В конце двора за сараем кто-то, всхлипывая то ли плакал, то ли стонал. Паше стало интересно, он подошел поближе и увидел, что рыжий Платон длинной палкой давил собаку. Та была зажата в углу между забором и сараем, металась, выкручивалась, отпрыгивала и жалобно визжала. Платон, тыкал в собаку палкой и зло приговаривал.
- Вот тебе получай, получай, получай!
Пашке стало жалко собаку, он подскочил к рыжему и с размаху врезал ему ногой под колено. Платоха от неожиданности свалился на бок, больно ударился о камень, палка отлетела в сторону, а когда он, взъерошенный, вскочил на ноги, потирая ушибленное место, бешено завопил:
- Ты что, спятил?! Больно же!
- Не ори, чего орёшь? А собаке не больно? Зачем ты её так? – отчаянно стал наседать на него Пашка.
- Да эта дворняга чуть не укусила меня! Я хотел её погладить, а она норовила цапнуть меня за палец! А ведь могла укусить! – орал рослый неуклюжий Платоха.
- Но не укусила же. А жаль. А бить-то зачем?
Тем временем собака, поджав хвост, волоча ушибленную лапу, спотыкаясь, убежала, ища спасения за другую сторону сарая.
Все мальчишки во дворе хорошо знали Пашкин нрав, поэтому даже Платон переговариваться не стал, а ненавистно косясь на него, боязливо отошел в сторону. Ростом он был повыше Пашки, только щуплый и трусливый. А трусы, как известно, очень злые люди, поэтому он и тыкал палкой собаку.
Пашке, хоть и было двенадцать лет, но со своими сверстниками во дворе, такими как Платоха, справлялся легко. На это у него была причина.
Ребята часто неприятно напоминали Пашке о том, что он и его мать - брошенные. Больше всех злорадствовал Платон. А Пашка терпеть не мог этих обид, поэтому и товарищей во дворе у него особо не было.
За сараем тёмно-коричневый комочек повизгивая зализывал заднюю лапу. Пашка подошел поближе и увидел, что это вовсе не взрослая собака, а щенок с большими выразительными глазами. Уши у него ещё не торчали, а мягко лежали на голове. На симпатичной мордочке, словно надета была тёмная маска.
Щенок перестал лизать ушибленную лапу, сжался, отвёл уши назад и стал внимательно с опаской коситься на Пашку, подумав: «Этот тоже будет бить?» Он до смерти боялся людей, не доверял им, потому что они его часто обижали. Щенок опасливо прижался к стене сарая, опустил голову ожидая удара. А убежать у него не было сил. Казалось, что он был очень измучен.
Пёсик со смешными ушами, чем-то понравился мальчишке и ему стало его жалко. Он взял дрожащего щенка на руки.
- Откуда ты такой взялся? – спросил он у трясущегося щенка. – Чего дрожишь-то? Боишься? – Он прижал щенка к себе. – Не бойся, не бойся… Пойдём ко мне, - раздобрился Пашка, - я тебя покормлю.
Дома Пашка опустил щенка на пол и обнаружил, что тот своими боками перепачкал его свежую рубашку. «Влетит мне теперь от мамы, когда придёт с работы». Не долго думая он разделся, сунул грязную рубашку под раковину в ведро, где мама держала бельё для стирки. А сам подхватил щенка и в ванной, намыливая маминым шампунем, из гибкого душа стал его поливать. Щенок фыркал, визжал, вырывался, но сильные Пашкины руки мыли у него лапы и тёрли впалые бока.
По окончании душа Пашка хотел накрыть щенка полотенцем, чтобы вытереть, но тот в испуге вырвался, затрясся всем телом, и брызги веером полетели в разные стороны. Всё же ему удалось насухо вытереть трясущееся тело и лапы, потом, ласково погладил щенка по чистой мягкой шерсти и сказал:
- Подожди, я сейчас, - открыв холодильник, взял кастрюлю, налил в миску борща и поставил в микроволновку подогреть.
Щенок, оказавшись в незнакомом месте растерялся, чужие запахи заставили насторожиться. От страха он продолжал дрожать и меж растопыренных лап, на полу образовалась лужица.
- Эх, что же ты наделал! – всполошился Пашка. – Придёт мама задаст мне. – Он побежал в ванную комнату за тряпкой, стал вытирать лужу, по-доброму приговаривая: - Ну, ничего, это с каждым бывает, - успокаивал он себя и трясущегося щенка, который виновато смотрел на него.
У своей кровати Паша поставил миску с тёплым борщом и подтолкнул щенка к ней.
- Давай, ешь! – ласково сказал Паша, а сам сел на стул в стороне, чтобы не смущать собаку.
Щенок недоверчиво подошел к миске: «Нет ли здесь какого подвоха?» Такой вкусный запах в его короткой жизни никогда не встречался. Он осторожно сунул мордочку в миску.
