Спустя тридцать лет с момента школьного выпуска главный герой открывает школьный фотоальбом и вспоминает старых друзей. Он решает отыскать кого-нибудь, чтобы узнать, как сложилась их судьба. Однако, все его попытки тщетны, он не может найти ни одного человека. Все они словно сквозь землю провалились. Герой начинает расследование и то что он обнаруживает, переворачивает его жизнь с ног на голову.
Продолжение истории "Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома. Мистическая история"
1 том читать здесь, на Литрес или Автор.Тудей
Краткое содержание 10 главы:
В 10 главе главный герой Антон просыпается в незнакомом доме и постепенно осознает, что каким-то образом перенесся в прошлое - в 1981 год. Он находит доказательства этого: старый телевизор, программу передач, советские автомобили на улице и, самое главное, фотографию из своего детского сада, где он сам изображен маленьким мальчиком. Выясняется, что это квартира принадлежит его бывшей воспитательнице Антонине Михайловне, которая недавно нашла его в лесу.
Он решает, что должен предотвратить катастрофу - взрыв в конструкторском бюро "Звезда". Для этого ему нужно влиться в местное общество и попасть на завод.
Во дворе Антон встречает пожилого инженера Дмитрия Александровича Грибанова, который, как оказалось, работал в том самом бюро "Звезда". Старик намекает на секретные разработки и выражает беспокойство по поводу некоторых аспектов своей работы, показывая Антону золотые часы "Чайка", которые, по-видимому, как-то связаны с его тревогами.
Глава 11
Я покосился на его удивительно тонкие, изящные, даже какие-то женские руки и что-то внутри приказало мне помалкивать и сидеть по стойке смирно. Держать ухо востро. Этот дед был не так прост, каким хотел казаться.
— Да?
— Да. Вы знаете, что это? — он держал на ладони золотые часы, которые ослепительно блестели на солнце.
Я покачал головой.
— Похоже на часы.
Старик кивнул.
— Верно. Но вы знаете, для чего их использовали?
Я глупо улыбнулся.
— Видимо, для украшения. Потому что измерять время можно куда более дешевым и доступным способом.
— Угу, — ответил он. — Дорогая вещица, вы правы.
Некоторое время он молчал, покачиваясь всем телом как жердь, потом вдруг резко встал и направился в подъезд. Через минуту хлопнула дверь, а я остался сидеть на лавочке в совершенном недоумении. Этот мужик работал на заводе, но был далеко не так прост, как мне показалось изначально.
Держать ухо востро — хорошая тактика, особенно с незнакомыми людьми. Моя эйфория от того, что случилось не прошла, но она вдруг претерпела существенное изменение — я понял, что в том славном мире, когда я был ребенком, не все было так радужно. Не все люди были братьями. И если мне кто-то дал ключи от своего дома, это совсем ничего не значило. Может быть, просто в этом доме нечего было взять.
Все эти мысли стрелой пронеслись в моей голове. Еще некоторое время я продолжал сидеть на лавке, прислушиваясь, не выйдет ли старик. Но из-за двери не доносилось ни звука.
«Тебе повезло, он не настучит в КГБ о странном молодом инженере, который появился совершенно неожиданно и сразу начал интересоваться секретными разработками секретного завода», — сказал внутренний голос.
И я понял, что только что был если не волосок от гибели, то от десяти лет лагерей как минимум. Что меня остановило? А ведь я чуть не начал расспрашивать старика о его работе. Ох, как опасно…
Меня даже передернуло от собственной беспечности. Разведчиком мне явно не быть. Отсутствие камер и людей с круглыми значками «АП» не должно было меня так расслабить.
Я поднялся со скамьи. Занавеска на кухне первого этажа едва заметно шевельнулась. Старик следил за мной. В этом не было сомнений.
Не оборачиваясь, я зашагал к дороге, пересек ее, нырнул в лес и все это время на спине я ощущал тяжелый взгляд. Только когда я скрылся в чаще, стало немного легче. Тропинка вывела меня на лужайку, посреди которой чернел здоровенный мокрый пень. Я внимательно осмотрел каждый клочок земли, нашел пару окурков «Примы», колпачок от авторучки, половину сгнившего футбольного мяча и женскую туфлю. Все это вряд ли могло принадлежать мне или какому-то другому путешественнику во времени. Я оставил находки на своих местах, затер следы возле пня, а потом подумал, что если бы выполнял все эти действия в свое время, то любой патруль принял бы меня за закладчика. Раньше и понятия не имели, что это такое.
