Поэма
В этой жизни, богатой узорами
(неповторной, поскольку она
по-другому, с другими актерами,
будет в новом театре дана),
я почел бы за лучшее счастье
так сложить ее дивный ковер,
чтоб пришелся узор настоящего
на былое, на прежний узор
В. Набоков «Парижская поэма»
21 ноября 2013 года. Джакарта.
Я пробирался от офиса «Телкомсел» в мой родной «Мариотт» через трущобы, освещаемые Галери Лафайет из ближайшего молла и вышел на трассу. Вечерние пробки из мотоциклов и машин, женщины с младенцами на обочине, продающие место рядом с водителем чтобы ехать по выделенке, запах пережаренного масла от местных кафе.
«Сегодня, за несколько дней до саммита Восточного партнёрства в Вильнюсе, намеченного на 28—29 ноября 2013, основным событием которого должно было стать подписание Украиной соглашения об ассоциации с Европейским союзом, правительство Украины заявило о приостановлении подготовки к заключению этого соглашения. Распоряжение об этом было официально обнародовано премьер-министром Украины Николаем Азаровым.»
Оттенок плитки в ванной «Мариотта», где я читаю эту новость, навсегда врезается мне в память. Я отчетливо слышу, как проворачиваются колеса Истории. Мне 38, у меня есть все – семья, работа в американской компании, постоянные разъезды по всему миру на полугодичные командировки. Но есть пустота. А сейчас к ней добавилась тревога и неуверенность как следствие шаткости человеческого положения. Именно сейчас я вспоминаю про свою детскую любовь к математике. И вспоминаю как меня наполняла теплота завершенности, когда получалось решить задачу на районной олимпиаде – понять как это все устроено внутри и почему устроено именно так.
Точки, прямые и плоскости – это были мои мгновенные радости, мой внутренний диалог и мои прозрачные стены. Числа и формулы – были мои самодостаточные друзья и мои легковесные отношения.
Математика мне кажется убежищем, окончательным, не подверженным никаким внешним воздействиям. Уснут государства, исчезнет Земля, Вселенная схлопнется и снова взорвется точкой, а Тождество Эйлера останется сиять вечно – оно существует. И лежа в ванне тем осенним индонезийским вечером, я ощущаю эту теплую, возносящую меня силу, протягивающую мне руку чтобы навсегда защитить от тревог, связанных с утратами, которые неизбежно сопровождают любые перемены.
Надо только протянуть ей руку в ответ. Я еще не понимаю ни важности этого решения, ни серьезности усилий, которых эта сила потребует.
Январь 2014 года, Джакарта
-Папа, папа, это снег! – трехлетний сын смотрит «Чародеев» на айпаде.
Снег. Снег лежит сейчас на крыше старинного особняка в Васильевском переулке и отражает желтый свет круглых арбатских фонарей.
Я стою у подножия окна на 102-ом этаже Мариотта и смотрю на Джакарту. Дети плавают в огромных лужах между трущобами, и десятки мегамоллов наблюдают за ними из своих окон. Панорама простирается почти в бесконечность. А ведь бесконечностей много.
Месяц назад я начал поиск.
Страница МГУ, страница мехмата МГУ, страница аспирантуры мехмата. Нет, мне надо что-то неофициальное и такое, где я мог бы заниматься на удаленке. Страница Независимого Московского Университета. Ого, его диплом признается Гарвардом! Выглядит как что-то абсолютно невыполнимое – значит как раз то, что мне надо.
Видео по Алгебре-1, где я не понимаю ни слова в самой первой же лекции. Какое такое «отношение эквивалентности»? Что значит «отображение»? Пожалуй, начну с матанализа – благо я проходил его на первых курсах в МИФИ. Так, опять, что такое «счетное множество»?
Нет, сюда даже заглядывать пока рано. Начну с чего-нибудь совсем простого, кажется, я в детстве видел книжку про группы из библиотечки «Квант». Слово «группы» завораживает и хочется сразу понять, что это. Как и слово «Топология». А вот и вторая книжка – «Введение в теорию множеств и общую топологию», того же автора.