С момента рождения щенок, со своей мамой, жил под железнодорожной платформой. Каждый день они бегали к открытому станционному кафе, а там посетители из жалости иногда бросали им остатки еды. Этим и питались. Но мама случайно попала под электричку. Погибла. И он остался один. Что делать не знал. Но по-прежнему продолжал бегать к кафе и кое-как перебиваться брошенными подачками. Однажды большой толстый человек бросил ему кусок колбасы. Он с жадностью быстро съел его и стал следить за этим добрым человеком. А тот, не обращая внимания на щенка, выпив кофе, пошел домой в сторону посёлка. Щенок побежал за ним, надеясь на что-то хорошее.
В посёлке ничего хорошего не случилось. Добрый человек распахнул дверь своего жилища, шагнул за порог и скрылся там. Надежда оказалась напрасной. Пёс остался на улице. Это огорчило его. Он, озираясь с тоской смотрел на мир, а равнодушный мир на щенка не смотрел. Он был никому не нужен, кроме мамы, но мамы не было. А сам он ещё не знал, как себя вести, не знал осмысленных действий. Его глаза наполнились горьким отчаянием. Пошел мелкий дождь. Щенок поджал хвост, опустил голову и, прячась от непогоды поплёлся в укрытие. Жить ему теперь пришлось под крыльцом старого дома, еду добывать, где придётся…
Дома щенок, косясь на Павлика, долго обнюхивал миску, готовый в любой момент отбежать, если обманут. Но вкусный запах манил его, а голод подталкивал. Когда он переборол в себе страх и робко лизнул языком то, что в миске заманчиво пахло, то с радостью, виляя хвостом, съел всё, даже облизал у миски края.
Пашка остался доволен, что накормил это хвостатое существо. А щенку никогда не приходилось так вкусно и сытно есть.
- Как же тебя зовут-то? – весело спросил Пашка у щенка. А тот, молча, благодарными глазами, облизываясь смотрел на него. – А давай я буду звать тебя Даня, а?.. Нравится? - Щенок, прислушиваясь поднял голову и тихо заурчал. – А-а, нравится! – обрадовался Пашка. – Мне тоже! – Взял коврик со стула, положил его под свою кровать. – Даня, иди сюда. Здесь будешь жить, чтобы тебя мама не видела.
Даня ничего не ответил, только с удивлением посмотрел на него, и перебирая толстыми лапами, прихрамывая покорно пошел под кровать.
- Вот умник! – воскликнул Паша.
Павлику исполнилось пять лет, когда отец уехал жить в другой город, а мать с сыном остались в посёлке. Раиса сильно переживала разрушение семьи. Единственная подруга вместо того, чтобы понять тяжелое положение женщины, отвернулась, считая, что это её неоправданное поведение явилось причиной развода. Раису это злило, но упрямый характер не позволял искать пути примирения с подругой, оставаясь в гордом одиночестве со своим горем. В её сердце закралась глубокая тревога и безнадёжность. Не находя взаимопонимания даже с сыном, она махнула на себя рукой с тоской думая: «Для чего жить?»
Раиса устроилась работать на почту, но и там часто вступала в пустяковые конфликты. А плоскогрудая начальница, всякий раз, после ссоры, грозила ей увольнением. Однажды, в конце рабочего дня она была не в духе, и оставаясь с Раисой наедине, ядовито, с показным наслаждением, прямо в лицо, сказала:
- Твой скверный характер, Раиса, привёл к тому, что ты теперь одинокая, обойденная судьбой, никому ненужная баба.
Это сильно оскорбило её. Она хотела уйти с почты, но не решилась: другой работы в посёлке не найти, поэтому вынуждена терпеть. Вкусив хинную горечь одиночества, она была обижена на всех, старалась ни с кем не общаться. Мучаясь от этой безысходности, всё больше уходила в себя и не откликалась на окружающую жизнь.
Каждый человек, с кем случается такое, никогда не ответит на вопрос: за что мне это? А сам всё-таки поймёт, за что.
В угнетённом состоянии Раиса возвращалась с работы домой. Причиной такого состояния был разговор с начальницей, которую она ненавидела угрюмой ненавистью. Она уже подходила к подъезду, как с лавочки, где сидели вечные старушки, за её спиной, раздался требовательный голос.
- Раиса!
Она обернулась: три подружки, поджав морщинистые губы, осуждающе сверлили её взглядом. А одна, боевая, которая окликнула, заговорила скороговоркой:
- Ты бы, Раиса, поговорила со своим сыночком, утихомирила бы его, а то он прохода не даёт во дворе нормальным хорошим мальчикам – колотит их. Избил вот моего Платошу. Вразуми ты своего оболтуса.
Раиса молча посмотрела в выцветшие бабкины глаза и безнадёжно подумала: «Господи, как надоело всё это». Её душа давно покрылась мозолями от этих упрёков, от этих слов.
- Поговорю, - справляясь с собой, удручённо пообещала она.
Дома Раиса устало опустилась на стул. В голове ещё держалась обида начальницы, да ещё эти бабки… Она обозлённо позвала к себе сына:
- Паша! А ну иди сюда.
Павел нехотя подошел к матери.
