Если бы меня попросили написать сказку об Омане, я бы начала её так:
Есть в современном мире страна без культуры и истории. Страна эта застряла в Средневековье и выбираться оттуда пока не
собирается. Точнее, собирается, наверное, но очень-очень медленно, потому что люди в этой стране к переменам пока не готовы. Слишком долго они существовали в своём большом мыльном пузырьке, куда не пробивались лучи цивилизованного мира, прошедшего все стадии культурных, сексуальных и прочих бесчисленных революций.
Оман – это большая деревня, полная пыльных широких дорог, песков, верблюдов и финиковых пальм. Огромных семейных домов, где ни у кого нет ни времени, ни личного пространства, и даже, к сожалению, помыслов об искусстве или творчестве. Максимальная стадия интеллектуального развития и культурного обогащения сводится к просмотру иностранных фильмов и танцевальных клипов с использованием ВПН. Всестороннее развитие молодёжи заключается в постоянном надзоре бесчисленных родственников, которые пристально следят за ними со всех сторон – как дети и подростки проводят свой досуг, во что одеваются, что слушают, что смотрят по телевизору. Говорить о личном – харам, уединяться – харам, мечтать – харам, рисовать, танцевать, петь – можно, но только дома. Ни музыкальных школ, ни танцклассов, ни занятий по резьбе по дереву, лепке из глины, макраме, вокалу или рисованию не предусмотрено. Есть ли школы искусств в больших городах?
Вопрос в другом: есть ли в Омане большие города? С прискорбием сообщаю: есть. Два с половиной. Один на одном конце страны, зовётся столицей, то бишь являет собой разросшийся бизнес-центр, другой – на другом конце страны, зовётся культурной столицей, но из культуры там – живописное пустующее побережье, потому что купаться – харам.
Сидят милые оманцы, не знающие ничего об окружающем мире, который напирает…погодите…не напирает. Напирают только русские и пакистанцы с индусами, которым в Дубайске стало тесно и душно. В общем, сидят и ведут пустые разговоры о парфюмах, косметике, футболе, молитвах, религии, молитвах, футболе, чипсах, абаях, кондурах, портных и самочувствии нескончаемых родственников. Планируют строить дом или сарай, или перебираться в дом и перевозить хлам в сарай. Смеются над детьми, которых в каждом доме штук десять или двенадцать, у которых нет игрушек, как нет и недостатка в таких же скучающих сверстниках. С которыми можно просто молчать и тихо грезить о том, как вырастешь, нарядишься в абаю или кондуру, напялишь на голову шапочку или хиджаб, и пойдёшь – замуж или на футбол.
Сидят оманцы на полу и едят руками, приносят фрукты и финики, халву и воду, воду, воду в тысячах маленьких пластиковых бутылочек, и выжидательно смотрят: что же ты им расскажешь такого интересного, инопланетный гость, которого хочется показать всей родне. Говоришь, а толку – ноль. Не понимают ни про Россию, ни про Китай, ни про Ильфа, ни про Пушкина, ни про Петра Первого, ни про автостоп, ни про классический рок, ни про то, что сам книги пишешь, и других читаешь, не понимают – как это ты не работаешь, как это ты в свою страну не едешь. Удивляются, но баррикады не разбирают.
Спрашивают, сколько стоит купить жену. Твоё время удивляться. Да, секс платный. С пожизненной подпиской. Хочешь жениться – плати от пятисот тысяч и выше – жене, ещё столько же – семье, матери и сёстрам – купи золота. Если дома нет, пообещай построить дом.
Жён выводят редко. Если те и представляются, то скромно и тихо. Красивые, проданные, послушные. Они не ропщут и не мечтают о большем, довольствуются тем, что им покупают духи и бриллианты, разрешают шить платья на заказ, возят в рестораны, изменяют. С ними не разговаривают. Не то чтобы не хотят, просто некогда. Дети, тётки, кузены, кузины, отцы и матери, вечно ждущие в общей комнате, чтобы приглядывать за новоиспечёнными супругами, которых сами же свели. Только бы те не остались наедине со своими мыслями или друг с другом, только бы не начали говорить, не поняли бы, что несчастливы, что ненавидят жизнь за хиджабами и пижамами, не поняли бы, что система их обманывает, как маленьких цыплят.
Они не вырастают. Они не развиваются. В этой стране нет представления о том, как живут современные подростки, уезжающие из отчих домов по достижении совершеннолетия, как учатся в объединённых школах, как ходят на свидания, ошибаются, занимаются незащищённым сексом и пробуют алкоголь, как снимают сами себе квартиры или комнатушки, устраиваются в Макдональдсы (упс, простите) или в «Пятёрочки».
Они растут замкнутыми подростками, которые не рвутся ни путешествовать, ни в колледж, ни в университет, ни к спорту, ни к интересному времяпрепровождению. Они покорно постятся и молятся, выслушивают комментарии старших относительно всего, даже если всё – это ничего. Они терпеливо ждут, пока им пригонят овечку, которая составит «счастье» их жизни, вернее – подарит пять, семь, десять наследников, но с которой будет абсолютно пусто, глухо и холодно. Они не начинают вести себя как взрослые, ответственные и сознательные люди, они не выходят из-под опеки отцов и старших братьев, не принимают никаких жизненно важных решений, просто продолжают плыть по течению, видя свой долг в том, чтобы научить своих отпрысков тому же, чему научили их: молиться, поститься, молиться, поститься, не открывать лица, не оголять тело, не купаться, не подавать виду, не рассуждать о проблемах, не смотреть правде в глаза, не обсуждать социальное неравенство, не признавать сексуальные меньшинства, ни с кем не знакомиться, не делать ничего, что выходило бы за рамки. Не делать ничего, что нельзя было бы сделать в присутствии десяти родственничков, постоянно обитающих в доме, не думать ни о чём, чего нельзя произнести при этих родственничках вслух.
В стране нет ни выдающихся художников, ни известных писателей или поэтов, нет современных музыкантов, нет танцоров или спортсменов. Только полицейские, чиновники и бизнесмены. Только несчастные барашки, высшая степень утончённости для которых представляется в виде изящно оформленных витрин в торговых центрах, а наибольшее эстетическое удовлетворение приносят нарядные…гостевые комнаты, обставленные так, чтобы не стыдно было в пятницу встретить гостей со всей деревни, посидеть всем, поговорить.
Просто поговорить. Не о музыке, не о политике (обсуждать султана – харам, вы чего), не об искусстве, не о книгах, не о коммунальных услугах, не о вечеринках, не о музеях, не о вписках, не о свиданиях, не о личной жизни. В общем, поговорить ни о чём.
Почему Средневековье? Почитайте книги Екатерины Мешаненковой «Средневековье в юбке», «Чумазое средневековье», даже «Блудливое Средневековье», а потом приезжайте в Оман, и вы сами всё поймёте.