Уходящая натура
Зоя КОБОЗЕВА *
На скамейке в Александровском саду
Котелок склонился к шляпке с какаду:
«Значит, в десять? Меблированные «Русь»...»
Шляпка вздрогнула и пискнула: «Боюсь».
– «Ничего, моя хорошая, не трусь!
Я ведь в случае чего-нибудь женюсь!»
Саша Чёрный
Как штопор в винную пробку вкручивается, вкусно так, постепенно, совсем не как гвоздь вбиваешь в осыпающуюся стену, истории семейные – в чрево города. «Хрущёвские» районы, с одной стороны, – новодел, не чрево; с другой стороны, расселенные в эти райские светлые удобные комнатки с туалетами и ванными в 1960-е, радовались цивилизации многие старожильские самарские семьи, осколочки того деревянного мира, который был Самарой дореволюционной. С туалетами во дворе. С покосившимися воротами…
В одной двухподъездной «хрущёвке» на Революционной доживали свой век две старушечки, Танечка и Валечка. Так их звала наша соседка баба Маня. Танечка и Валечка были ее подружками. Обе махонькие. Обе седые. И, как бывает в парочках, одна – злая, другая – добрая. Одна – жесткая, другая – мягкая. Одна – с правильными и красивыми чертами тонкого иссохшего лица. Другая – круглая, пухлая, с круглыми очками с толстыми-толстыми стеклами и с дужками тоже круглыми, за уши заправляющимися. Одна – мать. Другая – дочь. И самое ужасное, что в какой-то момент жизни дочь догоняет мать, и они становятся просто двумя старушечками.
Тонкая, острая, красивая, злая, с нервными пальцами, заточенными под наперсток, – мать, старая шляпница Самары. Пальцы у шляпниц должны были быть сильными, чтобы преодолевать сопротивление жесткого материала, идущего на шляпы. Увы, я была маленькой девочкой, а потом бестолковой студенткой, когда меня свела жизнь с Танечкой и Валечкой. Я не присмотрелась пристально к мастерству Танечки. И потеряла берет из изумрудного панбархата, который она мне подарила. Стоячий берет из 1940-х. Я только испуганно запомнила, что век женский заканчивается «Танечкой – Валечкой», когда маму уже не отличишь от дочки.
***
Идея шляп меня не покидала никогда. Я просто не понимала, где найти такую шляпу, чтобы в ней соединялись шарм, изящество, кокетство, и чтобы шляпа не была памятником классицизма, ампира или реализма. Соцреализма. Хотя папахи Гражданской войны, мужские «пирожки» президиумов и мавзолеев «развитого социализма» мне очень нравятся. Шляпа должна быть дерзкой. То есть нужно обладать такой внутренней породой, чтобы шляпа была на тебе естественной.
Нельзя, я это знаю совершенно точно, женщинам брести в брюках, с сумками и в шляпе на голове. Это будет пародия. А мужчинам шляпа никогда не придаст брутальности, мужественности, если всего этого нет в мужском организме. Шляпа – она как лакмусовая бумажка. Вскрывает тебя, потрошит, выявляет сущность. Поэтому после революции шляпа стала мишенью для маузера как признак барства. И поэтому все переоделись в фуражки и в красные косынки. «Мы наш, мы новый мир построим». Пока советская шляпа не родилась заново в своей счастливо-повседневной, ширпотребно-ленточковой, дачно-первомайской сущности: «Всё для тебя, дорогая! Брюки и френч заложу. Сам без штанишек останусь. Но тебе дачу куплю».
И вот однажды я улетела в Австралию. Великовозрастную, меня туда забрала с собой мама, чтобы обучать английскому языку. И мама мне купила в невероятном магазине шляпном, в котором в белых мраморных вазах стояли черные бархатные розы, шляпку-таблетку с «рогом» из черных шелковых роз, с которого уходила под подбородок крошечная тонюсенькая вуалетка. Шляпа была упакована в гигантскую белую круглую коробку, как когда-то упаковывались наши знаменитые тортики «Паутинка». Коробка была повязана шикарной черной шелковой лентой и завязана бантом. Женщина должна путешествовать по миру со шляпной коробкой! Все в самолет с багажом, а она – со шляпной коробкой. Вот такая, штопор крутобедрый, через локоток – шляпная коробка с бантом.
***
Теперь я знала, какой должна быть настоящая шляпа. Но не могла найти мастера здесь, в Самаре, который бы мог соединить дореволюционный шик «Танечек и Валечек», атмосферу коробок-«паутинок» и кокетство штопорных небесных полетов «Сидней – Каир – Самара» в бантах и с вуалетками. Пока мне однажды в благодарность за лекцию не подарили сертификат на изготовление шляпы.
Так я оказалась в мастерской Ларисы ШЕМШУР. Для меня звучание фамилии «Шемшур-р-р-р-р» – уже очень много. Машерочки, мон шер, шем шуррр… И место мастерской – мансардочка на Фрунзе. Из окошек видны крыши, кирха, костел, дворики-колодцы. Только тут, между крышами, и должен был находиться садик Кая и Герды. Только тут Кая могла похитить ледяная красавица Снежная Королева – просто взять и пристегнуть к своим саням. И только тут маленькая самоотверженная Герда могла надеть свои новенькие красные башмачки, чтобы отправиться за Каем.