- Почему мне жалуются соседи на тебя, что ты такой драчун и забияка, дерёшься с мальчиками? – сухо и холодно спросила она, и плотно сжала губы.
- Откуда я знаю, почему они жалуются?.. Я с ними не дерусь, - виновато опустив голову проговорил Паша.
- Зачем ты избил Платона? Он из хорошей семьи, воспитанный мальчик.
- Он не честный… Да я его и не бил…Просто дал ему в лоб, чтобы не зазнавался…
- Почему же соседи жалуются? – перебила она сына всё больше раздражаясь. – Дал в лоб – это что такое?
- Кто дразнится, тот и получает за это! - неожиданно выпалил Павел.
- Дразнится? – удивилась она. – И как же они это делают?
- Да ну… - Павел, не знал куда глаза деть, заупрямился и отвернулся. – Не хочу говорить.
- Говори, говори, - настойчиво и строго приказала мать. – Чего ты глаза прячешь?
Паша не хотел говорить зная, что это обидит её. Но побоялся соврать, поэтому подчинился настоянию мамы.
- Они дразнят меня… И тебя, - и вполголоса добавил: - Они кричат, что мы - брошенные.
У Раисы от уязвлённого самолюбия до боли сжалось что-то в груди. Она этого не ожидала. Перед ней стоял с поникшей головой её сын, который защищался от унижения, потому что его отцу, когда-то, она не подумав, сказала: – «Уходи». Почувствовав себя виноватой перед ним, через силу, чтобы не заплакать, улыбнулась и неожиданно прижала к своему сердцу его тёплое тело.
- Упаси бог, сынок, обращать на эти дразнилки внимание, - вдруг горячо проговорила она шепотом, старательно вкладывая в эти слова всю обиду, терзавшую её душу.
И в ту же минуту лицо её посерьёзнело, настроение поменялось. Мать заметила, как из-под кровати, притаившись выглядывала собака. Пёс с интересом и с любопытством, наклонив голову то на одну сторону, то на другую рассматривал Раису.
- Боже мой! Это что такое? – не выдержав строго сказала она, нахмурив брови. – Откуда у нас собака?
Паша забеспокоился, подскочил к щенку и взял его на руки.
- Мама! Его Платон бил палкой, повредил ему лапу. Я заступился. А этот ябеда взял и пожаловался своей бабушке…
- Подожди, подожди, - резко остановила она сына. – Значит, Платон бил его, а тебе стало жалко, и ты взял бродячего грязного щенка и принёс домой? – В её словах прозвучал сердитый упрёк.
- Почему грязного? Я его вымыл… Посмотри какой он чистый, - отважно сказал Паша и поставил щенка на пол.
- Вот только не хватало нам собак в доме, - с упрямым выражением лица болезненно проговорила она.
Щенок косолапо прихрамывая двинулся к Раисе, словно приглашая потрогать его и убедиться, что он чистый. Хвостик его нервно вздрагивал.
Она осторожно коснулась рукой тёплой плюшевой шерсти собачонки. А тот, наклонив набок тёмную мордашку доверчиво смотрел на неё: - «Ну как, чистый?»
Паша испытал заметное чувство тревоги за судьбу щенка. Ведь мама может выгнать его из дома. А во дворе мстительный Платон опять втихаря будет его бить за то, что ему показалось, что щенок хотел его укусить.
- Мама, пусть он с нами побудет, пока его лапа не заживёт, - жалобно пролепетал Паша.
Мать с грустной нежностью посмотрела на сына. Какие-то душевные перемены случились с ней, она подумала: «Почему он должен терпеть это обидное слово – брошенный? Зачем ему моё наказание? Зачем лишать его наивного желания лечить щенка? Мой сын – человек, растёт с добрым сердцем». И ей захотелось сделать для него что-то приятное, не как мальчишки во дворе. Она спросила.
- А почему он хоронился под кроватью?
- Я подумал, что там ему будет спокойнее, - неуверенным тоном замямлил Павлик, стараясь задобрить маму.
Пёсик уютно притулился у ног Паши, задрав симпатичную мордашку кверху, любознательно перекидывал свой взгляд то на одного, то на другого.
После некоторого колебания сердитость у матери стала угасать. Она слегка понизила голос и со спокойным выражением лица сказала:
- Его надо покормить. Уж очень он худенький.
У Павлика отлегло от сердца. Значит, мама согласилась с тем, чтобы щенок остался в доме, пока не заживёт лапа. Благодарная улыбка засияла на его лице.
- Вообще-то он не голодный, я его покормил, - радостно и быстро заговорил он. – А зовут его Даня!
- Ишь ты… Откуда ты знаешь, как его зовут? – удивилась мама.
- Это я придумал такое имя. Тебе нравится? – вкрадчиво спросил он.
Раиса молчала. Ей казалось, что держать собаку в доме - лишнее, но уж больно сын переживает за него.
- Нравится, - не сразу, наперекор своему желанию, ответила она. А в голове закрутился вопрос: «В комнате собака будет мешаться под ногами». – И скрепя сердце, вяло махнув рукой, сказала: – Ладно, пусть пока живёт у нас. Я думаю, место твоему Дане будет в прихожей.
