Э́гер (венг. Eger; нем. Erlau) — город на севере Венгрии. Город известен своей цитаделью, термальными источниками, историческими зданиями (в том числе самым северным турецким минаретом), а также красным купажным вином «Эгерская бычья кровь», производимым с середины 19-го века. Имя города происходит от венгерского слова g(e)r (огорождение, город).
В 10-м веке город стал принадлежать венграм. Первый собор города был построен на Крепостном холме, где в настоящее время находится Эгерская цитадель. Город рос и развивался вокруг собора и продолжал оставаться одним из важнейших религиозных центров страны. В 13-м веке на Крепостном холме была сооружена мощная цитадель.
Во время турецкого нашествия на Венгрию в 1552 году Эгерская цитадель была осаждена. Героизм защитников цитадели, которые сумели выстоять против многократно превосходящих сил противника (защитников было менее 2000 человек, в турецкой армии более 80 000), стал одним из самых славных моментов в истории Венгрии. В 1596 году турки вновь атаковали Эгер и, на этот раз, сумели овладеть городом, который был под их властью до 1687 года. Турки превратили христианские храмы в мечети, перестроили цитадель, построили в городе бани и минареты.
В 1687 году турки были изгнаны из города, который, как и вся Венгрия, перешёл под власть Габсбургов. Эгер вновь пережил период бурного развития, было построено множество дворцов и храмов. Эгерские епископы были фактическими хозяевами города и способствовали его процветанию. В 1836 году в Эгере была построена грандиозная базилика, ставшая на тот момент крупнейшей церковью страны. Власть епископов (а с 1804 года архиепископов) подошла к концу после реформ 50-х годов XIX века. Город постепенно стал терять своё значение, так как железнодорожная линия Будапешт — Мишкольц прошла в стороне от Эгера.
Ми́школьц (венг. Miskolc, нем. Mischkolz, словац. и чеш. Miškovec) — город на северо-востоке Венгрии. Четвёртый город Венгрии по количеству жителей. Мишкольц расположен на реке Шайл у подножия горного массива. Известен в первую очередь как важный промышленный центр.
В 1364 году король Лайог Великий даровал Мишкольцу статус города. В его же правление была построена крепость Диошдьёр, располагавшаяся возле Мишкольца, а ныне находящаяся в черте города.
В 1544 году Мишкольц был сожжён турками, полностью освобождён город был лишь в конце XVII века. В начале 18-м века Мишкольц стал одним из центров антигабсбургской борьбы под руководством Ференца Ракоци. В 1707 году имперские войска взяли город, вновь сожгли его дотла и взорвали стены крепости.
В XVIII—XIX веке город постепенно восстанавливался и развивался. В этот период город также стал индустриализироваться, первые печи для выплавки чугуна здесь были построены в 1770-е годы. К началу 20-го века город стал одним из важнейших индустриальных центров Венгрии и центром металлургии и тяжёлого машиностроения страны.
Напоминание к художественной части.
Вот в этой публикации цикла "про Степку" дядя Прохор описывал обстоятельства своего пленения в 1916 году и пребывания в лагере для военнопленных:
Предлагаю вниманию уважаемых читателей очередную публикацию приквела про дядю Прохора.
На следующий день в лагерь доставили бланки почтовых карточек, на которых можно было написать и отослать короткие весточки родным и близким. Вместо шести карточек, которые разрешалось отправить в месяц, каждому из военнопленных досталось только по две. На написание и сбор писем охрана отвела всего двое суток. Поэтому карточки из дефицитного "ресурса" очень быстро превратились в своего рода "временные внутрилагерные деньги". На пустые бланки карточек можно было выменять вещи и продукты.
Проня, заполнил за эти сутки не менее трех сотен почтовых карточек по "просьбам-заявкам" неграмотных солдат. За свою работу он получал оплату чистыми карточками, так что смог написать короткие письма родителям, Инге, двум своим другьям в Риге, адреса которых он помнил, и даже хозяйке реабилитационного центра Екатерине Ивановне. В трёх последних сообщениях он просил об одном и том же - сообщить родителям, что он жив и здоров.
Правая рука подпоручика к исходу вторых суток побаливала, а пальца иногда сводила судорога, но при этом Проня смог сменить свои деревянные башмаки на вполне приличные брезентовые сапоги с почти не рваными портянками впридачу и обзавестись шинелью, у которой только немного обгорела одна пола. С прапорщиком Лосинским они разделили заработанные писарским трудом продукты - полбуханки хлеба и "круг" ливерной колбасы. До этого Сергей делился с Проней продуктами, которые через день приносили ему в лагерь его родственники, отдавая начальнику охраны в виде "налога" каждый раз бутылку местной водки. Теперь и Проня смог продемонстрировать, что долг платежом красен, хотя прапорщик продолжал настаивать на том, что это не долг, а лишь дружеская поддержка.
