Да. Но они случаются даже в победоносных кампаниях. И для осмысления изучающим историю не менее ценны, чем победы, ибо вскрывают недостатки и слабые стороны победителей, которые потом в лучах славы почивают до следующего переломного момента, а ведь там маятник может и в другую сторону шарахнуть. Победители, ясное дело, такие досадные моменты вспоминать не стремятся, мягко говоря. В результате многое повторяется. Монархия как государственный строй этому весьма способствует, а почему - тут пусть каждый сам поразмыслит. Дальше рассказ пойдет совсем о другом.
Осада Данцига (1813)
Б.Григорьев
Источник: статья С.П.Мельгунова, опубликованная в журнале «Голос минувшего» за 1916 год, № 5-6 и составленная по материалам а) воспоминаний князя Д.М.Волконского, б) книги декабриста В.И.Штейнгеля[1] и в) «Материалам по ополчению 1812 года»[2]
Нам хорошо известны славные страницы истории Отечественной войны 1812 года и героические подвиги русской армии, совершённые офицерами, генералами и солдатами в борьбе с наполеоновскими оккупантами. Их удивительная жертвенность и самоотверженность всего русского народа навсегда останутся в нашей памяти.
Также нам известно, что М.И.Кутузов, завершив кампанию1812 года, не советовал императору Александру переносить военные действия за пределы России, но его не послушали: император мечтал о славе освободителя народов Европы. Продолжение военных действий на территории Европы принесло русской армии и славу, и почёт, но это стоило русским много жертв, крови и редких, но тяжёлых поражений.
Одной из неприглядных страниц нашего заграничного похода является осада Данцига, начатая 22 января 1813 года и затянувшаяся на целых 11 месяцев. Генерал-лейтенант Дмитрий Михайлович Волконский 3-й, активный участник кампании 1812 года, был непосредственным свидетелем и участником Данцигской эпопеи и оставил нам свои воспоминания об этом событии.
В Данциге, превращённом французами за 5 лет владычества, в первоклассную крепость, засел многочисленный гарнизон генерала Жана Раппа (1771-1821). Русский осадный корпус под командованием герцога Александра Вюртембергского (1771-1833), родного брата вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны и дядюшки императора Александра I, состоял из Калужского, Тульского, Ярославского, Новгородского и Петербургского ополчений, т.е. войск второразрядных. Д.М.Волконский (1770-1835) с 4 июля 1813 года командовал Тульским ополчением и являлся заместителем герцога Вюртембергского. Он сменил на этом посту генерал-майора И.И.Миллера (1776-1824), выбранного тульским дворянством.
Жертвы, принесённые благородным сословием на алтарь отечества, пишет Волконский, были не всегда добровольными и бескорыстными. «Сентиментальный флёр оказался, как это почти всегда бывает, в коллизии с прозаической действительностью», - комментирует воспоминания Волконского автор статьи и редактор журнала С.П.Мельгунов (1879-1956). Вся тяжесть войны легла на плечи крепостных крестьян, значительная часть помещиков воспользовалась ополчениями, чтобы сбыть худший элемент деревни. Ополчение было плохо снабжено оружием и одеждой, и помещики не без выгоды для себя ликвидировали ополчения путём зачётных квитанций на рекрутов.
Тульское ополчение в этом отношении не явилось исключением. И генерал Миллер, и потом Волконский, и герцог Вюртембергский доносили Александру I, что полки Тульского, Калужского и Ярославского ополчения не имеют обозов: губернии должны были обеспечить парой лошадей, повозкой каждую сотню ополченцев, но этого сделано не было. Железные артельные котлы быстро прогорели, использованы быть не могут и даже вредны для здоровья, добавляет в своём рапорте Волконский 26 июля 1813 года. И добавляет, что лошади «не соответствованы, а конская амуниция неисправна. Ружья большей частью весьма худы, требуют много исправлений и починок, суммы же на сие ни какой не отпущено, и слесарей нет».
Генерал Миллер докладывал ещё Кутузову, что егерский полк Тульского ополчения «носить казачью пешую службу не в состоянии» по причине преклонного возраста солдат и повальных в полку болезней, а ни лекарей, ни фельдшеров не было. В результате ряды осаждавших Данциг буквально ежедневно редели.