Паша, соглашаясь с восторгом закивал головой, и повёл Даню осваивать новое место. А Даня не стал возражать. Он покорно с удовольствием сладко растянулся на коврике в коридоре, вытянул вперёд крепкие передние лапы, на них положил голову.
На самом деле беззащитное животное с доверчивыми глазами тронуло самые потаённые чувства в душе Раисы, только признаться в этом она себе не решалась. А вот лишить сына сочувствия, ответственности и радости не хотелось. Недоброжелательности, враждебности ей хватало и на работе, и в жизни.
На радость Павлика, мама разрешила оставить щенка в доме до тех пор, пока он не перестанет хромать. Для сына это был настоящий праздник.
Паша усиленно стал кормить своего нового друга, и выгуливать его два раза в день. Они гуляли и играли за сараями на площадке заросшей зелёной травой и кустами, примыкающими к берегу пруда.
Паша, с неиссякаемым чувством тепла наблюдал как Даня неловко подпрыгивая и слегка хромая, но радуясь, наверное, наступившей сытой жизни, потешно крутился вокруг своей оси, норовя ухватить собственный хвост. Не теряя из вида Павлика, пёс думал: «Может мне всё это снится? Вдруг хозяин уйдёт, бросит меня». И в знак признания он то и дело подбегал к Павлику, чтобы лизнуть его в нос.
Весёлый нрав собаки понравился и Раисе. По приходу с работы, она находила в нём душевное утешение, по-доброму улыбаясь гладила его мягкую шерсть и с интересом наблюдала, как светилась от счастья смышлёная мордашка щенка, отчего душа её постепенно обретала теплоту и покой. С момента появления Дани мир для неё как-то незаметно стал меняться, обретая иные очертания. Щенок вселял в неё уверенность к жизни.
На почте Раиса стала сдержаннее и спокойнее. В отношениях с начальницей появились нотки уважения и даже взаимопонимания.
Пёс с нетерпением встречал Раису с работы. У него были какие-то детские эмоции: чуя, вскакивал со своего коврика, когда она только подходила к подъезду, с радостью в глазах садился у двери и, отчаянно виляя хвостом, ждал её прихода. А она его баловала, приносила какое-нибудь лакомство. Даня деловито и благодарно урча принимал подарок.
Раиса заботливо интересовалась у сына, гулял ли он со своим питомцем. На что получала утвердительный ответ, поскольку Паша делал это с большим удовольствием.
Всё внимание мать и сын стали уделять четвероногому гостю. А сообразительный щенок стал откликаться на имя Даня. Это веселило и радовало их обоих. Лапа у него стала заживать, он больше не хромал, а телом окреп. Даня спокойно вперевалочку ходил по квартире, понимая, что обрёл дом, заботливых хозяев, а с ними доброту и ласку.
Когда-то Раисе казалось, что жизнь потеряна, но собака зажгла в её душе искорку надежды. Щенок, со своей непосредственностью сбросил с её души какую-то тяжесть.
Прошло время и они привыкли к собаке, Даня стал для них, как член семьи.
Между тем тёплое лето уступило место холодной осени. На площадке, где Павлик выгуливал собаку, у высокого тополя последние листочки, потерявшие свой цвет, дрожали от слабого, но назойливого ветра, цеплялись за крепкие ветки, словно за жизнь не желая оторваться от них. Ветер доносил пряный запах рано опавших листьев. Пруд за кустами затянуло тонкой ледяной коркой.
Паша, гуляя с собакой, чтобы согреться, бросал палку к кустам и с радостным интересом наблюдал, как пёс азартно, с высунутым от счастья языком, носился за ней и возвращался к хозяину, держа её в зубах. От этого им было тепло, весело, а игра забавляла обоих.
В очередной раз Паша взял палку покрутил её в руках, а у Дани глаза заблестели от любопытства: «Что будет делать с ней хозяин?» А хозяин размахнулся и запустил её далеко-далеко, за кустарник. Даня стремглав рванул туда… И пропал.
Налетел холодный ветер, Паша, подпрыгивая, чтобы не замерзнуть, стал ждать, когда собака вернётся с палкой в зубах. Но Даня не появлялся. Вдруг он услышал из-за кустов прерывистый жалобный визг. Паша помчался на звук. Раздвигая кусты, пролез на сторону пруда и увидел, как пёс, проломив тонкий лёд, барахтаясь начинал тонуть, держа в зубах палку. Корка льда мешала выбраться на берег, голова его часто уходила под воду. Павлика охватил ужас. Он не испытывал страх, только жалость к собаке. В горячке, сбросил с себя курточку, плюхнулся в воду, чтобы спасти друга, провалившегося под лёд. Находясь по пояс в воде отгребаясь, разбивая острый лед руками и локтями еле-еле добрался до тонущего пса и с трудом вытащил его на берег. В смертельном испуге щенок трясся и тихо скулил, словно прося прощения. На земле, Павлик, накрыв мокрого щенка сухой курткой, прижал к себе. Не чувствуя осенней холодной воды в кроссовках и в намокшей одежде, побежал с ним в обнимку домой.
