Утром, как только солнце выглядывает из за крыши соседнего дома, и первые лучи касаются травы, блестящей от росы, во двор выходит Борисыч. Ему так хорошо, что взглянув на метлу, потом на небо, он со вздохом разворачивается и скрывается в недрах дома. Дом просыпается. Из подъездов выходят заспанные жены, хмурые мужья, и не замечая весенней радости, спешат на работу.
На проводе сидит воробей, меланхолично чистя перышки. Он, однако, не забывает следить краем глаза за детьми, испытывающими новую усовершенствованную рогатку. А за воробьем в оба глаза следит кот, который сидит за окном второго этажа. Он уже знает, что между ним, и всеми птицами двора существует непреодолимая преграда, которую не проскочить. Нос еще помнит тот удар весной прошлого года. И хозяйка сегодня забыла выпустить его из дома. Даже не обратила внимания на то, что он два часа сидел, уткнувшись взглядом в дверь. Собралась и убежала на работу, видите ли, очень важное совещание у нее. И проскочить не удалось, ээх, надо было погромче мяукать, да прощелкал…
А во дворе лужи, они искрятся солнечными лучами, играя друг с другом бликами всех цветов радуги. По ним прыгает Маша в резиновых сапожках, и не обращает внимания на то, что сапожки не очень помогают против брызг. Мама еще не догадывается, какой шок предстоит ей испытать, когда Маша вернется домой.
Из-за угла дома завернула тетя Клава. Так ее все и называют, тетя Клава. Отчество у нее, конечно же есть, но кто будет помнить отчество, если тетя Клава – тетя? Была она замужем за физиком Федором Степанычем. Никто не знает, каким образом могли сойтись в море два таких разных корабля. Он – физик в третьем поколении, старший научный сотрудник НИИ, и для него вкрутить лампочку – задача, не имеющая решений, ибо теоретики – не практики. И правда, как может человек вкрутить лампочку, или не дай боже, приготовить борщ, если в голове у него вертятся основы мироздания вселенной? Тетя Клава же – как античастица Федора Степаныча. Правду говорят – она и конь, и коня на скаку, и защитник, и защитника за пояс, и в избу войдет, да еще и выйдет оттуда с тремя бревнами на плечах, и поллитром подмышкой. Она была управдомом (никто и не решился выставить другую кандидатуру), и ведала всеми делами дома, личными, и общественными. Сегодня у нее было радужное весеннее настроение, которое начало резко портиться недалеко от своего подъезда. В правой руке – авоська с картошкой, в левой – сумка с овощами, на голове – беретик, а в глазах – искры гнева.
- Ага, - вполголоса она шептала. – окурки не убраны, Борисыча задушу, гада, опять напился.. На газоне след, это Витька, ясно дело, разбойник, не жалко ему цветочков то. Заборчик надо покрасить, опять деньги с жильцов тянуть, а они гады, не то что за рубль, за копейку удавятся…
Около подъезда стоит машина Петровых с первого этажа. Он – директор какой то фирмы, она главный бухгалтер в ней же, сын учится в Москве, а собака их сущий дьявол. И, чтобы войти в дом, надо протиснуться между автомобилем и скамейкой, навеки оккупированной старушками. Войдя в подъезд, она обратила внимание на надпись "Коля и Оля были здесь", и на "Миша дурак". Эти надписи таинственным образом появлялись независимо от усилий тети Клавы, которые она прилагала для их уничтожения. Обратила внимание и на горшок с цветком, в котором земля за недолгое время превратилась в такой камень, что пустыни Америки бы позавидовали таким трещинам. В общем, войдя в дом, она была заряжена таким ядреным порохом, что Федор Степаныч почувствовал, как его лысина встала дыбом. Страшно сказать, что было бы, если бы на ней росли волосы. Не будем пересказывать, какой адский поток обрушился на бедного интеллигента в третьем поколении, лишь посочувствуем тем законам, которые не открылись благодаря панике Федора Степаныча.
