ТУРАТАУ - МУЗЕЙ ДРЕВНОСТИ ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ
Гора Туратау, вместе с шиханами Юрактау, Куштау (Шахтау с 50-х гг. используется как сырье для предприятия «Сода») представляют собой уникальные памятники природы Башкортостана. Горы сложены органогенными известняками нижнего Пермского периода (299 млн лет), состоящими из скопления окаменелостей различных представителей древних организмов: брахиопод, водорослей, губок, иглокожих, кораллов и др. Одним словом, своеобразный музей древности под открытым небом[1].
Гора Туратау с 1965 года имеет статус памятника природы. Вместе с тем, она также тесно связана с историей Башкортостана средних веков. После распада Золотой Орды, в XV веке большая часть Башкортостана вошла в состав Ногайской орды, как особая территория со своим административным центром[2]. Управление осуществлялось при помощи номинальных наместников, местом пребывания которых являлся город Башкорт (Имәнҡала, ныне Уфа), известно также, что их резиденция (ставка) находилась и на горе Торатау [3].
ТУРАТАУ - РЕЗИДЕНЦИЯ САМОВЛАСТНЫХ БАШКИРСКИХ ХАНОВ
Ногайские наместники имели большую самостоятельность и фактически являлись единовластными правителями (ханами) Башкирии. И это зафиксировано в том числе и в башкирских источниках. Так, например, в башкирском средневековом труде «История усерган», говорится: «Турахан. Нәһер Иделдә Туратағ димәктә мәшһүрдер. Аның сарайы урыныдыр. Башҡорт халҡына билистиҡлал хан улмыштыр» («Турахан. Место его дворца (ставка) находился на горе Торатау около Агидели. Он был самовластным ханом башкирского народа»)[4].
Остатки ханской крепости на Туратау сохранились вплоть до середины XVIII века. Выдающийся исследователь истории и географии Башкортостана Петр Иванович Рычков (1712–1777) в своем труде «Топография Оренбургской губернии» (написан в 1755 г.) пишет: «Тура-Тау, Кош-Тау, Юрак-Тау, три высокие горы на Белой реке по течению ее с правой стороны в Юрматынской волости, одна от другой версты по три или по четыре. На первой (т.е. на Торатау – А.Я.) имеется земляная крепость, где по сказанию башкирцев живал некоторый нагайский хан»[5].
Таким образом, еще в середине XVIII века на горе Туратау имелись остатки крепости (ставки) Турахана «самовластного хана башкирского народа», упоминаемого в «Истории усерган», причем, у местных башкир – юрматынцев были живы предания о ханской крепости.
ТУРАТАУ - СВЯЩЕННАЯ ГОРА БАШКИР
Судя по преданиям и историческим источникам, башкиры издревле почитали Туратау как священное (культовое) место, где хоронили своих аулия (святых). Согласно башкирским преданиям на священной горе к местным жителям часто являлись аулия, пророк Хызыр-Ильяс[6] и они становились свидетелями сверхъестественных явлений (карамат). В связи с этим, нетрудно догадаться
почему "самовластные башкирские ханы" выбрали местом своей ставки именно эту гору. По всей видимости, она придавала правителям сакральность ханской власти.
ПУТЕВЫЕ ЗАПИСИ АКАДЕМИКА ЛЕПЕХИНА О ТУРАТАУ
Спустя несколько столетий после присоединения к России, башкиры по-прежнему с большим почтением и трепетом относились к священной горе Туратау. Об этом ярко свидетельствуют путевые записи русского ученого-этнографа Лепехина И.И. (1740–1802), посетившего башкирский край летом 1769 года в ходе Академических экспедиций[7]. Вот что он пишет: «В одиннадцати вёрстах от Стерлитамакской пристани, по нагорному берегу реки Белой, видна последняя из высочайших гор близ Оренбургской дороги в Уфу, Тура Тау, (Городковая гора) прозываемая. Вышина её, смотря по небольшой отлогости, по которой на гору взойти можно, сажен ста с два составит. Башкирцы к горе сей имеют особливое почтение, и почитают её за освящённое место. В старину, по их сказкам, жительствовал на ней нагайский хан со своим семейством, а после служила она прибежищем богобоязливым и уединённым мусульманам, которых они угодниками называют».
ПОЧЕМУ БАШКИРЫ НЕ ХОТЕЛИ СОПРОВОЖДАТЬ ЛЕПЕХИНА НА ТУРАТАУ?