Дома Паша переоделся, спрятал кроссовки, чтобы мама не увидела, а мокрую одежду стал сушить утюгом. Даня лихорадочно дрожа улёгся на свой коврик и затих. Павлик боялся, если мама узнает о случившемся, то может испугаться, рассердиться и сказать, чтобы собаки в доме больше не было, от греха подальше. Она не будет слушать его, что во всём виноват он, что это он запустил палку, которая упала на лёд пруда, Даня бросился за ней, схватил зубами, а тонкий лёд не выдержал его и обломился…
Но всё обошлось благополучно.
Когда Раиса пришла домой, она ничего не заметила, но глаза её радостно светились от счастья. Она даже не обратила внимания на то, что Даня её не встречал, а тихо лежал в прихожей на коврике, не заметила и мокрых кроссовок. Она тихо подозвала Павлика к себе и каким-то таинственным голосом сказала:
- Сегодня, сынок, пришло письмо от твоего отца. Я его на почте получила, вот оно, - она вынула из сумочки конверт. - Он пишет, что очень скучает, переживает, просит разрешения вернуться к нам. Пишет, что больше не может жить без нас, - она говорила, а ревнивые чувства недоверчиво затаились в глубине её сознания. – Просит простить его, - она сделала паузу, сдерживая счастливые слёзы и тепло посмотрела на сына. – Как думаешь, простить?
Павлик с недоумением принял этот вопрос. Он плохо помнил отца: был маленький. Но пёстрая детская память хранила его вид в белой рубашке, красивого, весёлого, доброго - и всё, и больше ничего. Он даже не знал, почему отец бросил их и уехал на Алтай. Мама никогда об этом не говорила. Не говорила, что отношение с отцом складывались ломко и рвано, потому что виноват был, конечно, он. Поэтому Павлик не знал, что сказать, только пожал плечами, прямо глядя на мать.
В ответ она долго хранила молчание, казалось, что была занята своими мыслями.
- Вот и я не знаю, - наконец сказала она, растеряно глядя куда-то мимо сына.
А Павлик подумал, что если вернётся отец, то Дане не найдётся места в их семье, мама выгонит собаку из дома, потому что папа может не захотеть, чтобы щенок жил с ними.
Раиса закрыла свои лучистые глаза и погрузилась в глубокое раздумье. И, когда поняла, какие мысли её волнуют, лицо приобрело благостное выражение.
- Давай подумаем вместе, разрешить ему приехать или нет, - в ласковом тоне слышалось чуткое отношение к человеку, которого сама когда-то отвергла.
Павлик молчал зная, что твёрдое мамино решение всё равно будет неоспоримым. А самому так захотелось, чтобы у него, как у всех ребят во дворе был родной отец, который бы мог заступиться за него. Вот тогда никто не посмел бы дразнить. Щенок боязливо прижался к ногам Павлика, задрал мордочку, глядя на него, а глаза, как показалось, будто без звука плачут. Ему стало жалко Даню.
Павлик изменился, как способен меняться мальчишка, когда у него появляется личная ответственность. Он стал относиться к щенку, как к своему младшему товарищу, продолжая кормить, гулять, играть и заботиться о нём.
На площадке он больше не бросал палку. А Даня по-прежнему забавно резвился на прогулке и нашел себе другую игру.
Паша сидел на лавочке и благодушно следил за ним. Щенок шмыгнет в кусты, притаится, потом с шумом радостно выскочит оттуда, подбежит к нему, преданно посмотрит виляя хвостом, дескать: не волнуйся, я здесь. В нём кипела жажда жизни. По поведению было видно, что собака обожает своего хозяина.
Однажды к лавочке, где любил сидеть у старичка было тоскливое и костлявое. Он, словно под тяжестью лет, сгорбился. На нём было поношенное пальто с бархатным воротником. С неподдельным интересом он стал внимательно наблюдать за поведением собаки. Сидя рядом с Павликом, поправляя очки и одновременно вытирая платком нос, он надтреснутым голосом заботливо поинтересовался у мальчика.
- Молодой человек, вам не холодно?
Пашке отвечать не хотелось, потому что он не любил, когда его жалеют. Но вежливо ответил.
- Без куртки холодно, конечно… Я забыл дома потеплее одеться.
В это прогулочное время с собакой он забывал всё, и про куртку тоже.
- Осень – противная пора, - поёживаясь плечами сказал мужчина, но тут же усомнился. – А вот Пушкин любил осень! – И сам себе задал вопрос: - Что он в ней нашел?
Пёс подбежал к Павлику: хвостом вертит, мордашка весёлая, глаза искрят, словно сказать что-то хочет.
- Какая хорошая собачка, ухоженная! Просто, загляденье, - с восхищением сказал милый старичок. – Как же зовут такую прелесть?
