, завтра уже ехать в Абакан.
— Ой, да, долго ль голому одеться, только подпоясаться! — засмеялась Пелагея и кинулась к своему сундуку.
Собрав не хитрый узел, она сообщила:
.
— Чичас бате скажу, что он один будет тут домовничать и пойдём.
Пелагея сбегала в столярку к мужу, отдала свои распоряжения и они с Валентиной отправились на вокзал.
Анатолий очень уважительно относился и к Николаю, и к Пелагее, встретил он бабушку с радостью. Пока Валентина ездила в Балыксу, он купил вина и отварил рожек, открыл баночку с тушёнкой, заправил рожки и ждал гостью.
Но Пелагея выпила только пятьдесят грамм вина, закусила щами и сказала:
— Внучек, я понянькаться приехала, пока внучка ездит, ты вино-то прибереги до её приезду. Добро?
— Добро, бабушка, добро. Вино оставим на потом — засмеялся он.
На следующий день, ночью Валентина села в поезд и поехала в Абакан.
Домой она вернулась с дипломом.
Продолжение следует...
© Copyright: Валентина Петровна Юрьева, 2024
Свидетельство о публикации №224061101556