Излишне говорить, что все рапорты и упомянутые жалобы тонули в бюрократизме военного ведомства, пишет Мельгунов. Со своей стороны, не в оправдание бюрократов, отметим, что и военное ведомство испытывало ощутимый недостаток в оружии, амуниции и снаряжении, а у Кутузова «болела голова» за вверенную ему армию и проблем у него было «выше крыши». Другое дело – наши помещики. «Тульское благородное сословие», - с сокрушением пишет Волконский, - «для изъявления вящей ревности и любви к отечеству…сформировало конно-артиллерийскую роту», состояние которой к весне, когда она двинулась в поход за пределы империи, оказалось плачевным. Выяснилось, что губерния, удовлетворив ополчение 3-месячным содержанием, от дальнейшего снабжения своего ополчения устранилась. Миллер ещё из Ковно в мае года докладывал Михаилу Илларионовичу, что лошади в роте были старыми, вооружение её не надёжно, сёдла были худые и поставлены в недостаточном количестве.
Впрочем, когда по царскому манифесту формировалось ополчение, то предполагалось, что оно будет предназначено исключительно для защиты отечества и населения России. Но потом царь либо забыл об этом, либо наплевал на собственный манифест, и двинул ополчение в заграничный поход.
При этом было принято решение поставить ополчение на довольствие и подчинение военному министерству. Когда Миллер, проходя с ополчением Вильно, обратился к главному инспектору артиллерии барону Мёллеру-Закомельскому с просьбой удовлетворить нужды упомянутой конной роты, барон ответил, что рота в состав подведомственной ему артиллерии не входит, а о передаче ополчения под ответственность военного ведомства «ниоткуда никакого сведения не имеет». Верить ли словам барона или не верить? Мы не знаем. Не знал, что и подумать, бедный генерал Миллер, которого сделали мальчиком для битья и скоро заменили.
И вот такому «второразрядному» войску предстояло штурмовать первоклассную крепость с большим и хорошо обученным гарнизоном.
Но всё-таки странно, пишет Мельгунов, почему Кутузов оставался глух к рапортам Миллера, и только Барклай-де-Толли доложил «целых десять бумаг» императору Александру. Но и тут волокита продолжалась, а Миллер был заменен Волконским, потому что якобы не выполнил троекратного предписания как можно скорее двинуть ополчение к Данцигу. Все личные бумаги Миллера погибли в пожаре в его родовом имении, так что ничего путного на этот счёт историки сказать не могут. Во всяком случае, в рапорте начальнику генерального штаба П.М.Волконскому Миллер доложил, что ни одного предписания он не получил. Д.М.Волконский подтвердил всё, о чём Миллер докладывал Кутузову, и постарался сдвинуть дело обеспечения ополчения с мёртвой точки. Ему кое-что удалось сделать, в чём, вероятно, ему помог начгенштаба, близкий родственник.
…Осада идёт полным ходом, Миллера уже давно нет, а его замена по-прежнему фиксирует те же старые недостатки: недостаток подвод и пропитания. Прибавились новые мотивы: беспорядочное командование герцогом Вюртембергским, обманы со стороны союзников-пруссаков. Приближается зима, выпал снег, начались морозы, а солдаты ходят полунагие. Запись от 14 декабря ещё печальней: люди умирают с голода, лошади мрут от бескормицы. Такую же картину рисует в своей книге Штейнгель: землянки заливает водой, на теле солдат какие-то рваные армяки, пищи не бывает сутками. Герцог, чтобы поднять дух ополченцев, приказал назначать их в караул в его главной квартире. Когда ему указали на то, что ополченцы дурно одеты, он ответил:
- Какая нужда до того, как одеты те, кои спасают Европу.
Для герцога осада отнюдь не была поводом для расстройства духа и боевого настроения: осада для него была скорее пикником, обиход его не испытывает недостатка ни в чём. Волконский пишет, что каждую неделю, а то и чаще у него балы, ужины, маскарады: 5 октября бал, 8 октября вечер («были дамы, и мы играли в разные игры»), 14 октября «был на бале у герцога», 30-го – «вечером был у герцога бал» и т.д.
Герцогу хочется, чтобы его избрали главнокомандующим ополчения (по установленному порядку, командиры ополчений были выборными). И комедия с избранием осуществляется, пишет Дмитрий Михайлович. По случаю избрания даётся вечер с дамами. И так продолжается вся осада: днём – канонада, вечером – бал.