Павлику понравилось, как оценил его питомца интеллигентный человек. Довольная улыбка отразилась на его лице. Он немного приосанился и почувствовал какую-то теплоту внутри себя.
- Даня, - горделиво ответил мальчик.
Старичок протянул руку к собаке, будто желая поздороваться.
- Даня, дай лапу, - требовательным голосом сказал он.
Щенок замотал головой, отчего вялые уши его смешно разлетелись и отбежал в сторону.
- Вот видите, не хочет лапу давать, - смутился за собаку Павлик. Он испытал чувство неловкости. – Дрессирую я его, дрессирую, а он никак… Я ему командую – сидеть! Или – лежать! А он никак… Чересчур упрямый.
- Нд-а-а… Ну ничего, - спокойно сказал старичок, - это временно. Собаку вообще-то надо не дрессировать, а воспитывать. Тогда она может быть хорошим охранником или ищейкой. – И он, как-то в задумчивости тихо самому себе устало проговорил. - Такая собака, может избавить от одиночества, а когда подрастёт, будет хорошим другом… - Он помолчал, потом ровным спокойным голосом добавил: - Пёс-то умный, сообразительный, это видно. – Он заметил, что мальчик от холода зябко пожимает плечами и ласково сказал: - Вы не грустите, что наступила осень и холодно, всё равно будет весна и много, много солнца.
- А я и не грущу.
Благообразный вид милого старичка расположил к себе мальчика, и он уважительно спросил.
- Вы здесь ещё посидите?
- Да, конечно, - утвердительно сказал старичок.
- Я только сбегаю домой, надену куртку. А вы, пожалуйста, посмотрите за Даней, как бы он не убежал, хорошо? Я быстро.
- Не беспокойтесь, молодой человек, я никуда не уйду, посмотрю за ним, - сразу согласился мужчина.
Паша тотчас сорвался с места и опрометью помчался за курткой. Дома он быстро переоделся, надел тёплую рубашку, куртку и вернулся на площадку.
Но на лавочке никого не было. Он осмотрелся, Даню не видно. Павлик вначале удивился, потом у него возник немой вопрос: «Может собака прячется в кустах и продолжает с ним играть?» Он побежал туда. Дани нигде не было. В отчаянии он стал звать: - Даня! Даня! - Но собаки и след простыл. Он мучительно ощутил какую-то нервную дрожь. Предчувствуя беду, мальчик ещё раз, перебегая от куста к кусту, судорожно стал кричать: - Даня!! Даня!! - Но собака, как сквозь землю провалилась, не отзывалась. Павлика, словно током ударила догадка: «Наверно, старик увёл собаку – больше некому». Эта мысль сразу укрепилась в его сознании и сомнение улетучилось. Страшное отчаяние охватило мальчишеское сердце. Глаза его покраснели. Он не знал, что делать, где искать собачьего вора.
На площадке стало пасмурно, налетел холодный, колючий ветер с мелким дождём. Павлик, чуть не плача, опустив голову пошел домой. Он почувствовал себя несчастным человеком, будто маленькая жизнь прошла мимо.
Раиса, как только переступила порог квартиры, сразу ощутила какую-то пустоту в доме: собака не встречает, а сын в одежде лежит на кровати. Она подошла к нему, тронула за плечи.
- Сынок, что с тобой? Ты не заболел?
Павлик повернулся к ней с заплаканным лицом:
- Мама! Даню украли… Что мы теперь будем делать? – жалостно рыдая, захлюпал он.
Раиса побледнела от волнения, уронила руки, молча села на стул рядом с кроватью. А Павлик стал рисовать разные картины похищения. Он неясно забормотал о том, как гуляя с собакой на площадке, продрог, о милом старичке, о том, как бегал за курткой, а когда вернулся:
- Поминай, как звали… Ни старичка, ни Дани… А кто же ещё? – закончил он. Раиса внимательно с жалостью смотрела на сына понимая, что он потерял друга, которого заменить трудно. В ней пробудилась материнская нежность и доброта.
- Ты подозреваешь в этом старичка? – без упрёка, с заметной тревогой спросила она.
- Конечно! Наверное, он, – кулаком вытирая глаза ответил Павлик.
Всех пожилых людей в посёлке Раиса знала хорошо: они каждый месяц приходят на почту за пенсией. Но не могла вспомнить старичка, которого описал Паша.
- Возможно, этот человек живёт на другой стороне железнодорожной платформы. А там его, конечно, не найти, - Раиса безнадёжно махнула рукой, а сама подумала: «Добро всегда ходит за руку со злом. Такова жизнь. Ничего с этим поделать нельзя».
У Павлика что-то запершило в горле, горькие слёзы катились по его щекам.
Раиса прижала горячую голову сына к своей груди.
- Мама… Мама, я тебя сильно, сильно люблю, - лихорадочно всхлипывая прерывисто бормотал Павлик.
Раиса, гладя мягкими руками взъерошенную голову сына, пряча влажные слипшиеся ресницы, пыталась улыбнуться.
