Интервью легендарного российского вратаря. Весной 2020 года он стал гостем эфира на YouTube-канале «СЭ».
- Николай Хабибулин
Родился 13 января 1973 года в Свердловске.
Вратарь.
Выступал в клубах: «Автомобилист» (1989 — 1991), «Луч» (Свердловск, класс В, 1989 — 1990), «Спутник» (Нижний Тагил, 1991), ЦСКА (1991 — 1994), «Металлург» (Серов, 1991), «Русские пингвины» (ИХЛ, 1994), «Виннипег"/ «Финикс» (1994 — 1999), «Лонг Бич» (ИХЛ, 1990 — 2000), «Тампа Бэй» (2000 — 2004), «Ак Барс» (локаут, 2004 — 2005), «Чикаго» (2005 — 2009, 2013), «Эдмонтон» (2009 — 2013).
Обладатель Кубка Стэнли (2004), олимпийский чемпион (1992), бронзовый призер ОИ (2002), победитель МЧМ (1992), трехкратный участник матча звезд НХЛ (1998, 1999, 2002, 2003).
Летом 2019 года начал тренерскую карьеру — тренером вратарей системы ФХР в олимпийской (второй) и молодежной сборных России. Серебряный призер МЧМ (2020).
В НХЛ курил и прятался
— Джон Торторелла рассказывал, что вы курили в «Финиксе».
— Да, это правда. Я начал еще в ЦСКА — на базе курили многие, потому что там было нечего делать. Потом я курил и в «Финиксе», и в «Виннипеге». Но в НХЛ почти никто не курил, и мне приходилось прятаться. Надо мной все смеялись. Там же никто не скрывается — захотел пива — пошел и выпил. А я шарахался по углам. И только в 26 лет я начал пытаться бросить. И в один прекрасный день у меня это получилось. И вот за 21 год я не сделал ни одной затяжки.
— Даниил Марков рассказывал, что у него чуть ли не на каждой арене была своя курилка. Вы курили в перерывах между периодами?
— Я никогда не курил в раздевалке. А перед игрой мог зайти под трибуны и покурить часа за полтора до игры. Я слышал эти истории про Даниила, что у него пепельницы стояли в отелях в туалете. Но у меня такого не было.
— Как тренеры и менеджеры относились к вашей вредной привычке?
— Мне ни разу никто не говорил, что если я не брошу — меня выгонят. Там все профессионалы. Куришь — вредишь себе сам. Если у тебя контракт закончится, то кому ты будешь нужен. В НХЛ все относятся к работе ответственно. Не будешь играть — тебе просто не будут платить.
— Вы бросили к 26 годам, потому что начали осознавать, что спортивное долголетие связано со здоровым образом жизни?
— Я очень долго хотел бросить и понимал, что в этом нет ничего хорошего. Если бы я мог бросить раньше, был бы только рад. Но получилось только в 26.
Тай Доми отнял кроссовки
— Многие боятся ехать в Виннипег, потому что это ужасное место. В ваше время в системе команды играло много россиян. Настолько ли страшен этот город? Как вам жилось при «минус 35»?
— «Джетс» — моя первая команда в НХЛ. Олег Твердовский попал туда из калифорнийского «Анахайма». Для него это было ужасное место. Что касается меня, понятно, что в Виннипеге холодно и очень сильные холодные ветра — зато там очень классные болельщики и хорошие люди. Когда мы играли против «Детройта» в 96-м — такой атмосферы я никогда не видел. Все сидели в белом — и только 6 человек в красных майках «Детройта» на льду. Незабываемые ощущения.
— У вас получилось наоборот — из холода уехали в тепло.
— Да, так и вышло. Вообще, когда у нас в Советском Союзе было летом тепло — это означало отпуск. А здесь нужно играть в хоккей, когда на улице «плюс 30». Наш тренер даже придумал перенести тренировку в 12.45, чтобы мы не успевали играть в гольф — там же нужно 18 лунок пройти. Но наши хоккеисты, которые очень хотели играть — проходили 9 лунок до тренировки, и потом еще 9 после. Так что это не помогло.