В это время, в квартире на пятом этаже, Павлик разгоняется на трехколесном велосипеде, и резко тормозит перед телевизором. Двери в комнаты находятся друг
напротив друга, как раз есть место разогнаться. На улице то не покатаешься, засмеют - на трехколесном велосипеде только в садике сидят, а тут четвертый класс.
Вообще то Павлик уже научился тормозить в паре сантиметров от столика, на котором стоит телевизор, и лихо разворачиваться, правда, когда мамы нет дома. Но в этот раз толи бог, толи Федор Степаныч в панике руку приложил, но законы физики нарушились, и тормозной путь удлинился. Велосипед зацепил край столика. Купленный после свадьбы, тот не стерпел такого обращения с собой, и его ножки стали предательски разъезжаться в стороны.
Раньше, в веке девятнадцатом, очагом семьи был собственно очаг. А теперь этот пост занял телевизор, по которому и мультики, и фильмы, и новости, и прогноз погоды. Любой отец семьи на другом краю города, почувствовал бы укол сердца, и стрелой примчался бы домой на спасение голубого ящика, но у Павлика была только мама, а сам ребенок еще не достиг такого возраста, когда мужчина живет только телевизором. Время остановилось. Павлик словно в замедленном кадре видел, как столик проседает. Вот правая ножка отломилась, столешница накренилась вправо, и телевизор, даром что ручкой не помахал, полетел на пол. Он мог стерпеть все – удар кулаком в бок, в крышку, и даже спичку, воткнутую в кнопку. Он не мог стерпеть только одного – падения на пол. Обиженный и оскорбленный до глубины своего кинескопа (и как это возможно, чтобы так обращались с центром дома, средоточием его жизни!), он упал и испустил голубой дух.
Бровь Павлика нервно дернулась вверх, губы задрожали, и по щеке скатилась скупая детская слеза.
Глухой удар передался в квартиру на четвертом этаже, где бабушка Валерия, она же теща, наливала щи Петру Борисычу, тому самому, который сегодня вместо уборки двора занимался уборкой своей души. Всем известно, что очистить сердце от скверны можно только наполненным граненным стаканом да огурчиком, и святой акт Борисыч выполнил на славу. Превозмогая все, собрав все свои силы в единый кулак, сурово насупив брови, сжав губы, он прямой походкой вернулся домой, сел на стул, и молил бога, чтобы тот отправил уже тещу на почту. Но сегодня четверг, а в четверг все боги занимаются более важными делами. Услышав глухой удар в потолок, теща ойкнула. Ойкнула тихонько, а внутри словно грянул строевой марш. Рука дрогнула, тарелка с щами, словно бомба, полетела на пол. Петр Борисыч насупил уже насупившиеся брови, отчего приобрел совсем уж комический вид. Почта отменялась на неопределенный срок, стакан в отставку, утро насмарку. Но, когда в доме что-то случалось, теща забывала про все – про разлитые щи на полу, разбитую тарелку, и Борисыча, почувствовавшего подарок судьбы. Стакан реанимирован, утро снова по весеннему солнечное, теща убежала во двор обсуждать новое Событие с другими бабушками.
Бабушки эти чудесным образом объявлялись на скамейке ранним утром, и растворялись в ночи. Существует много гипотез, почему так происходит, но факт остается фактом – если нет скамеек во дворе, нет и бабулек. Количество таинственных всезнающих бабушек на каждую скамейку колеблется в пределах трех-четырех. Зимой скамейки пустуют; как голые деревья, они ждут той поры весной, когда на ветвях набухают почки, а на скамейках набухают старушки. Они знают все – в пятой квартире вчера напились и поссорились, а из десятой Мишка курит в подъезде, в той Лерка водит шашни с электриком, стыда не знает, а в этой страшно и подумать, что происходит, каждую ночь скрип стоит и непонятно, то ли ругаются, то ли дерутся, то ли детей заводят, бесстыдники, в такое то время, когда люди добрые спят и отдыхают, Сталина на них нет, вот в наше время… После Сталина плавно переходят ко временам голода, оттуда прыжком до Ленина, и тут в цене самые старые бабульки – которые помнят еще царя батюшку Николая, а то и князя Владимира Ясное Солнышко.