В конце недели среди военнопленных начали распространяться упорные слухи о том, что им предстоит новый переход в южном направлении на территорию Венгрии. Через день эти слухи подтвердились. Колонна военнопленных после очередной переклички прошла через окраину Люблина на юг. Спереди и сзади колонны на двух повозках ехала большая часть конвоиров.
На пятый день день колонна прибыла в Кросно, на польской территории недалеко от границы со Словакией. При входе в город Проня второй раз за время своего пребывания в плену увидел Хильфе и даже смог помахать ей рукой в ответ на радостный лай овчарки. В окрестностях города колонна военнопленных "встала на отдых", потеряв за время перехода пятерых солдат, обессиленних, отставших и заколотых конвоирами. Шестой солдат просто в середине дня решил побежать в сторону от колонны с криками "не могу больше". Конвоиры устроили за ним "охоту на лис", свалив его уже у кромки леса метким выстрелом. Военнопленные наблюдали эа этим действом, лнжа в дорожной пыли под страхом "кто поднимется, будет сразу же застрелен". Во время перехода из Люблина до Кросно кормёжка совсем ухудшилась, запасы продовольствия, накопленные военнопленными перед "походом", закончились. Большинство нижних чинов и многие из пленных офицеров начали страдать поносом. Не миновала эта участь и подпоручика.
Стал наконец известен конечный пункт "похода". Это был город Мишкольц на территории Венгрии. Но до него ещй надо было пройти всю Словакию "сверху вниз", то есть более двухсот верст. На вторые сутки "стояния под Кросно" выяснилось, что отдых был связан со сменой команды конвоиров. Австрийцев сменили чехи. Попавшая в руки военнопленных в этот день какая-то местная газета на немецком языке, зачитанная пленными офицерами за сутки в прямом смысле "до дыр", содержала заметки и статьи, из которых можно было сделать вывод, что наступление Юго-Западного фронта застопорилось, а наступления Западного и Северного фронтов по сути так до сих пор и так не началось.
Новая охрана колонны, состоящая теперь из чешских солдат старших возрастов, была более либеральна к русским военнопленным. Практически на каждой ночевке местным жителям (в основном женщинам и подросткам) разрешалось приносить военнопленным продукты и обменивать (или просто отдавать) их на то, что могда им предложить "противоположная сторона". Несколько военнопленных "под честное слово" во время движения колонные отпускались собирать разные травы, росшие на ближайших лугах. Из этих трав вечерами готовились чаи и настойки от различных хворей. Проня, например, попив три вечера подряд нужную настойку, излечился от поноса.
У трёх офицеров сохранились перочинные ножи, которые прятались и перепрятывались перед очередными обысками. В этих операциях по перепрятыванию принимали участие почти все офицеры. Ножи отдавались "в аренду" солдатам-умельцам, которые на привалах или прямо во время движения колонны делали с их помощью различные деревянные поделки. Женщинам из окрестных деревень очень нравились деревянные ложки и гребни, а детворе - свистульки и игрушки. Шедевром рукодельного искусства были деревянные грабли, которые умел мастерить один ефрейтор.
В качестве арендной платы владельцам ножей уходила каждая третья или четвёртая поделка, которая на очередном привале или во время ночевки тоже выменивалась на продукты. Вырученный от таких обменных операций "доппаёк" поступал в общий "котёл", делился на более или менее равные части (кусочки, глотки) и распределялся после по правилу "отвернись, это кому?".
Территорию Словакии колонна прошла за пятеро суток, а ещё через два дня Проня занял свое место на нарах в бараке на окраине Мишкольца. Сапоги его, полученные в результате писарских трудов, не выдержали этого перехода. Последние двадцать вёрст подпоручик шёл в одних портянках, обмотанных бечёвкой. К кровоточащим и "горящим" ступням у него теперь были привязаны подорожники.