— Вы успели поиграть в «Виннипеге» с Таем Доми. В раздевалке он такой же буйный, как и на льду?
— Он немного странный человек. В чем-то даже смешной. Когда я только приехал, пришел на тренировку, открыл ящик под сиденьем, где лежтит форма для занятий в зале, а кроссовок нет. Смотрю, Тай Доми как раз в них. Я не знал, что мне делать. Леха Жамнов играл там уже два года, и они уже нормально общались. Я подошел и сказал: «У Тая мои кроссовки. Я не знаю, что делать». Он подошел к нему и попросил отдать их. Я перекрестился, подумал «Слава богу».
— Тай был готов наброситься на любого и конкретно поколотить — у него было около 3000 минут штрафного времени за карьеру.
— Да. Ему было все равно, с кем драться.
— Какие впечатления у вас остались от Теему Селянне?
— Я застал его в первый локаутный сезон. А потом его поменяли на Олега Твердовского. Теему — очень быстрый игрок. Как только он касается шайбы — сразу забивает. Помню игру в «Ванкувере» — первый сезон Майкла Пеки. В середине второго периода Пека встретил Селянне в центре льда. Теему получил сотрясение. Его унесли. Недавно я смотрел на YouTube все эти моменты — шайбу вбрасывают — драка, а потом снова и снова... На две команды мы набрали 248 минут штрафа. Тогда еще нельзя было удалять до конца матча. Слава богу, хотя бы вратари не дрались. Я ни разу не делал этого за свою карьеру. Был только один момент, когда появилась возможность подраться. Мы играли в Сент-Луисе. Тогда там был Грант Фюр. Он начал участвовать в драке. Мне с лавки закричали: «давай, давай туда». Я вообще не знал, что нужно делать в таких случаях. Когда я приехал в чужую зону, Фюр схватил меня за грудки и прижал к стеклу. Судья подъехал и спросил, будем ли мы драться. Пока я висел в воздухе, припертый к стенке с болтающимися ногами — отказался.
— Грант же был маленький, негабаритный?
— Он небольшой, но у него нормальные ручищи. Да и я в то время весил килограмм 80.
Больше всего хотелось обыграть «Торонто»
— Был ли у «Виннипега» соперник, с которым вы не любили играть?
— Это «Торонто». Можно приехать в любой другой город, вы увидите много болельщиков в майках «Лифс». Еще они постоянно ныли — то судейство неправильное, то их зажимают. «Торонто» постоянно хотелось обыграть.
— Применяли ли вы так называемый трешток, когда словами пытаешься вывести соперника из себя?
— Когда играешь на адреналине, может выскочить пара слов. Но не так, чтобы связно сказать какие-то предложения. Но у некоторых ребят получалось. В каждой команде есть такой, кто может с лавочки под кожу залезть. У меня были пару дежурных нецензурных фраз. Когда играешь, стараешься не терять голову. Такое происходит в крайних случаях. У меня ругаться лучше всего получалось со скамейки, когда я не играл.
— Вас пытались вывести из себя полевые игроки?
— Бывало такое: кто-то приехал на пятак, а я ему либо клюшкой между ног, либо по голеностопам прошелся. Конечно, он разворачивался и начинал что-нибудь говорить. Я в ответ мог улыбнуться или отъехать в сторону. Тут же подъезжал защитник, и игроку уже приходилось разговаривать с ним.
— Вратари не всегда разговаривают со своими защитниками. Насколько это важно?
— Я помогал защитникам и кричал. Многие хоккеисты в НХЛ надо мной смеялись, потому что было не всегда понятно, что я кричу. Но, главное, чтобы я понимал игру и ситуацию, которая развивалась передо мной. В своей зоне у меня вообще не закрывался рот.
— Есть вратари, которые молчат и от этого только страдают. Вы стараетесь донести до них, что коммуникация — одна из важнейших вещей?
— Само собой. Это реально важно. Так ты находишься в игре. Если ты кричишь — ты сам к этому готов. Плюс можно исключить многие моменты, если вратарь подсказывает защитникам. Очень много неприятностей можно убрать в своей или в средней зоне.
