Новая глава – новый век. На сей раз займёмся персоной Манилова. Я уже писал ранее, что образы своих героев Гоголь дробит на отдельные черепки и осколки, старательно перемешивает с другими, сеет по всей поляне, добиваясь тем самым их нечитаемости для человека, впервые взявшего книгу в руки. Поэтому мы сразу сойдём с наторенной сюжетной тропинки и побродим в поисках достаточно крупных фрагментов, к которым потом можно будет присопливить детали помельче и воссоздать то, что было тщательно перемолото в писательской ступке. Для этого начнём издалека: вместо посвящённой Манилову второй главы нырнём в седьмую, в которой он летит обнять Павла Ивановича, спешащего оформить купчую на души. Этот момент интересен с точки зрения поведения помещика. «Приятели взялись под руку и пошли вместе. При всяком небольшом возвышении или горке, или ступеньке, Манилов поддерживал Чичикова и почти поднимал его рукою, присовокупляя с приятной улыбкою, что он не допустит никак Павла Ивановича зашибить свои ножки». Объяснение такой любезности находим в Псалтире 90 (11-12): «Ибо ангелам своим заповедует о тебе — охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнёшься о камень ногою твоею». Итак, Манилов, это ангел-хранитель, достаточно крупный для того, чтобы без проблем приподнимать Чичикова одной рукой. Если Павеливаныч — это Иисус, то его хранитель Манилов —это псеглавец Христофор с нимбом, держащимся на одних только ушах. Именно в главе посвящённой Христофору Манилову особенно часто встречаются фразы, указывающие на тождественность Чичикова и Иисуса.
- Общение с Чичиковым доставляет Манилову счастье, можно сказать, образцовое (намёк на образ, икону).
- Чичиков Манилову: «Закон — я немею перед законом» (в претории Иисус не отвечал на вопросы Пилата).
- Чичиков Манилову: «Итак, если нет препятствий, то с богом можно бы приступить к совершению купчей крепости» (с богом — с Чичиковым).
Читаем далее: «Приятели не взошли, а взбежали по лестнице, потому что Чичиков, стараясь избегнуть поддержанья под руки со стороны Манилова, ускорял шаг, а Манилов тоже со своей стороны летел вперёд, стараясь не позволить Чичикову устать, и потому оба запыхались весьма сильно, когда вступили в тёмный коридор». Как видим, ангел Манилов летит уже второй раз подряд, а значит летать он точно умеет и, как хранитель, всячески старается облегчить восхождение предмету своего обожания. А тот стремится избежать опёки, поскольку Манилов не зачислен в штат его личной охраны. Тут надо пояснить, что дух хранитель, как правило, находится позади своего подопечного. На данный момент, они формально соблюдают протокол обоюдной непричастности и перемещаются бок о бок. Чтобы выяснить, почему и на каком этапе Манилов не состоялся в качестве телохранителя, отправимся обратно во вторую главу и понаблюдаем за хозяином и его гостем, которые стояли уже несколько минут перед дверями гостиной, взаимно упрашивая друг друга пройти вперёд.
– Сделайте милость, не беспокойтесь так за меня, я пройду после, — говорил Чичиков.
– Нет, Павел Иванович, нет, вы гость, — говорил Манилов, показывая ему рукой на дверь.
– Не затрудняйтесь, пожалуйста, не затрудняйтесь. Пожалуйста проходите, — говорил Чичиков.
– Нет уж извините, не допущу пройти позади такому приятному, образованному гостю… …
– Да отчего ж?
– Ну да уж оттого, — сказал с приятною улыбкою Манилов.
Наконец оба приятеля вошли в дверь боком и несколько притиснули друг друга.
В этом эпизоде нет сатиры на избыточную вежливость. Чичиков не желает поворачиваться спиной к Манилову и пропускает его вперёд, намекая тем самым, что не нуждается в его ангельской опёке. Но Манилов отказывается проходить первым, желая стать покровителем высокообразованного гостя, заняв место у него за спиной.
