НЭП в донских станицах.
В конце марта 1921 года 10-й съезд РКП(б) принял судьбоносное для всей страны постановление о замене продразвёрстки натуральным налогом. Сразу же донские казаки стали набиваться в избы-читальни, и по многу раз заставляли наиболее грамотных и смышлёных читать и перечитывать это постановление и прилагающиеся к нему разъяснения. Текст был таким:
«1. Для обеспечения правильного и спокойного ведения хозяйства на основе более свободного распоряжения земледельцем своими хозяйственными запасами, для укрепления крестьянского хозяйства, поднятия его производительности, а также в целях установления падающих на земледельца государственных обязательств, развёрстка как способ государственных заготовок продовольствия, сырья и фуража заменяется натуральным налогом.
2. Этот налог должен быть меньше полагавшегося до настоящего времени путём развёрстки обложения.
3. Налог должен производиться в виде процентного или долевого отчисления от произведённых хозяйственных продуктов, исходя от учёта урожая, числа едоков в хозяйстве и фактического наличия скота.
4. Налог должен иметь прогрессивный характер. Процент отчисления для хозяйств середняков и малоимущих хозяев, для хозяйств городских рабочих должен быть понижен. Могут быть (лица), освобождаемые в некоторых исключительных случаях, от всех видов натурального налога. Старательные хозяева, увеличивающие производительность хозяйства в целом, площадь засева своих хозяйств, получают льготы по выполнению натурального налога, либо в порядке погашения ставок налога, либо в порядке, частичного освобождения от налога».
Казакам понравилось и то, что от продналога освобождались в расчёте на одного едока до 60 квадратных саженей на занимаемом ими огороде. По современным измерениям это площадь от 10 до 25 соток. Уже неплохая материальная основа для земледелия. Сельские труженики помножили предоставленную площадь земли на среднюю урожайность и поняли, что при хорошей работе, если власть ничего в своих установлениях не изменит, с голода они не умрут и уже этому все очень обрадовались. Какое время – такие и радости!
Так начинался для казачьего населения очень короткий исторический период НЭПа - времени проведения новой экономической политики в молодом советском государстве. В начале апреля 1921 года на северо-запад Донской области и в станицу Гундоровскую пожаловали первые агитаторы и привезли с собой тезисы, отпечатанные в газетах и брошюрах. Необходимо было убедить казаков, чтобы те, во что бы то ни стало, засеяли свои поля и сделали посадки на огородах. При этом допускалось даже косвенное признание ошибок, но, как говорится, сквозь зубы. Для понимания тезисы были несложными:
«Основанная на отчуждении излишков сельхозпроизводства развёрстка, не является идеальным способом распределения для советского государства, прежде всего, ввиду недостаточно точного учёта действительных излишков. Но главная тяжесть развёрстки в деревне состояла в другом. Крестьянство было недовольно развёрсткой потому, что государство брало излишки без достаточного возмещения продуктами, нужными для деревни. Кроме того, отобрание излишков, убивало стремление мелкого хозяина к расширению площади посева, увеличению количества скота, улучшению хозяйства и т. д.»
Вспомнили в этих тезисах и про столь ненавидимую раньше свободную торговлю. И даже великодушно перечислили, что теперь имеет право делать хлебороб с собственным урожаем, выращенным его же руками:
«Развёрстка была раньше необходима, без неё мы армию не смогли содержать, не могли бы кормить. Но она заключала в себе большой недостаток и крестьяне по справедливости были недовольны. Когда закончилась гражданская война, советская власть сразу отменила развёрстку, и вместо неё ввела продналог. Что это значит и в чём разница? А разница в том, что крестьянин сейчас должен отдать уже не всё, а только часть, а с остальным может делать, что угодно: продавать, обменивать и т. д.
Налог меньше, чем в прошлом году была развёрстка. Кроме того, крестьянин, который имеет меньше пахотной земли, платит меньше. Крестьянин, который имеет больше едоков, платит меньше. Чем меньше урожай у крестьянина, тем он тоже меньше платит».
Ещё не успели собрать весь урожай 1921 года, как по докладам, присланным из станиц и хуторов стало предельно ясно, что и продналог собрать полностью и без репрессий не удастся. Тогда, упреждающим порядком, 15 июля 1921 года было принято постановление Совета Народных Комиссаров РСФСР, которое стало основой для принудительного сбора налога: «1. Карается общественными принудительными работами или лишением свободы, с конфискацией имущества, или без таковой не сдача плательщиком причитающегося с него продовольствия или прямой отказ от сдачи сельхозпродуктов, или иные злостные действия неисправного плательщика.
2. Караются конфискацией имущества, с лишением свободы или без таковой, лица, своими действиями искусственно повышающие цены на товары, путём сговора или стачки между собой, так и путём злостного не выпуска товаров на рынок».