МЧМ и работа с вратарями
— Приходится ли при этом переламывать психику, учитывая, что большинство вратарей по складу — интроверты.
— Я работал на последнем молодежном чемпионате мира, и заметил, что и Ярослав Аскаров, и Амир Мифтахов разговаривают с защитниками. То есть у них это уже в привычке.
— Что, кстати, случилось с Аскаровым на МЧМ?
— Да ничего. Были сложные игры. Первая игра с чехами, первый бросок — гол. А потом бросков особо не было. Тяжело было почувствовать шайбу, войти в игру. Я сам ненавидел такие игры. Тем более, игры важные. Потом играл Амир. Ярослав же неплохо сыграл и с немцами, и со швейцарцами. Да, это были не самые сильные команды, но при всем при этом с немцами у нас была игра за выход в плей-офф. Если бы мы проиграли, то боролись бы за выживание в группе сильнейших. На нас шло большое давление. Проиграй мы Германии — можно было нас всех разгонять. Для вратаря это морально тяжело. Такие команды могут забить один-два гола и потом впятером обороняться. Со Швейцарией тоже была неплохая игра. Со шведами опять получилось то же самое — два гола с интервалом 17 секунд.
Голы залетели очень сложные. Когда перед тобой такая толпа народу — шайбу вообще не видно. По себе знаю: слышишь этот бросок, пытаешься занять как можно больше места в воротах в надежде, что она в тебя попадет.
— Валерий Брагин трижды к вам подходил по ходу матча со шведами. И все три раза вы ответили ему «нет, пока не меняем».
— Да, так и было. Были отрезки, когда Ярослав начинал ловить, причем делал это уверенно. Мне это говорит о том, что вратарь поймал свою игру, и дальше все пойдет по плану. После четвертой пропущенной шайбы надо было принимать решение. Решили то, что решили. Слава богу, выиграли ту игру.
— Насколько велика разница в технике и мастерстве между вами 17-летним, и нынешними ведущими вратарями этого возраста?
— Если взять любого вратаря молодежной сборной и отправить чего в чемпионат СССР, то он был бы там лучшим 10 лет подряд. Или парня из российского фарм-клуба в НХЛ 80-х, он бы там выиграл «Везину», и не одну. Когда я рос, смотрел за другими вратарями и пытался повторить это. Когда приехал в Канаду, первый тренер был местным. Он работал над психологией и заставлял больше играть на ногах. Но потом через два года, когда переехали в «Финикс», мы взяли в тренеры Бенуа Аллера, который сейчас работает в «Рейнджерс». Он пришел перед сезоном 1997/98 и сказал: «Я смотрел твои игры, ты — классный вратарь, но иди садись, я тебе все покажу». И начал рассказывать — тут ты слишком далеко выкатился, тут ты слишком открылся: «Если тебе забивают гол, это должен быть какой-то по-настоящему классный бросок, а не чтобы шайба залетела через тебя в какую-то дырку».
Первый сезон с ним получился скомканным, а вот во втором пошло. Он изменил мою игру и, наверное, окончательно сформировал мой стиль.
— У Сергея Бобровского в «Коламбусе» были проблемы с Джоном Тортореллой. У вас было что-то подобное.
— Джон в жизни — очень хороший человек. Семьянин, ходит в церковь. Но как только приходит на каток, то у него сразу начинаются проблемы с вратарями. У него был виноват я, потом Джон Грэм. Я помню знаменитые пресс-конференции. «Мне нравится Джонни, он классный человек, но останови хоть одну шайбу!» В раздевалке он никогда не орал, но очень любил все доносить через прессу, которую я никогда не читал. Он меня вызывал, но никаких оскорблений не было. Спокойно говорил, что ему от меня надо. Единственное, я помню, как мы играли в плей-офф второй раунд, за год до того, как выиграли Кубок Стэнли. Он был недоволен моей игрой и поставил Грэма на пятую игру, но мы все равно проиграли. Я высказал недовольство в прессу, Джон ответил. Так и посылали друг другу сообщения через газеты.