Но настроение у подпоручика было, тем не менее, выше среднего. На предыдущей ночёвке Хильфе уже в густых сумерках и при довольно большрм скоплении народу в месте, где происходил обмен продуктов на поделки, сумела как-то сбоку и незаметно подобраться к подпоручику, который в этот вечер должен был осуществить операцию с выделенной ему от "офицерского собрания" свистком, дудочкой и большой двурогой "вилкой". Он как раз был занят разговором с мальчишкой лет десяти-двенадцати, у которого был с собой в качестве обменного фонда "полукруг" кровяной колбасы и полбуханки хлеба. Овчарко тихо появилась из-за спины мальчика, который, увидев Хильфе рядом, поначалу конечно испугался и даже попытался заверещать, но Проне удалось его сразу отвлечь и успокоить. Никто из окружающих, занятых своим "гешефтом", не обратил на этот инциндент особого внимания. Хильфе вела себя так, что можно было представить, что она пришла на место "ярмарки" с мальчиком. Проня продемонстрировал Иштвану (так звали мальчика) несколько команд, которые выполнила Хильфе, и паренёк перестал боятся незнакомой собаки. Овчарка сильно похудела, она вылизала подпоручику правую руку и получила кусок кровяной колбасы и горбушку буханки, перешедшие в собственность Проне в результате обмена на свистульку и дудочку. Мальчику не хватало словарного запаса, чтобы выразить своё удивление использованию подпоручиком только что полученных съестных припасов, поэтому он только молча наблюдал, как голодный русский военнопленный кормил голодную собаку. Проня на всякий случай несколько раз попросил мальчика несколько раз повторить свой адрес и узнал его фамилию. В голове у подпоручика начал обретать некоторые контуры план дальнейших действий. Почти полуторамесячное пребывание в плену стало казаться Проне уже слишком долгим.
Затем Хильфе получила от своего хозяина команду "охраняй" и убежала, сопровождая Иштвана, сжимавшего в руке свисток с дудочкой. Теперь мальчик спешил привести на "торговище" свою мать. Под самый конец "ярмарки" Иштван появился снова, исполнив своё намерение. Женщина, пришедшая с мальчиком, сразу "положила глаз" на двурогую "вилку" в руках у подпоручика. Второй обмен произошёл довольно быстро. Проня покинул место "ярмарки" одним из последних, унося с собой не только колбасу с хлебом, но и узелок с местным мягким сыром, больше напоминавшим спрессованный творог. Хильфе наблюдала за этим обменом уже издали, лежа за кустом, и на прощальный жест подпоручика негромко гавкнула и затрусила в нескольких саженях позади женщины, любовавшейся приобретенной куханной утварью, и её сыном, пытающимся на ходу выдуть какую-то мелодию из дудочки.
На третий день после прибытия в новый лагерь ссадины и порезы на ступнях у Прони воспалились и стали гноиться. Сергей сначала привёл лагерного лекаря, но тот только повздыхал и развёл руками:
- Надо чистить, нужна санитария и дезинфекция, а откуда их тут взять?..
К вечеру Сергей привёл к нарам, на которых лежал подпоручик, худощавого унтер-офицера, лицо которого заросло светлой бородой. Прапорщик радостным голосом сообщил болящему:
- Вот, Прохор, этот человек может тебе помочь. Он входит лагерную, как бы сказать, организацию самоуправления. Но только это тайна...
Унтер-офицер приветствовал больного отдаленно знакомым подпоручику хрипловатым голосом:
- Здравия желаю, ваше благородие! Со свиданьицем!.. Никак захворали-с?..
Проня приподнялся на локтях и пригляделся к "посетителю" в полумраке барака. Он не ошибся. Прошлым летом от "пересекался" с этим человеком в Риге и тогда он откликался на кличку Лачаусис. Затем они встретились в Петрограде уже в конце зимы. В тот раз человек представился Рихардом Петровичем. Подпоручик усмехнулся:
- Как же вас теперь звать-величать, господин унтер-офицер?
Прапорщик стоял рядом и пока молча таращил глаза. Посетитель понизил голос:
- Унтер-офицер Немейко Рихард Янович!..
- Судя по всему, Рихардом вас всё-таки родители назвали...
- Я всегда не сомневался в вашей прозорливости, господин подпоручик!..
- Вы тут по партийному заданию или... волею судеб?
Унтер-офицер повернулся к Сергею:
- Господин прапорщик, как вы уже поняли, мы с господином подпоручиком старые знакомые, ещё до армейской службы... Дадите нам посекретничать немного?
- Да, конечно!..
Сергей повернулся и направился к выходу из барака, а унтер-офицер ответил на вопрос, заданный Проней:
- Если вы имеете ввиду, попал ли в плен, так сказать, добровольно, то нет. Лошадь подо мной убило, ну она на меня и свалилась, придавила. Не успел выбраться... А после унтерофицерских курсов я даже Георгиевский крест успел выслужить за кавалерийскую разведку и следующий чин. Австрийского офицера взял в плен... Хотя, честно говоря, это было совсем не трудно. Тоже лошадь под ним сперва застрелил... Но вернёмся к вашим проблемам, господин подпоручик?
- Ещё один вопрос, если позволите.
- Извольте.
- Вы давно здесь?
- С марта.
- Как вы можете мне помочь?