Через десять минут я вышел на трамвайную остановку. Здесь, казалось, ничего не изменилось — только краска на бетонных стенах из блекло-синей стала тускло-зеленой да пропали многочисленные надписи.
На скамеечке под навесом сидела девочка в школьной форме с портфелем на коленях. Она без страха взглянула на меня, как будто небритый мужик, выходящий с сумкой из леса, был для нее в порядке вещей.
— Здравствуйте, — сказала она.
Я кивнул.
— Добрый день.
— Вы не подскажете, который час?
Я полез было за телефоном, но осекся. Покачал головой.
— Забыл часы… дома.
— Вы здесь живете? — спросила она.
Я почувствовал себя на допросе и даже слегка опешил.
— Да… то есть… нет… наведывал старую знакомую… — Я понял, что даже простые вопросы выбивают меня из колеи.
Ее красный пионерский галстук красиво лежал на белой блузе — я уже и забыл, как это выглядит.
— Скорее бы каникулы, — мечтательно протянула она. — Поеду к бабушке на море с братом.
Вдали заверещала трамвайная трель.
— Наконец-то! — девочка вскочила и подошла к трамвайному полотну. Что она здесь делала, я так и не осмелился спросить. Может быть, приезжала к однокласснице на улице Зеленой.
Я доехал до проспекта Мира — там возле фонтанов девочка вышла, махнув мне рукой. Я помахал в ответ. Потом спохватился — нужно было купить билет. Люди подходили к ящику в центре вагона, кидали в прорезь монетки, откручивали рукояткой полоску бумаги и отрывали. На самом ящике было написано:
КАССА
ПРОЕЗД 3 КОП — 1 БИЛЕТ
БАГАЖ 10 КОП — 3 БИЛЕТА
Над раздвижными дверьми полустертыми красными буквами темнела трафаретная надпись «СОВЕСТЬ ПАССАЖИРА — ЛУЧШИЙ КОНТРОЛЕР».
И разумеется, никаких контролеров. Никаких ангелов порядка. У меня с собой не было ни копейки денег и подспудно казалось, что каждый, кто открутил билет, вопросительно и с немым осуждением смотрит в мою сторону.
На самом же деле, никому до меня не было дела.
Или все же было?
Человек в светлом болоньевом плаще, возникший ниоткуда, стоял в задней части трамвая и будто бы смотрел в окно. Но мне казалось, что он наблюдает за мной.
Трамвай громыхал по чистым пустынным улицам. Я прикидывал, где мне выйти и боковым зрением поглядывал на мужчину. Старик мог позвонить куда следует и вот… привет, слежка.
Я напрягся. Тут же вспомнил, что этим еще быстрее выдам себя — не дай бог у кого-то возникнет желание проверить мои документы, которых у меня не было. Глубоко вдохнул, расслабился. На лица напялил глупую беззаботную полуулыбку.
Возле театра музкомедии я вышел — выпрыгнул из трамвая и беззаботно, размахивая руками, зашагал по тротуару, наблюдая за действиями плаща. Тот поехал дальше, однако сквозь бликующее стекло я поймал его испытующий настороженный взгляд.
Да мало ли кто это, — подумал я и остановился. Передо мной возникла бочка с надписью «КВАС» большими черными буквами на выпуклом желтом боку. Дородная женщина на стуле скучающе поглядывала по сторонам. Как назло, после всех переживаний горло пересохло настолько, что я едва сдержался. Похлопал себя по карманам и тут же вспомнил, где нахожусь. Видимо, на моем лице отобразилась вся гамма чувств.
— Что, кошелек забыли? — спросила женщина, улыбаясь.
— Д… да. Похоже, что забыл, — я сконфузился, но она, не дав мне опомнится, тут же произнесла: — Вам большую или маленькую?
— Маленькую… — пробормотал я.
Она наполнила стакан и протянула мне.
— Три копейки потом принесете.
— Спасибо… конечно! — я с радостью принял напиток, сделал глоток и от холода у меня свело скулы. — О-о… — только и смог я выдавать из себя.
— Осторожно, холодный! — засмеялась она. — Не простудитесь!
— Какой же вкусный!
Я и правда наслаждался давным-давно забытым вкусом и не мог поверить, что это правда, что я на самом деле пью тот самый квас.
— Вы как будто первый раз пробуете! — удивилась она.
— Да… — вырвалось у меня. — То есть когда-то давно пробовал, уже и забыл…
— Странный вы! — засмеялась женщина беззлобным и каким-то добрым смехом. — Приезжий что ли?
— Да… вот в командировке… скажите, как проехать к «Звезде»?