— Когда Томас забивал России четвертый гол в финале МЧМ, Мифтахов ошибся?
— Сейчас, конечно, можно говорить все что угодно. С Амиром я разговаривал. Две недели после МЧМ меня все только и спрашивали, почему он не выкатился из ворот. Когда вратарь играет, у него есть доли секунды, чтобы оценить ситуацию. И если он не уверен, то принимает менее рискованное решение. Амир мне ответил, что у него пронеслась в голове предыдущая игра против шведов, когда шведский вратарь так же вышел, но Соколов ему забил.
— По мнению Брызгалова у Аскарова, чуть ли не у единственного вратаря на турнире, была проблема отсутствия борьбы в трафике.
— Возможно, это связано со стилем игры. Наверное, просто не выработана такая привычка. Если сравнивать НХЛ и КХЛ, то в НХЛ намного больше трафика. Думаю, что и чехи, и шведы чаще играют перед воротами, им это прививают в детстве. Все это нарабатывается, ничего страшного в этом нет.
Партнеры и соперники
— Был ли такой игрок, который раздражал вас игрой перед воротами?
— В «Детройте» был Дино Сисарелли. Праворукий, грязноватый игрок, небольшого роста. Прижимаешь шайбу — получишь по ловушке. Понятно, что и моя клюшка не оставалась на месте. В «Детройте» был Томас Холмстрем. Против Сисарелли я поиграл всего пару сезонов, в против Холмстрема — почти все карьеру. Вот этот человек меня все время выводил. Я и с разворота бил ему клюшкой по лодыжке. Дошло до того, что при счете 1:5 не в нашу пользу за несколько минут до конца я ему дал клюшкой по конькам. Меня пришлось заменить, потому что я уже начал орать на судей.
— Холмстрем почти ничего не умел, но считался лучшим по закрыванию вратаря. Сколько удалений он за это получал!
— Да, иногда его удаляли ни за что — за одну только репутацию. Но в то же время он что-то делал противозаконное, и судьи не видели, потому что не могут же человека удалять постоянно за все.
— Напоминают ли вам Кучеров и Стэмкос Ричардса или Лекавалье?
— Кучеров более динамичный, чем Ричардс. Ричардс был не самым быстрым, но очень умным игроком, с хорошим броском. Я думаю, что Никита побыстрее, да и мастерства у него побольше. Стэмкос больше забивает. Лекавалье больше действовал как стержень, вел игру.
— У вас еще был Сен-Луи.
— Вот как раз Кучерова проще сравнить именно с ним.
— Каким был Сен-Луи в жизни?
— Большим профессионалом. Всегда первым выходил на лед и последним уходил, когда тренировка заканчивалась. Маленького роста, с огромными ножищами. И с этим росточком он умудрялся продираться сквозь больших защитников, его бьют, он встает и лезет, и лезет. Если такой маленький игрок, то большого это мотивировало. Становилось стыдно, что такой малыш бьется, а он не может. Мартен заводил своей игрой.
В финале Кубка Стэнли уже в последних играх ему сломали нос за чужими воротами, но он встал, в глазах у него были звезды, но он ничего не ответил, просто поехал на смену. Это профессионализм высшего уровня.
— Считается, что вратарям НХЛ очень важен плейкбук — подборка характеристик соперников.
— Какие-то вещи нарабатываются с опытом. Досье на них накапливается в голове. С тренером вратарей в «Чикаго» мы садились перед каждой игрой, смотрели статистику. Играем против «Сан-Хосе». Смотрим Джо Торнтона — 10 голов, 57 передач. Понятно, что примерно ждать от него при выходах «2 в 1» — скорее всего, будет пас. Патрик Марло — 30+30 — может быть и то, и другое. В соответствии с этим выбираешь позицию.
— Какими вам запомнились звезды «Чикаго» Патрик Кейн и Джонатан Тэйвз, когда вы там играли?