Я начинаю их читать как худлит, смакуя определения и теоремы будто это поэтические детективы По.
Первые несколько страниц – самые трудные, остывший за 15 лет с окончания института мозг сопротивляется, но я никуда не спешу. Полстраницы в день – хороший результат.
Постепенно мне открывается, что бесконечностей не одна, их много, и некоторые из них больше других! Они кружатся передо мной, складываясь и разворачиваясь - показывая диагональный принцип, и это дает мне чувство, что я открыл новую дверь и вышел в совсем незнакомый, дивный сад.
И вообще все что я понимал под «математикой» надо забыть. Я внутренне чувствую, что начал с правильных книг.
С каждым днем я чувствую, как мозг начинает раскручиваться и нанизывать одно понятие за другим на острие памяти. Предельные точки – теплые и пахучие сосновые рощи, открытые множества– забытые летние поляны в лесу.
Апрель 2014 года, Стокгольм.
Я выхожу из музея Аббы и вдруг понимаю, что их песни – чем то похожи на группы – настолько ясно и симметрично расположены их партии, ноты и слова.
Обе книжки прочитаны уже наполовину. «А морфизмы групп – это всегда гомоморфизмы»? «Отображение непрерывно если прообраз любого открытого подмножества открыт». Как это все вообще перевести в интуицию? Надо, наверное, все-таки пытаться решать упражнения. Обе потрепаны до выпадения отдельных листков. Они всегда рядом – в самолете, в такси, в ванной.
«Факторгруппа» - голова начинает гудеть как внешний блок кондиционера в третьесортной гостинице. Нет, я не смогу, слишком поздно. Это все не для меня, да и начинать в 38 лет – глупо. Я же даже не матшкольник, ну куда меня понесло?
Но засыпая, я прокручиваю в голове нерешенную задачу и пробую ее с разных сторон. Накатывает приятная теплота защищенности математикой – я неуязвим, пока я вычисляю. «Эйлер перестал вычислять и умер». Я не умираю, я засыпаю.
А утром я записываю придуманное решение и понимаю, что это полный бред. Из моей посылки вовсе не вытекает утверждение, потому что я не учел еще много чего.
В голове начинает опять темнеть, и мысль скачет – «надо воспользоваться определением», нет к черту!
Неделю заставляю себя не думать о математике, возвращается тревога и пустота. Это же наркотик! Да, явный абстинентный синдром. Как заправский алкоголик я тянусь к зачитанным до дыр книжкам. И снова разрастается головная боль при попытке представить все эти вложения групп друг в друга и их факторизацию.
Лучше буду наслаждаться бельгийским пивом.
Ноябрь 2014, Копенгаген.
Я бегу мимо велосипедных пробок, дети в шлемах едут в сады в белых корзинках. Выбегаю к Орезунду и смотрю на Мост. До полумарафона осталось чуть больше месяца, а я еще не выбегаю и десяти километров без остановок.
Книжки истрепались, пришлось купить новые экземпляры. Первая попытка послушать лекции опять неудачна – надо подниматкь забытые знания по матанализу. Двухтомник Зорича. Он тоже везде со мной – на лежаке в фитнес центре, в офисе, дома за ужином, в спальне рядом с кроватью. Ингода я засыпаю с коричневым кирпичом под подушкой.
Зорич пишет так, как будто это эпопея о Гарри – и из маленькой (но волшебной) идеи о непрерывности все это постепенно разворачивается в настоящее колдовство анализа.
Левиосо! – Признак Лейбница.
Империус! – Формула Тейлора.
Авада Кедавра! – Теорема о Неявной Функции.
Мне удалось превратить мою математическую obsession в удовольствие. У меня нет расписания, мне не к чему готовиться. Я могу позволить себе месяц не притрагиваться к математике, а потом две недели запоем читать и решать упражнения. Именно это настроение искрящейся легкости игры и сделает возможным то сверхусилие, благодаря которому мне удастся пройти весь путь в НМУ.