О спектакле «Леонардо» Московского драматического театра «Модерн»
Если хочешь быть художником, оставь всякую печаль и заботу, кроме искусства. Пусть душа твоя будет как зеркало, которое отражает все предметы, все движения и цвета, само оставаясь неподвижным и ясным.
Д. Мережковский. «Воскресшие боги, или Леонардо да Винчи» (1899)
Свой спектакль Юрий Грымов поставил по роману Мережковского. В центре композиции — великий человек Эпохи Возрождения, Леонардо да Винчи, для которого невозможного мало. Ученый, автор множества гениальных изобретений, выдающийся живописец, мыслитель, «универсальный человек», дерзавший подарить бескрылому человечеству полет, Леонардо превосходил современников не только способностями и дарованиями, но и дерзновенным образом мысли. В центре романа — величественный небожитель, стремящийся к покорению новых вершин искусства и знания.
Таким предстает перед нами заглавный герой пьесы. Леонардо в исполнении Дмитрия Бозина выше морали и нравственности, выше чувств и привязанностей, одним словом — выше всего, что может помешать ему стать слугой высшего разума. Дмитрий Бозин, с его величественной осанкой, внутренней энергией совершенного тела, сочетающейся с эмоциональной отрешенностью небожителя и сознанием своей мощи, подходит к этому образу как никто другой. Будучи выше всех скорбей и желаний, его герой стремится к абсолютной свободе. Только эта свобода почему-то оборачивается смертью всех его друзей и учеников, всех, кто к нему так или иначе привязан. Его незамутненное благополучие уравновешивается страданиями и болью близких. И только он сам остается холодным служителем муз, не подвластных земным страстям.
Бозин великолепно выточил образ Леонардо, исполненный огромной внутренней силы и сознания своего величия. Его пластика, мимика и движения равновелики пластике богов Олимпа, давно привыкших к восхищению смертных. Пресловутое стремление Леонардо к совершенной свободе оборачивается какой-то странной дуалистикой, наполняющей личность взаимоисключающими началами: его Иоанн-Креститель в равной степени мужчина и женщина, Христос и Анитихрист, чья змеиная улыбка исполнена невыразимой грации и отвратительного коварства.
Актер так вживается в роль, что даже внешне становится похожим на Леонардо и его живописных персонажей: та же двусмысленная улыбка мудреца, проникшего в тайны земли и космоса, тот же магнетический взгляд творца, отражающий магический отсвет сущего, таящего все тайны и премудрости знания, то же отрешенное проникновение в суть вещей и явлений, та же скользящая грация изящного порхания в высоте ультразвука, недоступного простым смертным. Человек — средоточие и вершина творения земного, вплотную подошедшего к таинствам небесным и низинам преисподней.
В искусстве Леонардо стремится к максимальной объективности в сочетании в сочетании с абсолютной правдой жизни. Не желая льстить модели или исправлять ее суть, он уподобляется идеальному природному механизму, доводя рисунок до совершенства зеркального отражения. Но это отражение показывает всю уродливую двойственность человека, для которого стремление к максимальной свободе и равновесию взаимоисключающих начал привело к созданию странных образов, которых нет в природе. Таков поразительный парадокс гения, заигравшегося с собственной исключительностью.
Спектакль прекрасно воссоздает эпоху, населенную религиозными фанатиками и учеными, язычниками и инквизиторами, отвратительными невеждами и лирическими мыслителями, открывающими для себя новые знания о природе и мире. Контрастный свет заставляет играть яркие материи разными цветами и оттенками, вспыхивать яркими отсветами далеких звезд и кровавых событий. Свет гениально воссоздает леонардовское сфумато — мягкое золотистое сияние человеческого лица и тела на фоне окружающей мглы.
Безупречный эстетически, спектакль производит сильное и достоверное впечатление о времени, когда сила и мощь человеческого разума оживали после многовековой дремы Средневековья. Новая этика только прокладывала себе дорогу в мире, который так нуждался в победах человеческого над мистическим. Чем обернулась эта борьба и эта победа, нам хорошо известно. Тем интереснее погружение в историю человека и времени, которое он идеально отразил в своей жизни и жизненной философии. Философии спокойного, ничем не замутненного зеркала, идеально правильного и глубоко безразличного тому, что оно безупречно отражает.