— Они два совершенно разных человека и два разных игрока. Тэйвз более ответственный и обязательный. А по Кейну складывается впечатление, что у него все, словно игра. Он и в жизни такой, и на льду: шайбочку любит повозить, вратарю засунуть ее между ног. Тэйвз скорее ориентирован на результат, если можно так выразиться. А Кейн — больше шоумен: играет в удовольствие, и ему самому это нравится.
— Легенды про закрытые вечеринки Кейна ходят достаточно давно.
— Я на его вечеринках никогда не был, поэтому не могу ничего сказать (Улыбается.).
— А Тэйвз и в жизни капитан серьезность? Не знаю, что должно произойти, чтобы увидеть его улыбающимся.
— Я думаю, он улыбался только три раза: в 2012, 2013 и 2015 годах (Смеется.). Он такой по жизни. Я не вспомню, чтобы он прямо таки смеялся. Хотя играл с ним два или три года. Кейн — более шебутной, веселый парень. Тэйвз — реально серьезный.
— Мы еще не говорили о «Тампе», где вы выиграли Кубок Стэнли. Хотели узнать про вашего партнера Дэйва Андрейчука. Правда, что он мог до утра сидеть в баре, а с утра прийти на тренировку как ни в чем не бывало?
— Брэд Ричардз, который жил с ним в номере, рассказывал, что Дэйв мог приползти в четыре утра, а в восемь уже сидеть на кровати, прыгать со словами: «Все, вставай, пошли тренироваться». После игр в самолетах у нас было пиво. И на вопрос, сколько еще осталось лететь, Дэйв отвечал так: «Осталось лететь еще пять-шесть пива. Или, например, восемь».
— Самое интересное, что человек доиграл до 42 лет и на закате карьеры выглядел ничуть не хуже.
— Игрок, в принципе, уникальный. Он не настолько быстрый, но, когда его выпускали на большинство перед вратарем, в ту сторону главное было доставить шайбу. Понятно, что он не всегда забивал. Но из десяти шайб — девять точно переправлял. На большинстве он уникальный человек. Естественно, еще и очень умный. Когда уже становился не таким быстрым, играл мозгами.
— От него всегда веяло легендарностью. А в раздевалке такие вещи ощущались?
— Однозначно, когда он что-то говорил, к нему прислушивались. Хоть он и не пытался себя в раздевалке возвысить. Во-первых, ему тогда было лет 40. Он столько лет провел в лиге, больше всех матчей отыграл без Кубка Стэнли. Когда он хотел что-то сказать, то выходил в центр: «Давайте достанем наши головы из одного места и начнем играть». И к нему прислушивались.
— А кто из партнеров или соперников производил на вас громадное впечатление?
— Мартен Сен-Луи. Игрок недрафтованный, и «Калгари» его, грубо говоря, списал. Получился у него такой реванш — выиграл Кубок Стэнли (в финале как раз у «Калгари». — Прим. «СЭ»), был ведущим игроком, и MVP брал, и в Зал Cлавы вошел. Конечно, поразил еще Тэйвз — профессионал, обязательный, ответственный — настоящий капитан команды. Из соперников — в каждой команде были игроки, которые производят впечатления. Наверное, все-таки Петер Форсберг. Он запомнился тем, что играл и в нападении, и в обороне. Яромир Ягр — здоровый конь. Если он начинает прикрывать шайбу, его никак не сдвинуть. И бросок у него приличный. Еще Паша Дацюк. Когда я играл, у меня был пакет каналов НХЛ. Если шли матчи «Детройта», я включал, чтобы только посмотреть, как играет Паша. Я всем говорил, что я бы ни на какой хоккей не пошел, так как много скучных матчей. Но когда играет Паша, нужно непременно сходить — будет что-то интересное.
— Были ли у вас личные противостояния с Дацюком, называемые в НХЛ mind games (битвы разума — англ.)? Вратари рассказывали, что на уровне НХЛ — это частая вещь.
