Верите ли вы в привидений, в прозрачные тени прошлого, которые настигают в самый неожиданный момент и заставляют сердце сначала взлететь к горлу, а потом, сделав кульбит, рухнуть вниз? И в этот миг привычный мир растворяется в ненужном уже сегодня, целиком поглощенный манящим прошлым.
Дмитрий не верил своим глазам, он видел перед собой человека, уход которого стал трагедией много лет назад – в шумном зале МФЦ рядом с ним стояла Варька, его Варька, которая внезапно исчезла двадцать три года назад.
В самом начале века Дмитрий, а в ту пору босс Митька, так за глаза его называли сотрудники небольшого предприятия, чьим владельцем, а по совместительству, единственным руководителем, он был, взял на работу юную провинциалку, сбежавшую в город от нищеты сельской жизни, ее унылости и предсказуемости.
Босс Митька, молодой тридцатилетний предприниматель, занимался продажей одежды, которую шили на дому бывшие работницы некогда большой швейной фабрики. В девяностые, когда кривосметанная, но яркая и модная синтетика из дружественной страны победила тусклую, но добротную отечественную одежду, сотни женщин остались без работы, получив в качестве выходного пособия старенькие промышленные швейные машинки. На них они сутками выстрачивали сомнительное благополучие своих семей.
Митька узнал о развалившейся фабрике от своей матушки, а та, в свою очередь, от подруги, работавшей некогда закройщицей. Митька же возил из Турции и Польши вещи и благополучно сбывал их на рынке.
– Сынок, скажи, почему мы не развиваем свое? – спросила она как-то сына. – Ведь костюмы, что ты привез, сшиты леворукими мастерицами, а уж лекала – ни одной вытачки по размеру. Почему бы самим не наладить пошив, наши-то мастерицы шьют любо-дорого?
– Наладить-то можно, только где ткани брать, фурнитуру? И потом, нужно идти в ногу со временем, а наши мастерицы лет на двадцать отстают. Кому нужна их добротность, сейчас одежду на сезон покупают, а не на века.
– Добро бы одежду, вы и семьи на сезон создаете, – вздохнула мать. Ей очень не нравилась жена сына, жеманная Юля.
Митька лишь усмехнулся, но ничего не ответил, понимая, в чем-то мать права. Юлька – не жена декабриста, но зато эффектна и соответствует его статусу. Забота о статусе в ту пору его сильно занимала.
Но мысли о безработных швеях не отпускали, и уже в следующую поездку в Турцию он стал знакомиться с рынком тканей.
Они выпускали первую партию модных женских брюк, когда ему позвонил друг детства Леха.
– Слушай, к нам тут родственница из деревни приехала, хорошая девчонка, ты не можешь ее трудоустроить?
– А что она умеет?
– Не знаю, обычная девчонка, дома матери моей помогает по хозяйству.
– Мне домработница не нужна.
– Я просто подумал, может, есть место продавщицы или на склад какой, девчонка только школу окончила.
– Извини, – ответил тогда Митька, а через пару недель сам позвонил. Гульнара, продавщица в его палатке, уволилась, вернее, это он ее уволил после внеплановой проверки.
Варька примчалась на следующее утро – раскрасневшаяся, смущающаяся.
Митька мельком посмотрел на девушку и недовольно буркнул:
– Торговать-то умеешь?
– С мамкой масло и сметану на рынке продавала, у нас ведь корова.
– Корова, – передразнил он ее, про себя ругая Леху – ну какая из нее продавщица модных брюк?
Но Варя оказалась понятливой, меньше чем через месяц выручка на точке увеличилась в два раза. Митька пригласил девушку в ресторан, отметить первый успех. А потом была съемная квартира и мучительные дни в ожидании редких ночей. С Варей все было по-другому, его впервые не волновал статус, ему не надо было казаться лучше, его просто любили, ждали, ему радовались. Так прошел год, а потом случился пожар.
Рынок вспыхнул разом в нескольких местах, Дмитрий тогда был в Турции, закупал новые ткани. Ему позвонил заместитель. Из отрывистых криков Дмитрий разобрал, что точка сгорела полностью, ничего не удалось спасти. Он вернулся первым рейсом, бросился сначала в павильон, и увидел лишь обгоревшие руины, а затем помчался на квартиру, которую снимал для Вари. Там его ждали наспех упакованные сумки, пакет с дневной выручкой и слегка завявший букет роз, что он принес Варе перед отлетом, но самой девушки не было. Он позвонил Лехе, надеясь узнать, куда пропала Варвара, но тот ничего не знал. Он спрашивал у очевидцев пожара, но в сутолоке никто не видел, куда делась хрупкая девушка, тащившая волоком огромные баулы. Она просто исчезла. Конечно же, он узнал деревенский адрес Вари, но и там его ждал заколоченный дом. Соседи рассказали, что мать Вари месяц назад наспех распродала скотину, закрыла дом и уехала в город.
– Чай к дочке, дочка у нее там, Варя.
И потянулись вязкие дни, сливающиеся в недели, месяцы, годы. С Юлькой они расстались четыре года назад, когда окончательно рухнул Митькин бизнес. Он перебивался случайными заработками, жил в неуютной двушке, доставшейся ему после развода совершенно один, детей у них так и не случилось. А полгода назад ушла из жизни мать Митьки, именно продажей ее квартиры он и занимался в МФЦ.
– Варя, – окликнул он девушку. Та вздрогнула, подняла глаза цвета осеннего неба и спросила:
– Вы знаете мою маму?
***
Они пили чай в небольшой, но уютной квартире на окраине, и он все никак не мог задать главные вопросы.
Она заговорила сама и рассказала, что после пожара вдруг поняла, что это неправильно, что она не может разрушить его семью. Именно тогда она приняла решение не говорить ему, что носит под сердцем его ребенка.
– Мама мне помогала, так Ксюшу и вырастили.
– Но как? Почему? Зачем?
А Варя вдруг улыбнулась, кивнув на букет пионовидных роз:
– Мои любимые, ты всегда знал меня лучше других, почему ты задаешь эти вопросы?
– Мой брак это не спасло, а мы могли бы быть счастливы.
– Почему могли? Можем!