Прежде чем дать портрет нового героя, Гоголь пускается в небольшое пояснение: «…но вот эти все господа, которых много на свете, которые с виду очень похожи между собою, а между тем, как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, — эти господа страшно трудны для портретов. Тут придётся сильно напрягать внимание, пока заставишь перед собою выступить все тонкие, почти невидимые черты, и вообще далеко придётся углублять уже изощрённый в науке выпытывания взгляд». Речь идёт об ангелах, почти невидимых, присутствие которых можно уловить лишь углублённым, расфокусированным взглядом. Подробнее мог бы объяснить технику углубления сам Гоголь, судя по всему, сведущий в науке выпытывания и воспринимавший тайные движения пространства каким-то особенным зрением.
К ангельской теме можно приобщить и некоторые детали из маниловского быта. Его мебель обтянута дорогой щегольской материей, а на столе красуется щегольской подсвечник. Словарный запас писателя был не настолько беден, чтобы препятствовать разнообразию речи, а значит, слово повторено не просто так. Оно указывает, что Манилов — щегол или птица, если брать шире. Щегол в изобразительном искусстве — это символ страстей Христовых. Одновременно, щегол подтверждает, что пернатые действительно являются символом небесного ангельского воинства, на которое, кстати, намекает Автор, вскользь упоминая бывшую военную службу Манилова. Тогда возникает законный вопрос, каким образом изображения ангельских птиц появились в доме Коробочки, ведь в её время ангелов ещё не было, Матушку с Маниловым разделяет расстояние в сорок вёрст. Чтобы ответить, вспомним о том, что время есть только в обителях. Они, наподобие изолированных капсул, окружены безвременьем или тьмой внешней, в которой пребывают духи, имеющие возможность посещать любую из капсул через окна в их оболочках. Когда планета переходит в новую обитель, в прежней — насколько я понял — остаётся её фантом, который можно посещать только в тонком теле. Видимо, поэтому Чичиков, пускаясь в путь по векам, оставляет в гостинице на попечении ангела Петруши свой чемодан из белой кожи, то есть тело физическое.
Обращает на себя внимание голубой цвет, слишком часто мелькающий в маниловских декорациях. Дважды упоминается синеющий лес, не забыты беседка с голубыми колоннами, блёкло голубеющее небо, голубые глаза самого хозяина и крашенный серо-голубенькой краской его кабинет. Голубой цвет имеет и гостиная покровительницы небесной канцелярии — Фемиды, а значит, к созданию голубого (в нормальном смысле этого слова) Манилова приложили руку небесные силы. Ноздрёв с Чичиковым красные, а Манилов вот голубой. К ангельским атрибутам Манилова можно отнести и его чубук, который, в минуты сильного волнения своего хозяина хрипит фаготом. Сверхъестественного в его хрипе мало, это ангельская труба.
Легко заподозрить, что с самого начала повествования о помещиках началась какая-то чепуха. Первым, нарушая все каноны антропологии, у Гоголя появляется человек разумный, следом за ним человек умелый, а теперь в эту компанию приматов откуда-то с нижних веток богословия свалился ещё и пернатый ангел. Объяснение ангелу простое: ангел — это дух. После очередного перехода планеты в век грядущий часть обитателей маниловского века пополнила собой безвременье, перейдя в категорию духов. При жизни эти существа были блаженными блондинистыми приматами с прищуренными от удовольствия голубыми маленькими глазками, вечной заманчивой улыбкой и собачьей вытянутой, как у павиана, мордой. Собачья сущность Манилова проявляется лишь в одной его фразе, сказанной Чичикову на пороге столовой: «Вы извините, если у нас нет такого обеда, какой на паркетах и в столицах…» Собачий лик, не единственная деталь, выделяющая Христофора Манилова из общего ряда эпических гоминидов. Восхищения достойны и его габариты. На взгляд он был человеком видным, а значит, рослым. Насколько рослым — не совсем понятно, может быть чуть выше трёх метров, если судить по его сажени, в два раза превышающей сажень Чичикова, а может, и поскромнее.