— Нет, я никогда не пытался играть в эти mind games. С моей точки зрения, вратарь не может первым делать движение. Когда я играл в «Чикаго», против Паши было шесть игр в сезоне и еще одна-две — предсезонные. Не всегда мы были в составах, но, тем не менее, ты даже со скамейки смотришь, что человек делает. И сам все равно запоминаешь, что он может сделать, какую ситуацию он может создать. Я предпочитал реагировать на какие-то его движения. Понятно, что все равно он доставил мне кучу неприятностей. Даже не могу сказать, успешно я играл против него или нет. Знаю, что он мне позабивал нормально (Улыбается.).
— Кто обладал самым странным характером из ваших партнеров по команде?
— Их было несколько. Кто мне сразу пришел в голову — это защитник «Финикса» Джеральд Дидак. У него такой характер был — на всех все равно. Он все время ходил с какой-то газетой про финансы и постоянно носил пиджаки как у Шерлока Холмса. По мне — странный человек. Да и не только по мне — над ним все посмеивались.
— Тэйлор Холл реально исчезал с площадки в ключевые моменты?
— Я думаю, он просто тогда был молодым игроком. В «Эдмонтоне» их немного разбаловали, когда убрали ветеранов и взяли одновременно не то шесть, не то семь первых раундов в состав. И с них не спрашивали какие-то вещи, а таком возрасте надо воспитывать и спрашивать. Думаю, он привык играть так, как делал это в юниорской команде, а когда пришел в «Эдмонтон», не поменялся. И ему не объяснили, что уровень уже другой и нужно меняться и становится лучше. В какой-то части от этого все идет.
Ключевой момент финала Кубка Стэнли-2004
— Как считаете, не являются ли лакросс-голы ошибкой вратарей, работающих в баттерфляе и в реверсе — то есть сидя на коленях и опуская ближний к штанге щиток? Ведь получается, что вратари провоцируют игроков поступать забивать таким образом из-за ворот?
— Если вратарь садится заблаговременно, он приглашает игрока либо отдать пас, либо сделать лакросс-гол. Я думаю, если бы вратари были более терпеливые на ногах, то можно было бы исключать большинство таких голов.
— От каких вратарских привычек отучивали себя вы?
— Я, в принципе, себя ни от чего не отучал. С тренером вратарей Бенуа Аллером мы всегда работали над терпением, чтобы не садиться раньше броска. Он разбивал видео на замедленные кадры, и мы работали над тем, чтобы, как только шайба сходила с крюка, я был еще на ногах.
— К концу 1990-х среди тренеров вратарей в НХЛ было немало случайных людей. Встречались с такими?
— Мне, скорее всего, повезло. Первый тренер в «Виннипеге» у меня был Пит Питерс. Он очень долго играл, доходил до финала Кубка Стэнли с «Филадельфией». Потом на его место пришел Бенуа. Понятно, что Питерз мне что-то дал. Бенуа что-то поменял и еще что-то дал. Потом я приехал в «Тампу», где работал Джефф Риз, который сейчас в «Далласе» у Антона Худобина, кстати. В «Тампе» я уже что-то умел, и мы обсуждали, в каком русле будем двигаться. Я никогда не умел хорошо играть за воротами клюшкой. Этому меня научил Джефф Риз. Потом в «Чикаго» был Стефан Вайт, который сейчас в «Монреале» — с ним мы отрабатывали какие-то вещи. У меня случайных людей не было. Сейчас в командах уже есть и по два, и по три тренера. Я думаю, сейчас этого все меньше и меньше. Но, возможно, где-то и есть.
— Как вам показалось, был ли гол «Калгари» в шестом матче финала Кубка Стэнли?
— Мне никак не показалась — у меня голова в тот момент смотрела в другой угол. Внутренний щиток лежал на линии ворот. Олег Сапрыкин вроде как делал прострел, и шайба попала в коньки Желине. Я только почувствовал, что шайба мне в щиток ударилась. Где она была, пересекла, не пересекла — я не успел голову даже повернуть к тому моменту.
Много было разговоров после игры. По-моему, тот эпизод даже не просматривали. Но не было ни одного ракурса, чтобы точно сказать, что шайба пересекла. Я тогда слышал, что телевизионная компания SBS, которая транслировала эту игру, с помощью 3D-моделирования определила, что шайба не пересекла линию ворот. То есть — все, отстаньте, другого ничего нет. Поэтому я верю, что гола не было.