— Это завод что ли? Так вам нужно на пятерку на троллейбус, это вон там, с другой стороны остановка. И пятую остановку выходить.
— Большое спасибо! — я поставил кружку на столик. — Постараюсь занести вам…
— Будьте здоровы! — улыбнулась она.
Я вспомнил, что к заводу действительно когда-то ходил троллейбус, потом линию, как и многое другое, ликвидировали, провода и сами троллейбусы продали на металл, а вместо них пустили вечно переполненные маршрутки.
Я было двинулся к дороге, чтобы перейти ее на противоположную сторону, потом понял, что спешить некуда — Московский проспект, вечно забитый в час пик сейчас был свободен. Редкие автомобили проносились мимо — никакой тонировки, громкого рэпа из салонов и криков: «Куда прешь, гад?!».
Однако у края дороги я остановился, хотя вдали заметил выплывающий из-за поворота троллейбус. Я оглянулся — продавщица кваса приветливо помахала мне рукой. Я ответил ей. Взгляд мой переместился чуть выше — за холм и старый четырехэтажный дом, который позже снесут ради постройки эстрадного моста.
Там находился мой дом, который в 1981 году уже был построен, мой садик, где я, по видимости, находился прямо сейчас (а где же еще), и какая-то щемящая волна нахлынула на меня с такой силой, что я пошатнулся.
Нет. Завод потом. Сейчас… мне нужно было увидеть это… своими глазами.
Но до своего дома и детского сада, где дети в это время как раз вышли на прогулку после полдника я так и не дошел.
Нырнув по тропинке между деревьев, я оказался перед тем самым павильоном и здесь, похоже, за прошедшие сорок лет ничего не изменилось.
На меня уставились как минимум три пары глаз. В серых штанах и пиджаках, помятые и небритые — они замолчали разом, хотя секундой ранее между ними явно происходил оживленный диалог. Сквозь кустарник до меня долетели характерные фразы и отдельные слова «ЦСКА порвет как тузик грелку», «Сарычев уже не тот», «Хидиятуллину пора на пенсию», «Динамо Киев», «договорняк», «ставлю трешку» и другие не менее интересные характерные словосочетания.
Столиком вместо европаллет им служил большой жестяной ящик серого цвета, в котором, я это точно знал, хранился песок. Ящик непосредственно примыкал к стене павильона, входа же теперь было два — надо одним было написано «Пункт приема стеклотары», а над другим — «Пивная».
— Ну надо же! — пробормотал я, удивившись. — Как удобно…
Я сделал еще шаг и между этими дверьми увидел объявление, написанное от руки на обычном листке бумаги:
«ВНИМАНИЕ! ТРЕБУЕТСЯ ГРУЗЧИК. ОБРЩАТЬСЯ К АДМИНИСТРАЦИИ».
— Эй! — послышался чей-то окрик, но я продолжал смотреть на объявление.
— Эй, — повторился окрик.
Я поднял голову и увидел мужчину неопределенного возраста, в коричневых клетчатых штанах и таком же пиджаке. Он был похож на клоуна. Не хватало красного мячика на носу, хотя сам нос как раз был круглым и красным. Я чуть не рассмеялся.
— Че лыбишься, интеллигенция?! — послышался другой голос.
Я не испугался этих ребят, хотя, признаться, первым желанием было быстро скрыться за углом — первый контакт с мужской частью населения времен моего детства мог закончиться не самым лучшим образом.
И я вдруг вспомнил. Озарение нахлынуло с такой силой, что едва не сшибло меня с ног.
«Я ушел на работу в то утро. Помнишь? Было весеннее майское утро. Светило яркое солнце. Я вставал в шесть, к семи уже уходил, а ты только просыпался. В то утро я не стал тебя будить – весь вечер ты был чем-то озабочен, чем-то своим детским» — это были слова отца, сказанные им при нашей встрече. Но я понял, о чем говорили мужики, потому что вечером вместе с отцом мы смотрели футбол, он был ярым, просто исступленным фанатом ЦСКА и в тот вечер… тот вечер мне запомнился навсегда. Потому что он был последним, когда я его видел. И да, на просмотр матча он всегда покупал трехлитровый бидон пива.
— Ничья! — выпалил я, глупо улыбаясь, хотя сердце стучало как бешеной мотор.
— Ты дурак? — осклабился клетчатый.
— Да он смеется над нами! — сквозь зубы процедил второй, приземистый мужик в синих трениках с пузырями на коленях и когда-то белой майке-алкоголичке. — Издевается!