А Ясное Солнышко светит во двор, пытаясь осветить каждый темный закоулок, пытаясь донести свет до каждой квартиры, заглянуть в душу каждому человеку. Зима покорно отступает, весна входит в свои владения.
Бабушки обсуждают причинно-следственную связь крушения тарелки с борщами, и находят ее в ценах на молоко.
Борисыч, добрый как никогда, убрав следы бомбежки с пола, сидит на кухне. На столе перед ним бутылочка родимой холодненькой, в тарелке - огурчик малосольный, а на душе – тихо и спокойно. Глубоко вздохнув, он краем сердца почуял угрозу, нависшую со стороны бушевавшей дома тети Клавы. "Чему быть, того не миновать" – подумал Борисыч. "Хорошую мысль грех не запить" – напомнила ему водка.
А время уже после обеда, и скоро наступит вечер. Павлик сидит за столом, остервенело выполняя все уроки за всю жизнь, посуда блестит, комната убрана так, что пылинки не найти солнечному лучу. Маму правда этим не задобришь, но сын еще надеется на чудо. Кот, потеряв всю надежду, спит на полке с бельем хозяйки. Он нутром чует, что выбрал какое-то не такое место, и сходил по большому куда-то не туда, но никак не может понять, что именно он сделал не так. В памяти всплывают обрывки каких то криков хозяйки – но что она там кричала, и про что – не вспомнить, хоть убей. А белье такое мягкое, и тут так хорошо спится. И пес с ними, с воробьями, у котов и кошек – девять жизней, в какую-нибудь из них он обязательно добьется своего.
Тетя Клава, полив цветок в подъезде, готовится к налету в квартиру Борисыча. Кидая картошку в кастрюлю, она бормочет что-то, и если б дворник ее слышал, он бы еще с трех часов ночи уже был во дворе.
Домой начинают возвращаться мамы, папы. Мамы с сумками, набитыми продуктами, папы – с портфелями, набитыми бумагами. В некоторых портфелях прячется заботливо укутанная бутылка, в некоторых – зарплата. Большая часть уйдет в необъятные тайники жён, откуда исчезнет бесследно и бессмысленно, а малая часть спрячется в тайник мужа, откуда потратится вполне целенаправленно и с умом. Вернулась мама Маши. Еще во дворе она увидела дочку, играющую в куклы в песочнице. Вода из лужы и песок превратили Машу в тихий стон и ужас. Невозможно и представить себе, что подумала мама, судя по тому, как она ругала девочку. Ведь вся жизнь бедного ребенка искалечена, и попадет она не замуж за умного и доброго, а в ад, где будет горькими слезами увлажнять раскаленный песок на сковороде. Вернулась мама Павлика. Павлик честно старался показать, какой он хозяйственный и добрый, и что телевизор упал сам, а столик уже был сломан, но сочетание убранной комнаты, сделанных уроков и бездыханного ящика было слишком очевидно.
Дождался Борисыч и жены, а заодно и тети Клавы, которая метала бы гром и молнии, будь у нее таковые в распоряжении. Старушки уже начинают растворяться в сгущающей темноте, и голос их становится все тише и тише. Рогатка опробована, и ни одно стекло не разбито. Этот факт весьма огорчил мальчишек, и завтра они обязательно попадут, совершенно случайно, в этом никто не сомневается, в окно директора какой-то фирмы.
Федор Степаныч рассеянно читает "Физический вестник", но буквы путаются, слова мешаются, и вместо внятных фраз получается совсем абракадабра. Тетя Клава своим оглушительным голосом способна и не на такое.
Мишка с опаской выглянул из квартиры, и, в тапочках и штанах с оттянутыми коленками, вышел в подъезд покурить. Через полчаса должен придти Коля, и они вдвоем пойдут на улицу искать романтики и приключений.
В соседней квартире, не дожидаясь ночи, начался скрип, словно молодые наверстывали упущенное днем время. А в пятой было тихо. Там никто не пил и не ссорился. Сегодня.