- Могу попытаться. Рассчитывая в ответ на вашу помощь.
- Мне сейчас врач нужен, медикаменты и прочее...
- Это понятно... А ведь кажется до войны учились на электротехническом факультете?
- Да. А как это?..
- Сейчас объясню. Кстати, ваши родители и та милая девушка знают, что вы живы и в плену?
- Не знаю... Я написал несколько почтовых карточек пару недель назад ещё в лагере под Люблиным. Надеюсь, что они уже дошли...
- В среднем эта корреспонденция идёт недели три-четыре. Но к делу...
- Слушаю вас внимательно.
- Квалифицированную медпомощь вам смогут оказать в санитарном пункте местного металлургического завода. Но чтобы туда попасть, вам надо будет сначала попасть на сам завод... Администрация завода пользуется рабочей силой или числа военнопленных по договорённости с администрицией лагеря.. На добровольной основе, разумеется. Но желающих целая очередь. Отработавший смену на заводе получает бесплатный обед в заводской столовой. Ему также разрешают принести в лагерь всё, что он найдёт в чанах, куда сваливают, так сказать, отходы заводской столовой...
- Как свиньи, похоже?
- Не горячитесь, господин подпоручик!.. Многие из обитателей лагеря уже с помощью этого допппайка сумели поправить здоровье и встать на ноги...
- Но я не смогу сейчас тачки с рудой или углём грузить или катать...
- Это и не требуется. У них, насколько мне известно, вышел третьего дня из строя электродвигатель вспомогательного мостового крана. Они ждут мастера из Будапешта, но он прибудет только через неделю... Простой крана, знаете, дорого обходится владельцам завода. "Капитал" Карла Маркса, так сказать, на практике. Хе-хе...
- А скажите, Рихард...
- Янович, если угодно!
- Янович... После таких визитов на завод военнопленные всегда возвращаются обратно в лагерь?...
- Пока таких... эксцессов, на которые вы намекаете, не наблюдалось. Спросите "почему"?
- Спрошу.
- За побег с территории завода одного военнопленного нижнего чина будут расстреляны пять его, так сказать, "собаратников"... За побег офицера - десять. Вы возьмёте на себя такой грех?
- Я нет.
- Ну, вот видите... Хотя за пределы лагеря на моей памяти офицеры на завод отлучались всего дважды. Вы будете третьим...
- А в чем ваш интерес в этом случае?
- Ну, во-первых, вы мне просто симпатичны...
- Давайте без политеса...
- Во-вторых, за починку электродвигателя обещана хорошая премия, которую можно будет использовать на доппаёк обиталей лагеря.
- И сапоги мне приобрести?
Рихард Янович усмехнулся:
- Ну вот, видите, вы уже торгуетесь. Значит, согласны?
- Я могу попробовать.
- Попробуйте. Но лечение ваших ног будет произведено только после того, как двигатель будет починен. Так что в этом случае, попытка для вас будет в некотором роде пыткой...
- По вашему тону во фразе про "во-вторых" я услышал, что есть ещё и "в-третьих"?
- Вылечите свои ноги сначала, а тогда уже поговорим про "в-третьих" и про "в-четвёртых".
- Когда всё это можно будет устроить? - Завтра скорее всего... - Для вас и для местных заводчиков время в данном случае играет определяющую роль.
- Да... Мочи нет терпеть уже, как стопы "горят и токают".
- Потерпите ещё одну ночь. Могу местной водки принести полбутылки, только это не водка, а скорее самогонка. Но чистая, из вяленых на солце тыкв её здесь гонят. Представляете?
- Не представляю. А другого обезболивающего у вас нет?
Рихард Янович развёл руками и отрицательно покачал головой:
- Побегу, может успею помощника начальника лагеря ещё на месте застать. Человек мой принесёт чистые тряпки и эту самую самогонку. А нож попросите у кого-то из ваших знакомых офицеров... Если будет совсем невмоготу, вы же сами сможете себе вскрыть гнойники и... обработать их?
- Есои прижмёт ночью, то смогу...
- Только самогонкой не злоупотребляйте на голодный желудок. Она в отличии от нашей водки горит от спички. Как мне объяснили уже здесь закомые химики это значит, что в ней больше сорока пяти градусов...
- Я только в качестве наружного средства буду её использовать.
- Ну-ну... Не зарекайтесь. Но завтра утром после переклички вам надо быть готовым.
Вечная Слава и Память всем защитникам Родины!
Берегите себя в это трудное время!
Подпишитесь на канал , тогда вы не пропустите ни одной публикации!
Пожалуйста, оставьте комментарии к этой и другим публикациям моего канала. По мотивам сделанных комментариев я готовлю несколько новых публикаций.