- Не переживай, сынок… Найдём нашего потеряшку… Обязательно найдём, - успокаивая сына, сказала она, при этом лицо её было взволнованное и растерянное. Она потрогала у Павлика лоб: - Сынок, тебе нездоровится? Ты, случаем, не заболел? – забеспокоилась мать.
К вечеру у Павлика поднялась температура.
Три дня мальчик не вставал с постели. Раиса терпеливо лечила его своими средствами: отваром с мёдом, клюквенным морсом, прикладывала горчичники на спину и грудь… А сухую горчицу сыпала в носки и, надевая ему на ноги, приговаривала:
- Быть таким добрым и доверчивым опасно для жизни.
Она с нежностью и с безмерной любовью заботилась о сыне, которая бывает только у мам.
Сильный мальчишеский организм плюс мамино лечение мало-помалу победили болезнь. Павлик стал вставать с постели, ходить по комнате. Но его не переставал мучить скорбный укор о безответственном поступке, мысленно ругал себя за то, что доверился незнакомому человеку. «Несмотря на холод не надо было уходить с площадки, или уйти вместе с Даней». И чем больше и безнадёжнее он думал, тем более упрямство рождало скрытую надежду найти щенка. Его не покидало горькое ощущение вины.
Раиса, конечно, видела переживания сына и старалась отвлечь его от грустных мыслей. Хотя сама тоже переживала. В квартире она замечала следы пребывания Дани и даже, как ей казалось, что тёплый запах собаки преследует её. Послушный и сообразительный пёсик своим поведением повлиял на её характер, он как бы осветил все закоулки её жизни. Вопреки желаниям найти Даню разочарование с каждым днём становилось заметным. Она пыталась вслух не вспоминать о собаке, чтобы не будоражить чувство ребёнка. А свои беспокойства умело скрывала от сына и с ноющей тревогой догадывалась, что потеря собаки в сущности неразрешима. Время, прожитое со щенком было чутким, бережным, но утраченная потеря уходила, а тепло оставалось.
События с собакой стали медленно отходить на второй план. А память, растроганно, нет-нет да возвращалась к ласковому и весёлому щенку, потому как при нём в доме были светлые счастливые дни, были улыбки и спокойствие. Осталось только согласиться, что можно жить без лишних ссор, без злобы к людям и к жизни. А случившееся следует принимать как неоспоримую данность. Раз так вышло, надо с этим смириться. Ничего не переиначишь.
На работу Раисе приходилось вставать рано, потому что на почте надо вовремя рассортировать пришедшую корреспонденцию по адресам, подготовить свежие газеты, журналы, письма для почтальонов. Они ждать не будут.
На кухне она тихо позавтракала и, также тихо, чтобы не разбудить сына, стала собираться. Когда оделась, то случайно глянула в окно и обомлела… Неожиданно она воскликнула:
- Павлик! Павлик! Иди сюда!
На Пашу это подействовало, как резкий окрик. Он вскочил с постели, подбежал к встревоженной маме.
- Смотри, сынок, это же наш!.. - она замолчала и как-то жалостно добавила: - но он какой-то затюканный, может не наш?
У подъезда, около лавочки, где любят вести беседы старушки, поджав хвост тоскливо сидел Даня. Вид у него был жалкий. Смотреть на него без слёз было нельзя. Он нервно то поднимал голову, то опускал, не веря, что нашел именно то место, какое искал.
Паша сразу узнал своего друга, быстро натянул штаны и выскочил из квартиры. Когда он подбежал к щенку, тот, будто жалуясь, виновато повизгивал. Паша по-дружески потрепал его по голове. Щенок, завилял хвостом, обрадовался, что его узнали, суетливо тыкал носом в ноги Паше. Подхватив в охапку обеими руками дрожащего щенка, он прижал его к себе, и почувствовал, как бурно бьётся собачье сердце.
Дома Раиса с облегчением вздохнув, серьёзно сказала:
- Павлик, покорми его. Гулять с ним не ходи, вдруг опять убежит, - глядя на щенка она незаметно улыбнулась и с довольным видом ушла на работу.
Паша на радостях хотел погладить своего потеряшку, но его рука наткнулась на свалявшуюся от грязи шерсть. Он, не раздумывая, быстро затащил Даню в ванную и стал обильно поливать его тёплой водой. Грязь ручьём стекала в слив. Даня барахтался пронзительно визжал, в глазах появился испуг, но в итоге доверился Паше, дал себя отмыть и остался доволен.
После очистительного душа он с радостным торжеством бегал по квартире, торопливо тыкался носом во все знакомые места, а на хозяина смотрел весело и благодушно.
Тем временем, Паша, достал из кастрюли с супом большую покрытую мясом кость, положил её в миску в углу прихожей у коврика, который они с мамой не убирали, тайно надеясь, что собака найдётся.
Такому соблазну пёс поддался сразу. Он с жадностью, с урчанием набросился на кость и стал увлечённо, с аппетитом грызть её, а внутри у него что-то булькало от удовольствия. Он радовался тому, что нашелся.