Я уже очень давно в городе читаю лекции по истории моды. Знаю эпоху 1920-х. Чувствую ее. Люблю шляпки-клош. Понимаю пластику, которой требует эта шляпка. Но вот казалось бы… Есть сейчас масса выкроек, шаблонов, по которым можно сотворить шляпку-клош. В магазинах шляпных они продаются. Но нет во всем этом легкости и изящества. То есть линия линии рознь. Кто-то может вести кистью или карандашом правильную линию, но от нее скучно. А у кого-то рука может дрожать, ошибаться – и вдруг, от этой еле заметной дрожи, рождается именно тот изгиб, погрешность, червоточинка, которая придает шарм. Шляпу по своему сертификату я получила ту, кто определила мою жизнь. Изменила траекторию моей жизни. Поэтому год спустя я сидела у Ларисы в гостях, под крышей, в мастерской, и слушала историю ее шляп. У Ларисы – рваная стрижка. Бледно-зеленые глаза. Она мягкая и та, что ходит по крышам одна. Лунная шляпная странница старой Самары.
– Пять лет назад я захотела себе шляпу. Тогда во мне не было ничего художественного. Я работала менеджером. Удобно-романтичный стиль, ничего лишнего. Аккуратная такая, тоненькая, светлая, удобная. Родились сыновья, погодки, Егор и Тимофей. Декретный отпуск. Как это часто бывает в жизни женщин, исчезает работа – появляются другой ритм и распорядок, будни, заботы, заботы, будни. И неожиданно приходит осознание: спасет шляпа. Вырваться из повседневности может помочь шляпа. И мне ужасно захотелось шляпу – как в журнале мод!
На картинке в журнале мод была изображена девушка в широкополой шляпе, в штанишках. Держа картинку в руках, я бросилась по магазинам на поиски такой шляпы. Не нашла! Даже не думала никогда, что шляпу трудно купить – такую вот, как ты хочешь. Все шляпы, которые встречались, были громоздкие, неповоротливые. В них не было легкости. Такая шляпа могла убить. Тогда я поняла, что нужно самой научиться делать шляпы. Решение созрело моментально. На поиск того, кто бы научил меня делать шляпы, ушел год. Я обзванивала всех известных шляпников Москвы и Санкт-Петербурга с просьбой взять меня в ученики. Потому что верила в идею ремесленных подмастерьев. Шляпное дело – мастерство. Ему нужно учить [замечу, что в дореволюционной Самаре были профессии картузников, шапочников, шляпников. – Авт.].
Все шляпники, которых было немного, отвечали отказом. Прервалась связь времен, пропало желание передавать ученикам секреты профессии. И только одна известная в Питере шляпница сказала: «Хорошо, я могу принять, приезжайте!» И сказала день, когда нужно быть у нее в мастерской. Это был мой день рождения…
А шляпница была Марина Седова, «шляпная королева Питера». И я поняла, что попала в то самое, единственное, правильное, нужное место. Я приехала к Марине всё с той бумажкой из журнала мод, на которой была изображена девушка в широкополой шляпе. Марина даже не отреагировала на картинку. Ее не впечатлило. Но она была первый человек, которая с готовностью делилась своими знаниями, увлеченно рассказывала все секреты профессии и мастерства. Это такая редкость! Но она была настолько уверена в своих профессиональных качествах, что делилась ими смело и щедро. Я спросила: как же так, все отказывались делиться знаниями, а вы не боитесь? И в ответе прозвучала ключевая мысль, которая отличает настоящего мастера: «Я не боюсь копирования». В конце обучения я получила гору подарков: каталоги, болванки, всё то, с чего можно начать самостоятельный путь в профессию. Я вернулась домой. И начала работать одна. Оборудовала мастерскую. Все мои первые шляпы с легкостью продались. Это было очень важно. Это придало уверенность.
И больше не училась ни у каких мастеров. Я знала только еще одну шляпницу, к которой хотела попасть в ученицы. ВиолеттаЛитвинова. Пока собирала деньги на обучение, Виолеттаумерла…
Мои клиентки – барышни, которые любят жизнь. Они активные, бегают на театральные постановки, ходят на экскурсии по городу, могут устремиться неожиданно в поисках духовных практик на тропы священных коров. То есть те, которые в какой-то момент жизни разрешили себе быть яркими.
Фасоны шляп я заранее не рисую. Я беру ткань, как кусок пластилина, и начинаю лепить. Были мгновения, когда всё хотелось бросить. Однажды я скинула все болванки, ткани в кучу и решила всё выбросить и больше никогда не заниматься этим ремеслом. В этот момент ко мне вламывается женщина и заявляет с порога: «Мне нужно три шляпы: красную, синюю и белую!» Смотрит на свалку вокруг и спрашивает: «Я туда попала? Год назад я у вас заказывала шляпу?!» Пришлось всё разобрать и сшить красную, синюю и белую шляпы.
* Доктор исторических наук, профессор Самарского университета.
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» № 6 (135) от 19 апреля 2028 года.