Башкиры с большим почтением и трепетом относились к Туратау и не желали, чтобы на священное место вступала нога посторенних людей. Они отказывались сопровождать членов экспедиции на гору. «...никто из них на сию гору с нами идти не хотел, отговариваяся разными обетами, которыми они горе должны, и которые ещё не исполнены: ибо без исполнения обетов влазить на гору никто не может, разве кто похочет сам себе быть злодеем...», – пишет Лепехин.
Не сумев отговорить Лепехина и его спутников, башкиры, приводили примеры, что может случиться с теми, кто неуважительно относится к священной горе: “...говорили, что не упоминая о книге Чингыз, в которой много о сей горе писано, два домашние примера сказать довольно. Один татарин, презирая сие священное место, и в возмездие башкирскому заблуждению на горе напакостил. Но сия попытка даром ему не прошла: ибо весь его род в короткое время вымер. Мор начался с его сына, который умирая видел разных хищных зверей сходящих с горы и готовящихся терзать его тело и всего семейства. Другой, гоняясь за лисицею без всякого обета, и в посмеяние забравшийся на гору, растерзан был медведем”, – пишет Лепехин.
В конце-концов башкиры были вынуждены согласится сопровождать путешественников, видимо, местное начальство не посмело, отказать просьбе столичных гостей. Священная гора не очень дружелюбно встретила непрошенных гостей. Подул сильный ветер, начался дождь. Путешественники не осознавая и не оказывая хоть какое-то почтение к священному месту, начали рвать на склоне горы священное для башкир растение – артыш (можжевельник). Это переполнило терпение башкир. «Мы были на конце горы, как рвали сие растение. Один башкирец, который казался нам самым усердствующим, бежа к нам по горе делал всевозможные знаки, дабы мы его тут подождали (ибо бывший тогда сильный ветер и дождь голоса его не допускали до ушей наших) и прибежав спрашивал: на какую потребу мы ломаем Артыш агачи, и с какими обетами? Но как мы ему сказали, что мы берем его только для любопытства, и не видим никаком причины делать обеты, то он нам отвечал с выговорами, что мы их принудили войти в гору против их воли, при том делаем другое преступление, что берем с горы дерево без всякой надобности и без всякого обета, ибо сие им даром пройти не может», – пишет Лепехин.
Исходя из вышеизложенного, можно сделать следующий вывод: Гора Туратау ценен не только как уникальный памятник природы, где можно найти под ногами окаменелости древних морских организмов, живших 299 млн лет назад, но и как исторический объект - место пребывания "самовластных ханов башкирского народа", наместников Ногайской орды.
Но в первую очередь гора Торатау является священным местом для башкирского народа, как, например, мавзолей первого имама Башкирии Хусаин-бека в Чишминском районе Башкортостана или горы Аушкуль (Учалинский район РБ) и Нарыстау (Миякинский район РБ), где по преданиям похоронены мусульманские проповедники-аулия (святые). Эти объекты и ныне являются местом притяжения мусульман и играют важную роль сохранении основ традиционного ислама в Башкортостане.
[1] Шиханы. Башкирская энциклопедия. В 7 т. Т. 7. Уфа, 2011. С. 313
[2] Трепавлов В.в. Ногаи в Башкирии XV–XVII вв. //Материалы и исследования по истории и этнографии Башкирии. Уфа, 1999. С. 8–10.
[3] Мажитов Н.А. Ногайская орда. Башкирская энциклопедия. В 7 т. Т. 4. Уфа, 2008. С. 466.
[4] Үҫәргән тәуарихы//Башҡорт әҙәбиәте антологияһы. Беренсе том. XIII –XVIII быуаттар. Өфө, 1999. 311-се бит, Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана. Древность. Средневековье. Уфа, 2009. С. 436.
[5] Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. Уфа, 1999. С. 126.
[6] ХЫЗЫР — Хызыр-Ильяс, пророк. Согласно легенде, отыскал источник живой воды и, испив из него, обрел бессмертие. С тех пор скитается по земле в зеленом одеянии, совершая добрые дела: помогает заблудившимся в пустыне и погибающим от жажды путникам. Часто фигурирует в эпосах и сказках, является покровителем гл. героя, обездоленных сирот, приходит на помощь влюбленным. В сказаниях "Акбузат", "Идукай и Мурадым" и ряде сказок Хызыр выступает в образе седого старца аулии (әүлиә). Нередко называются двойным именем "Хызыр-Ильяс", что соответствует Илье-Пророку у христиан.
[7] Лепехин И.И. Продолжение Дневных записок путешествия академика и медицины доктора Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства в 1770 году. Ч. 2. Спб., 1772