Не помогали проводимые продовольственные недели, декады, месяцы и прочие придумки функционеров. К тому же на Дон пришла жесточайшая засуха, сопровождаемая иссушающими ветрами, а вместе с ней подступил и лютый враг земледельца - неурожай. В начале июля 1921 года в информации Донского телеграфного агентства, распространённой всеми газетами, было указано: «От засухи рожь выгорела. Яровой ячмень и пшеница раннего посева удовлетворительны. Поздние посевы плохие. Просо почти не взошло. Подсолнух, конопля и капуста съедены червями, остались одни корни. Земля перепахивается. Выгорели тысячи десятин сенокоса».
Летом 1921 года в советской стране разразился беспощадный и длительный голод. Конечно, по статистическим данным, он больше всего проявился в испепелённом жарой Поволжье. Но и на Дону было ненамного лучше. Однако, так было принято в те времена, что полуголодный должен был помогать голодному. В сентябре 1921 года в газете «Донская беднота» была помещена информация, что Донская область отправила в помощь голодающим 154 вагона зернохлеба. И, конечно, нет ни одного слова о том, как и какими драконовскими методами, собирались эти самые «зернохлебные» вагоны. Достоверно известно, что уже в сентябре голодного, 1921 года, в станице Гундоровской появилась чрезвычайная «продтройка» и «чёрные доски» на хуторах, где помещались фамилии казаков, не выполнивших задание по сдаче продналога.
Донской исполнительный комитет издал приказ № 300 о направлении вооружённых отрядов содействия продработе. Приказ требовал: «Особо злостных неплательщиков предавать суду ревтрибунала, вплоть до конфискации всего имущества». Сельскому сходу разрешалось повышать взносы в фонд взаимопомощи для состоятельных граждан и снижать взносы для малосостоятельных. Мерами наказания были: наложение штрафа в двойном или тройном размере на уклонистов, занесение на «чёрную доску», лишение уклонившихся общественной помощи. Был и такой метод, как самообложение, хотя на самом деле, комитеты бедноты просто увеличивали налог кулакам. За злостную не сдачу хлеба объявлялся бойкот. Это когда не давали набирать воду в общественных колодцах, не пускали детей в школы, выгоняли скот, принадлежащий казакам, не сдавшим продналог, со станичных выпасов.
Донские казаки, убедившись, что продовольственный налог не намного лучше продразвёрстки, да ещё получив извещение, что те хозяйства, которые не сдали полностью продналог, не будут иметь права продавать продукты своего труда на вновь открытых базарах и ярмарках, совсем сникли.
В 1921 году план сбора продналога в донских станицах из-за неурожая выполнен не был. В следующем, 1922 году, причина невыполнения плана взимания налога была уже другой - нежелание казаков заниматься бесцельным трудом, не приводящим к главному - получению собранного урожая в своё личное распоряжение, или хотя бы части его, после уплаты продналога.
В арсенале партийных и других органов методов воздействия на массы хлеборобствующего населения было не так уж много. Начинали, как правило, по хорошему, использовали все виды творчества, в том числе и столь любимое в те годы – стихотворное:
Не разверстка - продналог!
С плеч забота свалится.
Уплатил натур налог -
Хлеб тебе останется!
Скроешь пашню - быть беде!
Землемер появится,
И придется брат тебе
В трибунал отправиться!
Совсем невесёлая концовочка! Но именно так в первые годы проведения нэпа (новой экономической политики) заканчивалось общение с представителями органов новой власти.
По хуторам поехали комсомольские агитотряды. В составе одного из них ездил по селениям у Дона и Северского Донца уроженец станицы Гундоровской, будущий известный советский драматург, Николай Погодин. Агитаторы сначала распевали частушки:
«Урожаю нива рада, колос полон мочи.
На заводах Петрограда хлеба ждёт рабочий.
Звонкий серп гуляет в поле, цеп молотит зёрна.
Если любишь нашу волю, сдай налог проворно!»
Нелепые частушки и пустые призывы всё равно помогали мало и тогда стали составлять угрожающе длинные списки ярых уклонистов. А дальше всё двигалось по накатанной и привычной для того времени схеме: обыск, арест, суд.
Только после сбора урожая 1922 года земледельцам стало немного легче. Природа наконец-то смилостивилась над людьми и дала неплохой и очень долгожданный урожай. Хозяйства стали обустраиваться, постепенно приходить в себя после долгой разрухи. Появился рабочий скот, был отремонтирован инвентарь и хозяйственные постройки. Передел земли был произведён так, что земля выделялась по числу едоков и как можно ближе к своему хутору или станице. Наконец-то, по уже почти забытой традиции, казаки повезли выращенный урожай на покровскую ярмарку в бывшую окружную станицу Каменскую. И газета «Хлебороб», та самая, которая печатала за год до этого про ужасы голода, поместила 21 октября 1922 года на своих страницах большую статью «На каменской ярмарке».
