Баю-бай, баю-бай, – пела мама Иванушке-дурачку. – Жизнь трудна и опасна, сынок, что ты так поверни, что сяк. Хоть отмерь семь раз, хоть семь пядей имей во лбу, Ты то там, тот сям угодишь в капкан, попадёшь впросак. Не ходи за ворОта, гляди-поглядай, вон, Емеля-сосед! Тот давным-давно тихо-мирно себе на печи лежит. Худо-бедно да еле-еле, без горя-без бед. Руки-ноги на месте. Ни шатко, ни валко, но можно жить. – Надоело мне, матушка, жить-поживать не своим умом, Белый свет мне не мил когда, шут его знает, где правда, где ложь. Быть ни рыба ни мясо, как ни крути – вот вообще не моё, Ведь ты, без дураков, как-то там существуешь, но не живёшь. Можно день ото дня быть ни бе ни ме, только сиднем сидеть, Без сучка без задоринки чин-чинарём в четырёх стенах, Что-то думать-гадать наперёд – будто вилами по воде, И сидеть сложа руки, ведь сам по себе третий сорт – не брак. Можно ваньку валять, и всю жизнь промотаться туда-сюда. Можно делать тяп-ляп, и в итоге получишь ни то, ни сё. Мне ч