Павлик с любовью следил, как собака расправляется с костью и заметил, что пока его не было, радужные уши на голове стали большими и стоячими.
А вот где пёс провёл всё это время никто никогда не узнает. Может, щенок просто понял, что у другого хозяина ему будет плохо, поэтому и убежал от него.
Весь день Даня не мог успокоиться, он с радостью бегал по квартире, мотал головой, убеждаясь, что точно возвратился в свою семью.
Спать он пошел на коврик, где стояла миска.
Ночью Паша долго не мог сомкнуть глаз. Его мучили всякие сомнения и страхи, а вдруг мама из-за собаки больше не захочет лишних переживаний, скажет: отведи его туда откуда привёл, так нам будет лучше… Такие мысли не давали мальчишке спать. Но сон всё-таки осилил его – он крепко уснул…
Вдруг, как показалось, его кто-то толкнул. Паша в испуге открыл глаза. Несколько мгновений он соображал, что происходит. И увидел, что в мерцающем сиянии лунного света, проникающего сквозь оконные занавески, рядом с его кроватью сидит Даня и пристально, вглядываясь мокрыми глазами, смотрит на него, словно хочет узнать: «Ты меня теперь не бросишь?» Павлик опустился на колени и по-дружески обхватив тёплыми руками голову Дани, спросил:
- Ты чего? Чего не спишь-то?
Вместо ответа Даня умудрился лизнуть шершавым языком его в лицо и тихо жалобно заурчал.
О чём думал щенок ночью и, что его заставило беспокойно оказаться у постели Павлика никто не мог догадаться. Знал только он, Даня, переживший неприятные дни в своей жизни.
«Отвык, наверное, от своего места» - подумал Павлик и повёл щенка в прихожую. На коврике Даня покорно свернулся калачиком и, задумчиво опустил голову на лапы.
На другой день весёлый и общительный щенок по пятам ходил за хозяином, а Павлик настойчиво учил его командам: сидеть, лежать. При каждой команде четвероногий друг, наклонив голову терпеливо и внимательно умными глазами смотрел на мальчика, пытаясь разгадать: «Что же ему от меня надо?»
Павлик не сердился, печально с пониманием вздыхал, вспоминая школьные уроки и говорил:
- Знания не сразу даются… Это я по себе знаю.
К концу дня с хозяйственной сумкой в руках с работы пришла мама. Она задумчиво ходила по комнате не зная, как начать разговор с сыном. Ведь он уже большой – должен понять её. Сын с тревогой следил за её перемещениями.
- Павлик, - наконец сказала она, - сынок, плохо нам с тобой без папы, правда?
- Конечно плохо, - не мешкая согласился Паша.
Раиса смотрела на сына с чувством запоздалого оправдания собственного поступка, о котором мучительно жалела и в тоже время испытывала трепетное предчувствие чего-то желанного и большого. Она стыдилась нахлынувшего возбуждения.
- Он скоро к нам приедет, - от волнения лицо её порозовело. – Я написала письмо, простила его и разрешила вернуться к нам.
- Правда? – по-детски удивлённо и радостно спросил Павлик.
- Правда, - с мягкой уверенностью ответила она, потом обняла его и нежно прижала к своей груди.
Из прихожей в перевалку в комнату вошел Даня. Он, склонив голову набок, сел в дверях, а в его умных глазах стоял вопрос: «А что будет со мной?»
Заметив щенка, у Павлика, что-то ёкнуло внутри: «Теперь с Даней придётся расстаться. Папа не согласится, чтобы он жил в их доме». Он посмотрел на мать глазами полными боли. Ведь он привязался к собаке, а теперь настало время прощаться.
Раиса, поняв тревогу сына, с торжествующей улыбкой достала из сумки пакет, протянула его Павлику и сказала:
- Возьми. Это для собаки.
Паша развернул пакет и глаза его засияли. Там лежал коричневый кожаный ошейник и поводок. «Значит, мама согласна, чтобы Даня жил с нами», - пронеслось у него в голове. Паша был сам не свой от счастья. Он бросился обнимать и целовать маму. А она, испытывая душевное понимание Павлика, стараясь придать голосу строгий тон, сказала.
- Сынок, но, чтобы прогулки с собакой не мешали учёбе.
На что Павлик отчаянно закивал головой, охотно давая понять, что с мамой, конечно, согласен.
***
Москва
Трынкин Виктор Алексеевич.
Почта для связи с автором: Vic.trynkin@yandex.ru
..
Рассказ от читателя канала.
Все истории от читателей канала в отдельной подборке ЗДЕСЬ
Уважаемые читатели, если у Вас есть истории из жизни которые могли бы чему-то научить, предупредить, оградить от чего-либо, вызвать добрую улыбку - присылайте на почту автора канала Lakutin200@mail.ru будем делиться в публикациях Вашим опытом, искренностью и теплом.
Наш канал Николай Лакутин и компания. Читаем онлайн. Дзен рассказы
Тёплые комментарии, лайки и подписки приветствуются, даже очень!!!
Огромное спасибо, что Вы с нами