Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они
Поставлю эпиграфом строки поэтического нашего аса, А.С. Пушкина.
Небольшое историческое вступление, объясняющее дальнейшую сцену. Так сказать, в предыдущих сериях.
Полоцкий князь, племянник Ярослава, Брячислав, при поддержке Эймунда и сил присланных папой Ингигерды, жены Ярослава, который у нас потом Мудрый, берет Новгород. В результате всех военных и около военных телодвижений, Ингигерда оказывается "в плену" у Брячислава и Эймунда. Происходит перераспределение полян, кормящих сильных мира сего. В Киев переезжает племянник Брячислав, дядя Ярослав, формально остающийся главным "конунгом Гардарики", сидит в Новгороде. В Ладоге двоюродный брат Ингигерды. Но, все это ненадолго. Сначала умирает Олаф Шутцконунг, папа Ингигерды, потом Эймунд, сидящий наместником в Полоцке. У брата Ингигерды, короля Швеции проблемы с Кнутом Датским, не до Гардарики. И тут на сцене появляется младший брат Ярослава, Мстислав Гроза касогов, Удалой, решивший, что настало время перекроить карту. Ярослав так же не дремлет, и, наняв некого Якуна с расписной лудой*, пытается решение младшего братца нивелировать.
*-луда -плащ, встречал я и версию, что это позолоченный, лужёный, доспех.
Ну а теперь, поехали.
Пир Мстислава с дружиной. Палаты князя в Чернигове. Вспоминают разгром Якуна и Ярослава под Лиственом. Все в лёгком подпитии и благодушном настроении.
Князь и старая дружина сидели за столами уже второй день, отоспавшись после вчерашнего, освободив желудки от свинины и икры, вперемешку с репой и блинами. Все были в меру голодны, а главное, пересохшие глотки, утомленные соленой и копченой рыбой, жаждали крепкого пива. Наконец, сидящий чуть сзади от Мстислава инок Федул пробормотал молитву. Князь кивнул. Бочонки взлетели на столы. В дверь на деревянном блюде потащили облитого чем-то светло-желтым кабанчика. За столом оживились. Вдруг, неожиданно для вздрогнувшего Федула, враз загоготали несколько густых голосов. Стемир, один из самых ближних, размазывая слезы восторга по жирным щекам здоровенной лапой, другой показывал на кабанчика в подливе.
Гы-ы.. Хакон, смотрите, это же Хакон в своей луде.
Вокруг захохотали. Пиво текло рекой по бородам.
Прастен, смотри, продолжал Стемир, такая же луда, какую потерял этот щап* Хакон, удирая от тебя.
*-щеголь
Прастен нахмурился, при дворе князя ходили шутки о том, что Хакон Эйрикссон ушел от изниманья хитростью, кинув дорогой плащ под ноги его коня, как шапку медведю. Хмель ударил в голову, рука потянулась к поясу. К нему тут же подскочил княжий распорядитель пира Улеб со здоровенным медным кубком полным греческого вина.
Князь жалует тебя, вполголоса сказал он, остынь. Прастен поднял глаза, Мстислав смотрел на него. За князя и его удачу, вставая проревел он и осушил кубок. Вокруг зашумели и застучали чашами. Мстислав поднял руку.
Расскажи нам, как бил ты варягов за Великим морем в римской стороне. Мстиславу не нужны были ссоры среди своих, а Прастен был одним из лучших. Стемир спрятал ухмылку в кулаке. Прастен старик, или почти старик, подумал он. А старикам свойственно приукрашивать дела минувших дней, нет, чтобы думать о сегодняшнем. Он был почти вдвое младше и метил в друзья Мстиславу. Прастен приложил руку к сердцу и поклонился. Привычка эта осталась со времен службы ромейскому базилевсу Василию Болгаробойцу.
Прости князь, я плохой сказитель. Но тут, за столом, сидит Ингер.
Он и Балдер и другие были там со мной. Вот он может рассказать про это не запинаясь и не ища слова на потолке. Многие знали, что Ингер играет на харпе не хуже чем сказитель Ярослава, Боян играет на гуслях, и приготовились слушать. Отец Ингера служил у отца Мстислава и взял в жены киевлянку и потому, Ингер сплетал слова одинаково хорошо по-русски и по-свейски.
Тут я своими словами опишу вкратце о чем дул в уши слушателям тогдашний бард.
Сражение, о котором рассказывает сейчас Ингер, произошло за шесть лет до того, где Якун, варяг на службе у Ярослава Мудрого нашей Повести Временных Лет, потерял свой плащ в битве при Листвене. Состоялось оно в месте, что сейчас называется Канне-делла-Батталья. Говорящее название. И когда Ингер произнес слово Канны, Федул ошарашенно покачал головой. Тогда, в итальянской Апулии, схлестнулись лангобарды и норманнские наемники с одной стороны, и войска императора с варяжской стражей из русских с другой.
Ингер не забыл в красках описать, как Прастен выбил воеводу норманнов, Гилберта, из седла. Зала одобрительно загудела. Несколько раз подняли чаши за силу и ловкость воеводы и остальных дружинников. За самым дальним от княжеского стола Балдер уже разбил блюдо о голову Ятвяга, показывая как он поразил щитом Ральфа, родного брата Гилберта.
Если бы не твоя неповоротливость, Хотен, орал он, брызгая слюной, мы бы славно проредили эту семейку.
Порывавшегося вскочить и скребущего кулаками по столу Хотена подперли более трезвые соседи. Сзади в пояс вцепился расторопный Улеб.
