Один мой приятель, мой земляк-сибиряк и сепаратист со стажем, приехавший в Донбасс году в 16-ом или 17-ом, и успевший, соответственно послужить и в Народной Милиции ДНР, и теперь уже в Вооружённых силах РФ, написал мне нынче утром, что вывел для себя одну важную формулу, звучит она так:
чем дальше я был, пишет мой приятель, от государства Российского, тем больше я был государственник, тем больше я переживал за это государство и отстаивал его интересы, рискуя жизнью; теперь же, когда это моё государство стало ко мне ближе (потому что оно пришло туда, где его восемь лет ждали), во мне стала проявляться моя бунташность (аля Степан Разин или Евг.Пригожин).
Я долго размышлял над этой формулой, над её нравственным и историософским смыслом. И в том, и в другом смысле в ней, в этой формуле, безусловно, присутствует трагизм. Мой приятель (имя которого, конечно, называть не буду), безусловно смелый и думающий человек, годами держал рубежи нашего государства-цивилизации (Русского мира, Открытого русского космоса, как говорят нынче). Как настоящий пассионарий, он отправился на окраину Русского мира, на его фронтир, рискуя не только жизнью, но и социальным статусом и всякими прочими гарантиями. Причем в то время даже само государство не совсем понимало значение этого фронтира и едва ли даже рассуждало в таких категориях. Как говорят, тогда это еще не было мейнстримом. Мой приятель не раз говорил мне о том, что мечтает хотя бы (разговор был уже после смерти А.Захарченко) просто о том, чтобы Донбасс стал частью большой России как государства, чтобы регион вздохнул бы наконец спокойно. И вот тогда, когда, казалось бы, мечты сбылись, у моего приятеля начались проблемы.
Как настоящий воин, понимающий, что нынче наступили, как у Саграды в песне, «камуфляжные времена», мой приятель подписал контракт на 5 лет и теперь служит в одном из действующих в зоне СВО подразделений на офицерской должности. Командиры у него все – кадровые офицеры из большой России, которые уже не первый год в армии (но 1-ой или 2-ой год на Донбассе). Мой приятель жалуется, что отношение этих командиров к бывшим донецким ополченцам, так сказать, немного предвзятое («да как к людям второго сорта, братан!»). Так, одному из этих бойцов моего приятеля, старому ополченцу из города Славянска, который на войне с первых лет, влепил выговор зам командира по тех.обеспечению только за то, что тот не отдал ему воинское приветствие, когда поднимался по лестнице в штабе. Моему приятелю также объявили выговор за его бойца. Но этим дело не кончилось. Зампотех потребовал, чтобы боец явился к нему и рассказал статью из Устава о воинском приветствии. Боец на это забил, у него накануне был боевой выход и дела поважнее. В итоге товарищ зампотех потребовал от моего приятеля, чтобы и его боец, и он сам явились к нему и доложили статью Устава о воинском приветствии и к тому же рассказали свои обязанности согласно штатной структуре, а до кучи чтобы мой приятель провёл со своим бойцом занятие по строевой подготовке на плацу. Боец, увы, с боевых не вернулся, его настиг дрон-камикадзе на подходе к позициям, мой приятель даже не успел ему рассказать о всех мероприятиях, которые запланировал для них зампотех…
Затем, конечно, и моего приятеля, и всех его бойцов заставили сбрить бороды. Большинство бойцов моего приятеля служили до этого в добровольческом православном батальоне, и, конечно, были бородачи. Всем дружным коллективом они заключили контракт с Министерством, и сохранили подразделение почти в полном составе. Бриться, конечно, никто не хотел. Начался парад выговоров с занесением в личное дело, а также прочие репрессии. Люди буквально рвались на передок, подальше от командиров, каждый из которых считал своей святой обязанностью сделать замечание по поводу бород.
– Понимаешь, – жаловался мне мой приятель в одном из аудиосообщений в телеге, – они ведь реально, млять, думают, что они тем самым какой-то консервативный порядок поддерживают! А это псевдоконсерватизм! У нас вот есть Указ Верховного о традиционных ценностях. Борода для меня и моих товарищей – не просто привычка, это одна из таких ценностей. Выходит, что они Указ самого Президента нарушают своим этим маниакальным бритьём бород! У меня, брат, уже нескольких бойцов заставили побриться, они теперь ходят, бедняги, депрессуют, злятся. Вот сдались им, блин, эти наши бороды! Будто дышать легче станет, и победа приблизится сразу…не могу я понять, правда…
И добавить к словам моего приятеля, по сути дела, нечего. Действительно, это маниакальное, как верно выразился мой приятель, бритьё бород уже всех достало. Это действительно псевдо- или даже антиконсерватизм. Косплей на петровские западнические реформы, который в контексте нашего нынешнего противостояния с Западом выглядит как минимум странно. Но продолжу о моём приятеле.
Отношения его с новыми командирами стали выстраиваться по типу «я – начальник, ты – дурак», чего мой приятель вынести уже не мог. И однажды на совещании он вступился за одного из своих бойцов, которому тоже за какой-то пустяк собирались влепить выговор, и высказал то, что думает.
Он сказал о двойных стандартах по отношению к местным, к донецким; сказал и о том, что прибывшим в Донбасс с началом СВО российским офицерам необходимо не только строить бывших ополченцев и учить их жить в реалиях Армии России (что, конечно же, нужно), но и самим нужно кое-чему у них поучиться. Наконец, свой спич мой товарищ закончил чисто гегельянским рассуждением (я, кажется не упомянул, что мой друг гегельянец по мировоззрению) о том, что сейчас, в нашей войне наш большой русский народ познает сам себя, и этот процесс самопознания, конечно, не может идти совершенно гладко, поскольку разные части русского народа имеют слишком разный опыт: народ Донбасса (как часть русского народа, а также те, кто был вместе с ним с 14-го года) вот уже десять лет находится в состоянии войны, тогда как большая Россия только два года и ещё далеко не все в большой России осознали нависшую над нашей страной угрозу. Однако в наших силах содействовать друг другу в этом сложном процессе, соработничать друг другу, поскольку от того, как быстро пройдёт этот процесс народного самопознания, будет зависеть дальнейший ход войны. Мой друг кажется упомянул ещё о концепте «невыносимость русского бытия», предложенным одним современным русским философом (тоже, кстати, успевшим послужить в НМ ДНР, а теперь тоже военнослужащим ВС РФ), в контексте того, что донбасские ополченцы воплощают в себе начало вольности, а российские кадровые офицеры – начало этатистское, государственническое, иерархическое, и эти два начала при всей своей противоположности всё-таки могут сочетаться в одном целом, если начало вольное (анархистское, бунташное) будет направлено на благо государства, и мой друг привёл в пример Ермака Тимофеевича, который мог бы повторить судьбу Разина или Пригожина, ставших бунтарями, но вместо этого направил свою казачью удаль на расширение границ государства, тем самым послужив этому государству на благо.
При словах «этатизм», «невыносимая русскость бытия» и проч. офицеры на совещании, которые и до этого слушали моего приятеля с нескрываемым скептицизмом, стали хмуриться, а при упоминании таких имён как Степан Разин и Евгений Пригожин, стали хмуриться грозно. И разумеется, этот спич моего друга был прерван на середине. А закончилось всё просто, как это и бывает в жизни и в армии, – очередным выговором. Чего и следовало ожидать.
Автор