По лицам разношерстной гоп-компании было видно, что они уже успели прилично подогреться перед матчем и теперь были настроены более чем решительно — каждый за свою команду готов был порвать другого.
А результат того матча я помнил до сих пор. Разочаровывающий результат.
— Армейцы разнесут их на раз-два, — раздался голос чуть позади клетчатого.
Я не заметил мужчину очень низкого возраста, буквально метр — очень плотного, с квадратной челюстью. В руках его застыла огромная кружка, наполовину наполненная пивом.
Клетчатый повернулся вполоборота.
— Кого они разнесут в гостях?! «Нефтчи» и то проиграли! Киевляне сейчас в ударе, Лобановский им ноги оторвет!
— Я тебе сейчас сам ноги оторву, — процедил карлик и клетчатый не стал с ним спорить.
Все вместе они уставились на меня как на пришельца.
— Чего вылупился? За кого болеешь? — карлик выступил вперед, и я понял, что он тут, похоже, главный.
— За ЦСКА, — выдавил я, с трудом проглотив комок в горле.
Карлик покровительственно качнул головой и обернулся к своим приятелям.
— Ну вот, видите! — он взмахнул детской рукой. На коротком безымянном пальце я заметил довольно приличных размеров золотой перстень. — Наш человек!
Остальные — а там оказалось всего человек шесть или семь загудели как пчелы в улье, я же наоборот слегка расслабился. Заполучив в виде карлика, который тоже болел за ЦСКА какую-никакую поддержку, мне стало чуть легче дышать.
— Сколько ставишь? — карлик вновь повернулся ко мне. Его черные глазки-бусинки буравили меня насквозь, дымок от сигаретки струился по лицу, но он даже не щурился. Тертый, прожженный калач.
Народ вокруг примолк. Мне показалось, даже птицы на деревьях вокруг и те вдруг затихли.
— Пятеру.
Я хлопнул себя по карманам пиджака, слегка повернулся, полез во внутренний и… на моем лице расползлась гримаса разочарования.
— Черт… простите мужики… кажется… вчера все потратил на девушку…
А что еще я мог сказать? Дома забыл? Слишком уж избито, а так они, кажется, даже слегка опешили.
Карлик взглянул на клетчатого — в явном недоумении.
— На девушку? — вырвалось у него, будто бы у такого как я в жизни не могло быть девушки.
Я зажмурился, привлек на свою сторону всю имеющуюся фантазию — по Станиславскому, иначе бы точно не поверили, и представил как мы со Светой сидим в летнем кафе, а в конце вечера я расплачиваюсь последней оставшейся пятеркой. Не остается даже на такси. Я виновато улыбаюсь и развожу руками.
— По тебе и видно, — неопределенно буркнул мужик в светло-зеленой рубашке без рукавов. — С его здоровенного блестящего черепа свешивалась моряцкая бескозырка. — Фраер, значит…
Вперед вдруг выступил незаметный парень в какой-то синей робе. Рыжие засаленные волосы закрывали глаза, зато из-под волос выступали острые на концах, как у гоблина или Леголаса из «Властелина колец», уши.
— Я за него поставлю, — сказал парень писклявым голосом и положил пять рублей на серый железный ящик.
Карлик тут же накрыл пятерку стаканом с пивом.
— Ага!!! — издал он торжествующий звук, — смотри сами, Леший, смотри сам, тебе виднее, сам потом с него стрясешь, я помогать не буду!
— Мне не нужна твоя помощь, — спокойно сказал парень по кличке Леший.
Он даже не посмотрел на меня, и я так и не увидел его глаз.
— Че встали, делаем ставки, народ! — карлик развернулся всем телом, крутанулся вокруг оси и на него тут же посыпались купюры. Я видел, что мужики ставят понемногу: кто по рублю, кто по трешке. Лишь в конце, когда все уже поставили, и карлик принялся пересчитывать мятые купюры, делая отметки в своем маленьком замызганном блокнотике, из бара вышел еще один мужик. Он был в бежевом костюме и по сравнению с остальной гоп-компанией выглядел как Ален Делон. Я даже кашлянул от изумления — так он был похож на современного киногероя и денди.
От него шла волна какой-то странной силы. Компания примолкла, а он тем временем протянул четвертной с Лениным.
— Динамо, — коротко сказал он.
Карлик кивнул, но ничего записывать не стал. К тротуару тем временем подкатила черная Волга. Мужик окинул всех взглядом, так же молча уселся в машину и уехал, окатив окрестности свежим «Шипром».
— Шелест, — прошептал кто-то.
Я чуть было не спросил, кто это, но ответ последовал раньше.