23 октября привезли дезертировавшего из крепости французского офицера, который рассказал, что гарнизон Данцига сократился до 8 тысяч, и что Рапп весьма обеспокоен своим положением. 25 августа в Данциг послали парламентёра, 26 августа Рапп дал расплывчатый ответ, в котором он писал, что успехи оружия переменчивы. В главной квартире герцога расценили это как желание французов капитулировать.
Начался обмен письмами между герцогом и Раппом. 30 августа француз писал, что должен отправить курьера к Наполеону и получить от него дальнейшие указания. В любом случае условия капитуляции по Раппу должны были быть почётными. Великодушный герцог обещал Раппу разместить офицеров в Петербурге (вероятно, для того, чтобы петербургское общество могло практиковаться во французском языке),а рядовых отослать в Сибирь, но не дальше Томска.
Было заключено перемирие: весёлый герцог видел неблагополучное положение в осаждающих войсках, а французы начали питаться кониной, в то время как на долю жителей Данцига оставались кошки и крысы. Рапп отобрал 400 самых бедных женщин и детей и выслал их из крепости, но герцог отдал строжайший приказ их не принимать, и бедняги остались на нейтральной полосе. Штейнгель сообщает, что они питались одними кореньями и скоро почти все умерли от голода. Между тем, положение данцигцев, оставшихся в городе, кардинально ухудшилось, и дело дошло до употребления человеческого мяса. По данным историка Михайловского-Данилевского, к моменту сдачи Данцига из 60-тысячного населения города в живых осталось всего 13 тысяч человек.
2 ноября начались переговоры о сдаче крепости, но французы продолжали сопротивляться и делать вылазки из крепости. Наконец, 13 ноября переговоры возобновились, и после некоторых уступок со стороны русских Рапп 17 ноября подписал условия капитуляции, 18 ноября её подтвердил герцог Вюртембергский, и наши войска вошли в город. Начались празднества: 20 ноября французы отметил дату коронации Наполеона, герцог закатил бал. Для подкрепления тощих желудков французов он выслал Раппу 40 быков. Из вышеописанного следовало, что сдавшихся французов герцог пощадил и от перемещения их в Петербург или в Сибирь освободил, взяв лишь с них обещание больше против русских не воевать.
И тут 24 ноября из Петербурга прибыл курьер императора Александра с уведомлением, что капитуляция Данцига была в обязательном порядке сопровождаться их пленом и препровождением в Россию. Герцог для объяснения причин капитуляции послал в Петербург генерал-майор Турчанинова. Все пребывают в ожидании ответа, а пока из крепости со знамёнами и барабанным боем из Данцига выходят 700 баварцев, саксонцев и вюртембержцев, которые готовы сражаться в рядах антинаполеоновской коалиции. Все радуются, всё приходит в возбуждение, а между офицерами начинаются дуэли – признаки мирной жизни.
…2 декабря от императора пришёл долгожданный убийственный ответ: «Никакое уважение не может побудить меня отступить меня от принятых мною правил. Вновь объявляю Вашему Королевскому Высочеству Мою непреклонную волю: не заключать с Данцигским гарнизоном иной капитуляции, кроме той, чтобы он сдался военнопленными. Не утверждаю условий, составленных на других оснований. Если, как Вы доносите, осеннее время заставит снять осаду и блокировать крепость, то на ответственности вашей и вашего корпуса будет лежать потеря каждого орудия. Касательно намерения Раппа взорвать укрепления, объявите ему, что если он на сие отважится, то ко взятию города с ним не вступят ни в какие соглашения: он и гарнизон будут переколоты».
Итак, планы герцога преподнести поверженный Данциг к стопам императора России к 12 декабря, дню его рождения, пошли прахом. Герцог собрал совет, на котором порешили, ссылаясь на невозможность продолжать осаду, оставаться при заключённом уже соглашении. Снова послали своего адъютанта Бетхера с объяснениями в Петербург и стали дожидаться ответа. 6 декабря вернулся Бетхер и привёз неутешительное известие: император считал недопустимым отпускать французов домой и этим усиливать армию Наполеона. Если Рапп с этим не согласится, то император советовал занять укрепления Данцига со стороны моря, полученные в качестве залога при капитуляции.