Читателей призывали посмотреть, как бойко бьётся новое промышленное сердце новообретённых украинских земель. При этом напоминалось, что товары в основном свозились с Каменской и других соседних волостей Донецкой губернии, и что работа хлебороба должна производиться по строгому плану пролетарского Донбасса. О чём думал сам хлебороб, в этой статье не упоминалось. Описывалась прежде всего обстановка на ярмарке:
«Продукция города гремит и ухает, покачиваясь на каменных ухабах. Овчины высотой с хату. Овчины густо пахнут свежим кермяком и руном. Тут же позади ползёт по ярмарке повозка: хомут на хомуте, густо смазанные дёгтем и наборная шлея за шлеёй. Везут соль Бахмутсолетреста, и благодаря этому крестьянин сможет засолить огородину. На солнце рдеет аполитичный лозунг: «Добро пожаловать!». Тут на ярмарке переплавляются пуды ячменя в новые бахмутские сапоги с вытяжками, а пшеница превращается в корчаги и кадки, картузы и асмоловский табачок. Товару прёт видимо-невидимо. Замасленные паровозы привезли вагоны, набитые кожей, овчиной, пенькой, деревенской утварью. На митинге представители Красной армии и трестов, крестьянства и рабочих групп под медные клики «Интернационала» говорили, что через пять лет роста духовного сознания и физической мощи республики, город, наконец-то, смог откликнуться на нужды деревни.
После открытия ярмарки завертелись карусели. Из магазинов первой кондитерской госфабрики казаки понесли детям в подарок много разных сладостей. Паровозы кричат о том, что деревня будет обута и одета и что Покровская ярмарка показала, что можно будет в сытости, в сапогах, в платье спокойно и братски работать».
Этот репортаж автора с простым псевдонимом «Степняк» напоминает более поздние времена, начало 50-х годов и фильм «Кубанские казаки», автором сценария которого был знаменитый гундоровец Николай Погодин.
Все эти ярмарочные чудеса сотворил освобождённый индивидуальный труд земледельца, выгодный рабочим хозрасчёт на предприятиях и, конечно, кооператоры. Те самые, первые бойкие и отважные предприниматели 20-х годов, занимавшиеся, прежде всего, производственными делами. Другими делами им заниматься не позволялось. Да и почти у каждого в душе был великий страх, вселившийся туда в только что пережитые голодные годы. Трибуналы ушли в прошлое, но и прокуратуры люди боялись не меньше.
Начиная с 1924 года, медленно и с громадными усилиями, стали подниматься казачьи земледельческие хозяйства в донских станицах. Поделенная максимально справедливо, по числу едоков земля, стала давать приличный урожай. Проживавшие в станицах до Гражданской войны иногородние были уравнены в правах с коренным казачьим населением, что вызывало у него глухой ропот и недовольство. Но такие настроения пресекались в корне. За резкие высказывания в адрес политики новых властей, можно было угодить и в ссылку, и в тюрьму. Станичникам время от времени напоминали, что за границами РСФСР находится большое число их родственников - белоэмигрантов и многие с ними поддерживают переписку, а значит не смирились с победой Советской власти. Неведомыми путями в редакцию белоэмигрантского «Вестника казачьего союза» попадали сведения из донских станиц. Вот что писали о делах хлеборобов в покинутых станицах: «Надел в Гундоровской был 10 десятин в среднем, а в 1925 и 1926 годах засевали не более пяти десятин. Потому что всех, кто засевал больше и получал излишки, тут же зачисляли в кулаки и буквально душили налогами».
Экономические послабления привели к тому, что в станицах вновь возродились существовавшие до революции промыслы: заработали кирпичные и черепичные мастерские, открыли свои лавки разворотливые казаки, начали перерабатывать сельскохозяйственную продукцию мельницы, крупорушки и маслодавильни. На станичном майдане закипела торговля на небольшом базаре. Всё это вызывало недовольство местных органов партийной власти и они даже привлекли для противодействия новым предпринимателям бывших красных партизан: мол за что воевали, если буржуазия вновь начала возрождаться. Терпимо относились только к ТОЗам - товариществам по совместной обработке земли. В первое такое товарищество в станице Гундоровской вошло 22 казачьих хозяйства. Сохранились фамилии семейств, в числе первых вступивших в него - это Забабурины, Кулешовы, Meреда, Колесниковы, Комиссаровы, Платоновы, Ковалёвы, Ульяновы, Кулешовы, Гапоновы, Поляковы, и другие. (Имена и отчества, по странной традиции того времени, в районной газете «Труд» почти никогда не указывались).
В 1930 году, с началом сплошной коллективизации, на базе ТОЗов были созданы сельхозартели, а потом и колхозы. В то же время, крепкие хозяева, привыкшие вести все свои дела самостоятельно, сторонились любых форм коллективной обработки земли. Им больше по душе была поддержка движения за стопудовые урожаи с десятины (по современному подсчёту урожайности это 16 центнеров с гектара). Так они хотели развернуться и заработав деньги, купить на них столь необходимый трактор или механическую сеялку, взять в аренду дополнительную землю и богатеть, богатеть и богатеть! Не вышло! По проведённой сельскохозяйственной переписи 1926-1927 гг. все эти приобретения были учтены, а их собственники чуть позже были занесены в списки кулаков. Что с ними происходило дальше, будет рассказано в следующих публикациях.
Член Союза писателей России
Сергей Сполох.
Примечание: 1. Все иллюстрации, использованные в настоящей статье, взяты из архива автора и общедоступных источников.