По выражению Автора, Манилов — из тех людей, которые, что называется, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, а, следовательно, он не подходит ни под небесные шаблоны, ни под земные. Значит ли это, что гигант был неким компромиссным проектом неба и земли? Вот что по этому поводу пишет Гоголь: «Один бог разве мог сказать, какой был характер Манилова». Значит, бог, писанный с маленькой буквы, причастен к его характеру. Читаем дальше: «В первую минуту разговора с ним, не можешь не сказать: «Какой приятный и добрый человек!» В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «Чёрт знает что такое!» — и отойдёшь подальше; если же не отойдёшь, почувствуешь скуку смертельную». Из цитаты следует, что существо, над чьим характером поработал бог с маленькой буквы, чёртом воспринимается как предмет неодушевлённый. У всякого есть свой задор, но нет его у Манилова. От него не дождёшься живого слова. Его хобби заключено в раскладывании на столе и подоконнике табачных пепельных грядок да чтении книжки, заложенной закладкой на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже два года. Два года топтания на одном месте — это очень добросовестный подход. Манилов — просто образец того, как надо читать книжки Гоголя, присматриваясь к словам, которые что-нибудь да означают. Это сближает его с ангелом Петрушей, который не прочь таким же образом почитать химию. Но сближает не только это. При встрече с Чичиковым у Манилова от счастья остаются на лице лишь нос да губы. Слуга Петруша тоже имел, по обычаю людей своего звания, крупный нос и губы. Распространяя всюду свой характерный запах жилого покоя, слуга часто выслушивает от барина советы по гигиене и думает про себя: «И ты, однако ж, хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и то же». Сорок раз обычно повторяется молитва ангелу-хранителю. Молитва касается и Манилова, и её многократность объясняется тем, что Манилов, по его же словам, несколько туговат на ухо. Нельзя сказать наверняка, что Манилов и Петруша — это одно лицо, но, по крайней мере, они должны принадлежать к одному ангельскому классу хранителей.
Ангельское состояние, воспетое богодухновенной литературой, часто манит к себе людей добрых в силу неполного о нём представления, но при знании предмета состояние отлучённого от жизни духа навряд ли кого-то может всерьёз заманить. Чичикова оно не заманило даже, когда помещик признался ему: «Я бы с радостью отдал половину всего моего состояния, чтобы иметь часть тех достоинств, которые имеете вы!— Состояние ангела, это узкая функция, и у живого человека оно вызовет скуку смертельную. О том же толкует и встречный мужик, несколько раз твердящий Чичикову, что деревня Маниловка есть, а Заманиловки никакой нет. Манилов мечтает о друге, с которым бы можно поделиться…. То есть, оберегая подопечного от опасностей, иметь возможность вместе с ним радоваться жизни и расти по ангельской карьерной лестнице.
Гоголь не зря адресовал первый визит Чичикова именно Манилову. Манилов
— человек, это описанный в Книге Бытия Адам, с которого, как известно, началась история еврейского народа. Косвенно это подтверждается тем, что госпожа Манилова картавит. Чтобы обрести в этом большую уверенность, прочтём следующие строки, посвящённые ей и её мужу: «Несмотря на то, что минуло более восьми лет их супружеству, из них всё ещё каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек». Само собою разумеется, что ротик раскрывался при этом случае очень грациозно». Кусочек яблочка, будь он даже орешком, навевает параллели с запретным плодом. Обращение же «душенька» используется в семье Манилова довольно часто, а как ещё называть того, кто после смерти навсегда останется духом? Получается странная в рамках богословия картина: оказывается перед Адамом планета пережила целых два века, населённых разумными и умелыми существами. Семейство же Адама живёт несколько примитивнее своих предшественников. Прописано оно в Эдеме, проводит время в праздности, время от времени рукодельничает различные мелкие сувениры и промышляет собирательством, хотя и не только им, как выяснится потом. Дома Манилов говорил очень мало и большею частию размышлял и думал, но о чём он думал, тоже разве богу было известно. Хозяйством нельзя сказать, чтобы он занимался, он даже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то само собою. В природе, надо заметить, всё происходит само собою —высшая агрономия не предусматривает истощающих почву злаковых нив, а потому на столе Манилова, по русскому обычаю, только щи, но зато от чистого сердца. Почему по русскому? Ведь Манилов — дитя небесных сил, а значит, по классификации Автора, он немец. Да и Чичиков, имеющий обыкновение зеркалить собеседника, в присутствии Манилова постоянно кроит фразы по немецким лекалам. Если вспомнить, что Гоголь именует нашу планету Русью, то ответ очевиден: коли Манилов существует на ней, он обязан быть русским. Коренных земных обитателей, не подвергшихся искусственным модификациям, Гоголь зовёт русаками. Русскость Манилова подтверждена и расположением его усадьбы: «Дом господский стоял одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам …» Но в словаре Даля, открытая местность обозначается не только выражением «на юру», но и его синонимом «на руси».