— Директор рынка.
— Эй, — кто-то тронул меня за плечо. — Держи.
Я как раз наблюдал, как «Волга», газанув, пересекла двойную сплошную, развернулась и умчалась куда-то в сторону центра.
Повернувшись, я увидел рыжего, который протягивал мне стакан с пивом.
— Надеюсь, твоя ставка сыграет, потому что я отдал последние деньги, — сказал он.
— Ты, Леший как был дурак, так и остался, — вздохнул кто-то.
— Дуракам везет! — карлик был явно в ударе. — Всем пива за счет заведения и водочки для заводочки! — он махнул рукой и на импровизированном столике возник ящик пива и несколько бутылок водки.
Я услышал, как из павильона донесся знакомый звук и голос… Николая Николаевича Озерова — знаменитого футбольного комментатора.
— На поле в Киеве выходят игроки… Динамовцы в белых трусах и белых майках, команда занимает первую строчку турнирной таблицы! Только посмотрите, как стадион встречает своих любимцев… а это крупным планом… да, Валерий Лобановский, тренер киевской команды… о чем он задумался? Можно только догадываться нам… а тем временем…
— Начинают! — воскликнул клетчатый. — Давай уже, наливай!
Зазвенели стаканы и кружки, меня подтолкнули к железному ящику, прозвенел свисток, трибуны взревели и… понеслось.
К концу первого тайма, несмотря на несколько очень опасных моментов (по мнению Озерова), счет оставался нулевым. На перерыв команды удалились под одобрительные голоса и, кажется, на меня уже перестали смотреть как на чужака — пива наливали все больше, появилась нехитрая закуска и я вдруг почувствовал себя как дома. Я никогда не участвовал в подобных мероприятиях — лишь издали, будучи совсем мелким, наблюдал, как взрослые спорят, машут руками и пьют пиво перед радиоприемником, одновременно стуча доминошными костями.
А теперь я был в центре этой компании. И по мере приближения конца тайма, обстановка накалялась. Карлик поглядывал на меня недобрым взглядом. Клетчатый подливал пива, кто-то добавлял в стакан водки, но я этого не видел — все кружилось и вертелось перед глазами словно заколдованное и ощущение грядущего выигрыша, о котором я точно знал пьянило и окрыляло меня. Я совсем потерял голову. Наверное, я заработаю рублей сто, а может быть и двести, — думал я, потому что по ходу матча подходили еще люди и все они продолжали делать ставки и ни у кого не было и мысли, что будет ничья.
Толпа вокруг собралась изрядная, все что-то кричали, скандировали:
— Цэ-эс-ка! Цэ-эс-ка!
Но ЦСКА словно камней в бутсы набрали.
И когда прозвучал финальный свисток, никто не понял сразу, что произошло.
Я покачнулся. Карлик недобро взглянул на меня, в глазах его промелькнула злоба. Меня повело — я совершенно не контролировал, кто и что мне наливал, только в последний момент осознал, что надо бы придержать коней, но было поздно.
Раздался свисток. Кто-то крикнул:
— Шухер! Менты!
Чья-то рука потащила меня сначала за павильон, но я упал, зацепившись ногой за железный ящик.
— Вставай! — раздался знакомый голос.
Я протянул руку и на удивление мне помогли, но стоять на ногах я уже не мог, в глазах все плясало. Заботливые сильные руки повели меня куда-то, я слышал свистки, крики, но понять, откуда они раздаются не мог.
— Лежи, отдыхай, — это последнее, что я услышал перед тем, как сладковатая мутная тина поглотила меня с головой.
Прошло может быть еще пара минут, а может и тысяча лет.
Я открыл глаза — если можно так выразиться. Приоткрыл один глаз на миллиметр. Увидел белый потолок. С трудом повернул голову, но ничего понять не смог.
— Где я? — прохрипел я, но вряд ли мой стон можно было понять.
Однако, кто-то его все же понял. Ответ вышиб из меня холодный пот.
— Ты там же где и все мы. В вытрезвителе. Лежи, отдыхай.
— Как это… как… мне надо… домой… срочно…
Я подумал про отца, которому должен был рассказать про все, что произойдет в этот вечер и эту ночь, — когда он уйдет и больше никогда не вернется и все, что за этим последует и из моих глаз потекли слезы.
— Поверь, всем надо… — ответил мне тот же голос. — Все мы здесь заложники судьбы.
Чудовищная сила пригвоздила меня к кровати. Я не мог пошевелиться и лежал, бессильно глядя в потолок, на котором шевелились сумрачные тени настоящего, прошлого и будущего.