— Это был один из ключевых моментов финала.
— Да. Сейчас точно не вспомню, но вроде минут пять-шесть до конца оставалось. Если бы гол засчитали, тяжеловато было бы за шесть минут сравнять. Это не значит, что они бы выиграли — время еще было. Но они бы точно приблизились к победе.
— Вы застали и времена, когда забивали мало, и когда забивали много. Наверное, больше нравилось играть, когда пропускали меньше?
— Любому вратарю не нравится много пропускать. Понятно, если бы мне сказали, что я выиграю 82 игры со счетом 6:5, я бы согласился. Но, с другой стороны, работа вратаря в остановке шайб — не только выигрыши. В каждом матче ты хочешь сделать «ноль». Когда счет был 7:7 — мне не очень приятно было.
Проблемы Бобровского
— Читатели пишут: правда ли, что перед матчем вы съедали шесть бутербродов с колбасой, запивали их какой-то специальной водой и выходили на лед?
— Нет, шесть бутербродов с колбасой я не съедал. Не знаю, откуда это пошло. Специальную воду мне делали от обезвоживая: вроде детской воды с электролитами — раствором с минеральными веществами, я ее брал с собой перед автобусом на игру. Шесть бутербродов я не съедал — делал себе один с ветчиной и горчицей. Естественно, пил кофе и эту воду.
— Кто вам кажется наиболее технически совершенным вратарем?
— Мне нравится Кэри Прайс. В некоторых моментах — Сергей Бобровский. Какие-то вещи, может быть, я бы по-другому сделал. В основном, очень хорошо играет. В «Нэшвилле» очень техничный маленький парень Юусе Сарос.
— Что вам не нравится в Бобровском?
— Наверное, технически можно не вдаваться в подробности. Думаю, у меня похожая ситуация была в «Чикаго». Когда ты только подписываешь большой контракт, хочешь играть как можно лучше. Сам на себя оказываешь много давления, а попадаешь не в такую хорошую команду. И вот постепенно после неудач начинаешь ковыряться в себе, искать причины, и не всегда это помогает. Думаю, это все от того, что хочется сделать лучше. У меня первый сезон в «Чикаго», мягко говоря, плохой получился.
— Такое впечатление, у Бобровского есть недопонимания с защитниками. В «Коламбусе» он привык к одному стилю игры, а во «Флориде» все совершенно по-другому. Может быть, защитники его не до конца понимают. Вы с таким сталкивались?
— Это может зависеть еще от того, что тренер требует от защитников. Я знаю, что в некоторых командах при определенных случаях защитник забирает дальнюю сторону, а вратарь играет по ближнему. Когда я насчет этого общался с Тортореллой, он не согласился. Если в большинстве соперник получал шайбу в точке вбрасывания, защитник бежал на него. Торторелла хотел, чтобы защитник принимал шайбу на себя. Я с ним много раз разговаривал, объяснял, что, если шайба пролетает сквозь защитника, я не знаю, что с ней делать — не могу же я посмотреть через защитника. Но с такой схемой мы выиграли Кубок Стэнли. Тяжело поспорить с этим.
Торторелла хотел, чтобы на большинстве с краю защитник выбегал, а по центру они оставляли одного игрока перед воротами, чтобы не создавать дополнительную помеху. Если я шайбу забираю, то все — остановка игры. Если она вдруг отскакивает, бросок идет в мою сторону, то наши игроки разворачиваются и начинают подбирать отскоки. Если человек мешает, иногда тяжело зафиксировать шайбу. В этом плане Торторелла спрашивал, как удобнее.
Естественно, вратарь все равно общается с защитниками — они все равно должны до чего-то договориться, должны знать, кто и что делает. Сергей играет уже давно, защитники у них тоже не новички, думаю, должны понимать друг друга Возможно, выглядит все это так, что они не могут договориться, но я не думаю, что это проблема.