В битве той, немного заплетаясь языком, несколько кружек пива давали себя знать, проговорил почти на ухо Мстиславу Федул, Аннибал-воевода по прозванью Молния победил тьму ромеев. Токмо было се лет поболе за тыщу тому, что Ингер поет. Но столь славна была сеча, что и до сей поры изумляет вси.
А ну-ка, Мстислав заинтересованно повернулся к Федулу, что там? Сидящие поблизости повернули головы. Ромеи любят биться порядком, что за хитрости воинские Аннибал сей придумал супротив? И где, говоришь, бой был? Рядом с Каннами? Что за место?
Федул выпрямился и высоким голосом начал. Канны, град в Италии на земле папежской. Зовется так от камыша-травы. Вот тамо и был бой лют меж ромеями да пунами, сиречь ханаанами.
Постой. Мстислав усмехнулся, а у нас Листвен рядом был, не камыш, да похоже, а ну-ка, дальше.
Ромеи, продолжал Федул, привыкши побеждать плотным строем, еще усилили ряды, хотя прорвать пунян по центру, мня разбегутся убоявшись их. А по крылам конных поставивши мало. А было их боле пунийцев аннибаловых. Да Аннибал-воевода ромеев переудумал. Он посеред поставил иберян с галлами, воев крепких, но бездоспешных, а по крылам пунян своя умелых в делах ратных, в железа одетых вельми. Да конных много.
Сидящие за столом вместе с князем переглянулись. Тогда, под Лиственом, Мстислав не послушал бояр и поставил в центре слабейших из всех, северян. Многие, если не все, думали, что на этом и конец. Бездоспешные северяне не выдержат удар кованых воев Хакона Эйриксона и Ярослава. А дружина Мстислава встала по крылам, и, казалось, в битву не пойдет.
А ну, Мстислав хлопнул в ладони, кто там, неси церы да писало. И, обращаясь к Федулу, потом на пергамен перенесешь. Пиши.
Мьстислав же с вечера исполчи дружину, и постави сѣверъ вь чело противу варягомъ, а самъ ста с дружиною своею по крилома.
За столом пооткрывали рты, удивляясь сходству с делами тысячелетней давности. А дале что? Не выдержал кто-то.
Дале ветер поднялся силен и пыль и прах, все понесло на ромеев, застлав глаза их. Аннибал-воевода так полки раставивши для сего.
Все потрясенно молчали. Мстислав тогда поставил полки спиной к ветру, так что поднявшийся ветер и дождь бил в лицо варягам Ярослава. Пиши, Мстислав хлопнул Федула по плечу.
И бывъши нощи, бысть тма, и громове, и молънья и дождь. И рече Мьстиславъ дружинѣ своей: «Поидемь на нѣ».
И началась сеча зла, продолжил Федул, ромеи почаша галлов да иберян побивати, а те назад пятися. А когда ромеи подалися вперед, с теми сцепишася, то дружина аннибалова, сильная, да конная, с двух сторон на ромеев насела, да сзади и подперла. Да так, что середние ромеи ни меча ни копья поднять не могли и так погибаша.
Те, кто был с Мстиславом под Лиственом, а это были почти все, внимательно вслушивались в слова князя. Федул скрипел писалом по воску.
съступишася въ чело варязѣ сь сѣверомъ, и трудишася варязи, сѣкуще сѣверъ, и по семъ наступи Мьстиславъ с дружиною своею и нача сѣчи варягы. И бысть сѣча силна, яко посвѣтяше мъльнъя и блисташася оружья, и бѣ гроза велика и сѣча силна и страшна.
Как говоришь прозвище Аннибала того, Молния? Переспросил Мстислав.
Мьольнир, заорал Балдер, примериваясь кому бы еще залепить блюдом. Молот Тора, вот кто наш князь!
Аннибал Барка, сиречь молния, князь, проговорил Федул. Токмо не помогло прозвание славному воеводе, битву он выиграл, да княжество его ромеи изничтожили.
Нашему князю не нужна чужая слава, он Удалой, да Храбрый, поднялся Прастен, слава Храброму, он поднял кубок. Все зашумели, сдвигая чаши, слава, слава!
А молнией ослепляет пускай Хакон. Да токмо блеск его без грома и силы, пиши, повернулся Прастен к Федулу.
и бѣ Якунъ сьлѣпъ и луда у него златомъ истькана...Видѣв же Ярославъ, яко побѣжаемь есть, и побѣже сь Якуномъ, княземь варяжькимь...
и, пристально глядя на притихшего Стемира,
и Якунъ ту отбѣже луды златое.**
**-не могу не вставить свои пять копеек в кучу мнений о слове сьлѣпъ или, раздельно, сь лѣпъ. Кто-то трактует это, как слеп. Типа, Якун Слепой. Как-то не сильно вяжется с его участием в битве. Более распространена версия, что это два слова. И Якун - се леп. То есть, хорош, красив. Мне же кажется, что наиболее удачным "переводом" было бы - ослепительный. "И был Якун ослепителен и плащ у него расшит золотом".
Стемир, примиряюще поднял руки. Успеется, поквитаемся ужо, пронеслось в голове...
На сегодня всё.
З.Ы. Иллюстрации по старинке, карандашиком на бумаге сделаны.
Ссылка на другие статьи в том же духе )))
Буду рад комментариям ))) если было интересно ставьте лайк и не забывайте подписаться
Желающие могут посодействовать автору материально 😉
альфа банк 2200 1523 3511 6904 Алексей С