Итак, в создании Манилова поучаствовало небо. Как именно? Да кто ж его знает, по этой части я не углядел в тексте ни единой чёткой фразы. Может способом самым простым, окучив одну из смазливых нянек, перекочевавших вместе с планетой из века Ноздрёва в век Манилова. Недаром нянька была смазливая, ведь библейские нефилимы появились на свет благодаря тяге небесных ходоков к прекрасному. Эта версия очень грубо, так, что не проскочишь мимо, подтверждается тем, что Манилов выпускает табачный дым через носовые ноздри. Эту тавтологию, которая прошла редактуру и попала в печать, на первом же этапе должен был отловить корректор, но почему-то не отловил. Подозреваю, что этот ляп намеренный и призван привлечь внимание к связке Ноздрёв/Манилов, но, увы, Гоголя лишь обвинили в неаккуратном отношении к русскому языку. Так или иначе, а в результате получился гигант мечтательный, избегающий хлопот в условиях изобильного Эдема, с юношеской психикой и собачьей головой. Очень может быть, что к делу подключилась и небесная, я извиняюсь, биоинженерия. Ведь по библейскому тексту, Адам был отнесён в тень смерти, где из его ребра получили Еву. Это важный момент, ведь картавит одна лишь Манилова, а значит она была искусственно создана как праматерь еврейского народа с прицелом на то, что дальнейшая селекция пойдёт преимущественно по женской линии.
Очень кратко мы ознакомились с населяющими век существами и их посмертными функциями, но имеется ещё одна ипостась Манилова — реально существовавший персонаж из окружения Андроника Комнина. Это Исаак Ангел, тот самый, поднявший бунт против Андроника, после чего сам занял престол и довёл империю до ручки в считанные годы, — так утверждает наука история. Проявления чудесной взаимовежливости Манилова и Чичикова можно рассматривать с позиции деловых отношений Исаака Ангела и Андроника. Принуждённая сценка в дверях указывает на протекцию, оказанную Андронику Ангелом. Исаак, имеющий имя и влияние, уступает дорогу Андронику, признавая за ним право на престол, ведь тот, упакованный талантами, воспитывался и образовывался вместе со своим предшественником — императором Мануилом, часто превосходя того в науках. В условиях политической нестабильности, экономической слабости и коррупции Андроник, как человек умный, счёл за благо не лезть первым на минное поле, но Ангел настоял, и в результате прений они пришли к компромиссу, взяли власть и приступили к делам, при этом притиснув друг друга, то есть взаимно ограничив друг другу инициативу.