Ситуация, конечно, возникла необычная: возможно в первый раз в истории государь не утвердил условия капитуляции противника. Впрочем, нашего герцога это, по-видимому, не очень расстроило: на следующий день он назначил военный совет, а вечером устроил бал. Пикник продолжался.
Военный совет решил пока не сообщать ничего Раппу и принять меры к занятию Вейксельмюнде и укреплённого острова Хольм, о чём снова доложили императору. А герцог пребывал, по наблюдениям Волконского, в раздумье. Приближался день 12 декабря и церемония принятия ключей от крепости. Благодарные граждане Данцига просили разрешения в честь дня рождения Александра устроить в городе иллюминацию. Рапп, между прочим в нарушение подписанных условий капитуляции, ломал ружья, истреблял снаряды, топил в море порох, чтобы русским досталось меньше.
В последний момент, 12 декабря утром, герцог решил-таки проинформировать Раппа о том, что капитуляция русской стороной не принята. Рапп попал в сложную ситуацию: продолжать сопротивление ему было нечем – по его приказу всё было уничтожено. Ему оставалось рассчитывать только на благородство герцога. И возникает странная ситуация: Рапп заявляет, что будет придерживаться подписанных условий капитуляции, что он не потерпит обмана с русской стороны, а победитель герцог соблюдать эти условия не желает, потому что боится реакции Александра.
При этом французы, что называется, уже воткнули штыки в землю, а наши осаждающие братушки продолжают испытывать голод и наблюдают за тем, как их лошади дохнут и от занятия залоговых укреплений по приказу герцога пока воздерживаются. Прямо по Троцкому: ни войны, ни мира.
Наконец военный совет решил объявить Раппу, что если он не подпишет изменённые условия капитуляции, то всех французов лишат собственности и отправят в Сибирь. И Рапп сдался: 17 декабря новая капитуляция была подписана, а 21 декабря русские торжественно вошли в крепость.
Около 15 тысяч французов сложили оружие на гласисе, где были похоронены русские воины во время штурма Данцига армией Б.Х.Миниха, что составляло примерно половину первоначальной численности гарнизона. Кавалеристы шли пешком, потому что лошадей всех съели. Магистрат и сенат Данцига устроил герцогу торжественную встречу, говорили речи и произносили стихи типа:
О, князь, герой и победитель
И Данцига великий освободитель,
Вступая к нам, прими ты в дар
Сердец к тебе усердный жар.
Данциг лежал в развалинах, но оставшиеся в живых жители радовались. Начались балы и маскарады, которые так любил герцог Вюртембергский. Местный театр ставил «Жанну д"Арк» и комедию о том, как притворившийся дураком муж исправил развратную жену. Попутно герцог и сопровождавшие его генералы посетили местную масонскую ложу.
20 января из Петербурга вернулся посланный с ключами от Данцига камергер Жеребцов, который рассказал, что был милостиво принят императором, герцогу были даны в аренду деревни в Белоруссии и шпага с лаврами и надписью «За Данциг», генералы получили сухое «благоволение», хотя искренно рассчитывали на ордена и ленты. Волконский пишет, что не мог понять причину такого поведения Александра I, и Мельгунов постскриптум объясняет ему, что государь никогда не прощал противоречия, а члены военного совета явно провинились в этом. Зато Тульское ополчение было награждено шестью медалями…прусскими.
А Данциг отдали пруссакам, ополчение приказали распустить по домам, пруссаки оборзели (не побоимся этого слова): они начали придираться к русским, что город сдан в разрушенном виде, и даже потребовали вернуть обратно 67354 талера, потраченные ими на доставку провианта осаждающим. Ну, конечно, им вежливо отказали – возможно, с прибавлением некоторых крепких словечек.
Освободители Европы вернулись в свои деревни и приступили к исполнению своих крепостных обязанностей. Всю мзду за свои подвиги они получили от Бога, пишет С.Мельгунов.
[1] См. «Записки касательно составления и самого похода санкт-петербургского ополчения против врагов отечества в 1812 и 1813 годах».
[2] См. том 5 истории «Дворянского сословия Тульской губернии», материалы В.И.Чернопятова, 1910 год.