Взлёт приятелей по лестнице казённого дома даёт понимание той поддержки, которую Ангел оказывал Андронику, торопя события и убирая с его пути малейшие препятствия. Приход к власти оказался чересчур поспешным и потребовал от обоих лишнего напряжения. Сам Исаак был скорее прожектёром, чем человеком дельным, и надеялся в паре с Андроником наработать серьёзный авторитет. Подобные мечты одолевают и Манилова после отъезда его гостя: «Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост … … Потом, что они вместе с Чичиковым приехали в какое-то общество в хороших каретах, где обвороживают всех приятностию обращения, и что будто бы сам государь, узнавши о такой их дружбе, пожаловал их генералами…» Из текста следует, что Исаак был в курсе религиозных новшеств своего напарника и возлагал большие надежды на успешное проведение реформ «обращения», рассчитывая на их приятность для общества. Мало того, он активно содействовал этому. Андроник же, на радостях проявил себя как язычник, в результате чего ослабил свою позицию. Это вытекает из эпизода, в котором Манилов отдаёт бесплатно души Чичикову: «Великий упрёк был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело гостя после таких слов, произнесённых Маниловым. Как он ни был степенен и рассудителен, но тут чуть не произвёл даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости. Он поворотился так сильно в креслах, что лопнула шерстяная материя, обтягивавшая подушку …» Но, наряду с лояльным отношением к затеям своего партнёра, Исаак довольно жёстко его контролирует. Он, почти принудительно усаживает Андроника на опасный для жизни императорский трон, не позволяя ему занять стул министра:
– Позвольте вас попросить расположиться в этих креслах, – сказал Манилов. – Здесь вам будет попокойнее.
– Позвольте, я сяду на стуле.
– Позвольте вам этого не позволить…
Между тем история утверждает, что Андроник спал и видел, как бы ему ловчее взобраться на трон. Если принять во внимание вышитого Фемидой рыцаря с носом, напоминающим лестницу, по которой бок о бок взбегали Андроник и Ангел, то ничего удивительного в ошибке историков нет.
У Манилова в хозяйстве имеются ещё два кресла, кроме порванного Чичиковым, на которые не хватило щегольской материи, и каждый раз он предупреждает гостей, чтобы на кресла не садились — они ещё не готовы. Можно предположить, что Ангел всерьёз рассчитывал на дуумвират, готовя два императорских места, под себя и своего напарника, а телохранитель Андроника Михаил Хаплухер, раскусив планы Исаака, решил самовольно его ликвидировать. Эта ошибка дала придворным дамам повод для того, чтобы поднять бунт, объявить Андроника узурпатором и вором, повесить на него все дела Мануила и Ангела и отдать палачам. В результате у реального исторического героя как минимум пострадала правая рука. Об этом говорят две дублирующие друг друга сценки, в которых Манилов так долго жмёт Чичикову руку, что страшно её нагревает, и тот уж и не знает, как ему эту свою руку выручить.
Посмертное существование Манилова в качестве духа наводит на мысль, что то же самое произошло с частью населения Коробочки и Ноздрёва, отличается только их характер. Духи Коробочки помешаны на хозяйстве, в то время как ноздрёвская гвардия скорее напоминает буйно помешанных, хотя и те, и другие стремятся ощутить все прелести жизни через человека, оседлав его и подчинив своим интересам. Поскольку духам душа не нужна, то бесхозные души и выкупил Чичиков, все, кроме душ Тартара. В сцене прощания с Маниловыми Автор ещё раз намекает, что у царя обезьян Ханумана и Павеливаныча Чичикова суть одна:
— Сударыня! Здесь, — сказал Чичиков, — здесь, вот где, — тут он положил руку на сердце, — да, здесь пребудет приятность времени, проведённого с вами! Из «Рамаяны» известно, что Хануман таскает в своём сердце образы бога Рамы и его жены Ситы.
О Манилове основное сказано, разве что осталось несколько любопытных подробностей, которые удобнее будет изложить в следующей публикации, посвящённой его сыну.
Автор: Golos IzZaPechki
Авторский формат текста сохранен. Предыдущие главы:
*Данная статья отражает позицию её автора. Канал «Живопись» предоставляет подписчикам возможность выразить мнение, касающееся аспектов искусства и культуры в целом. В случае Вашего несогласия с позицией автора, просим Вас формулировать возражения в корректной и уважительной форме. Всегда рады Вашим отзывам и комментариям. С уважением!