(Вторая глава повести "РОЗЫ ДЛЯ АННУШКИ". Начало повести здесь)
Два слова читателям! Если вас удивят песни, которые вы в этой главе "услышите", покажутся странными эмоции или привычки героев, — напомните себе, что вы находитесь в 1964 году. Перед вами — "шестидесятники" изнутри.
1. День, полный знакомств
Подавать документы в вуз мы поехали с Милой -- она выбрала медицинский институт. Вместе были только на время дороги, но и то хорошо! В электричке я старалась успокоиться, привыкнуть к мысли, что дом мой — позади. А в Москве поддалась на уговоры Милки поехать сначала с ней в мед, отдохнуть там немного, а потом уже одной — на Манежную площадь, где находится филфак МГУ. Напрасно я так сделала! Отдохнуть с Милой в кафешке не удалось, а крюк этот только силы отнял.
В помещение приемной комиссии я вошла такая, что, как говорится, впору «язык на плечо вешать», жара в Москве стояла градусов 30, а сумка тяжеловата для меня. Огляделась, нашла к какому столику надо, и даже застонала — ну и очередь! Последним в ней оказался светловолосый парень спортивного вида. Я встала сзади него, даже не уточнив, не занимал ли уже кто-то, но отошел. Сил на вопросы не было… Паренек оглянулся и, видимо, понял это.
— Ты что такая запаренная?
— Как что? Устала по жаре тащиться…
— Сумку-то поставь, даже можешь на лавочку отнести — вон видишь, куда вещи кладут? Но у тебя сумка небольшая, у меня рюкзак больше.
— А я недалеко живу, в Калуге. Если вещей не хватит, всегда домой можно смотаться.
— Хорошо тебе! А я из Полтавы. Тебя как зовут-то?
— Таня…
— А я — Всеволод. Сева. Если хочешь, сходи в туалет и умойся. Легче станет. Я скажу, что ты за мной и за сумкой твоей посмотрю…
Я так и сделала: поплескала на себя холодной водой, ожила. Вернулась в очередь уже более бодрой и отважилась «поболтать» с новым знакомым. Когда мы с ним отдали документы и получили талоны в общежитие, он спросил уже как о чем-то само собой разумеющемся:
— Ну, поехали? Общежитие искать…
Я была рада, что нашелся попутчик. Дорогу до Мичуринского проспекта не знала, хотя в Москве бывала относительно часто, а спрашивать у прохожих не любила. Всеволод, видимо, тоже. Поэтому мы понадеялись на свою сообразительность, и отыскав трамвай нужного номера… поехали в другую сторону. Когда поняли это, огорчаться вроде бы причины не было — у нас началась увлекательная беседа!
Перешли дорогу и поехали теперь уже правильно, но, конечно, ехали дольше! А потом еще и пересадка была. Наконец, добрались. Нашли каждый свой корпус, а после встретились в столовой — дело к вечеру шло, а мы с утра не ели… Сева сказал, что поселили его сразу и удачно, комната и соседи понравились.
А мне вот не повезло! У меня только взяли талон и показали, где оставить вещи. Комнат свободных не оказалось, комендантша разворчалась, что я поздно приехала, гуляла не весть где! Но увидев мое расстроенное лицо, пообещала, что попозже что-нибудь найдется.
Не нашлось. К ночи в коридоре скопилось еще несколько неприкаянных абитуриенток, и нас всех отвели в спортзал, где стояли только стулья… Их нужно было брать каждой девице шесть штук и делать подобие постели: ставить по три стула лицом друг к другу, соединяя сиденья. На это шаткое сооружение клали матрасы, подушки и белье.
Я так и сделала и даже легла, начав мечтать о чем-то, но быстро вскочила! Постель разъехалась, хотя я и не была толстушкой. На пол чуть не шлепнулась… Что делать-то? Вон другие девицы как-то приспособились, сопят уже, я больше убей не лягу!!!
Вышла тихонько в коридор и обнаружила, что на подоконнике сидит черноволосая девушка и чуть не плачет…
— Ты что?
— Не могу я на этих стульях, а тут сидеть боюсь! Вдруг ругаться будут…
— Я тоже не могу. А давай ближе к туалету на подоконнике устроимся, а если дежурная вдруг не спит и спросит, скажем, что в туалете занято — ждем! Не пойдет же проверять?
Девушку звали Аля. Мы с ней стали подругами почти мгновенно! И разговорились так, что уже и рады были такому приключению со стульями. Нам времени на все не хватило, утром попросили комедантшу найти нам места в одной комнате.
Поскольку ночь мы не спали ни минуты, Аля свалилась, едва добралась до нормальной постели. А я только застелила ее и остановилась в нерешительности… Спать? Но тогда я до вечера не встану. А вдруг Севка захочет узнать, как я устроилась? И ждет возле корпуса? Да нет, что за глупости? Он и забыл уже про меня. Но коварный внутренний голосок начал приводить аргументы в пользу того, чтобы выйти…
— А может, он очень вежливый? Обязательный. Ты вчера пожаловалась, что никуда еще не поселили, неизвестно, как ночь проведешь. Ну, вот может же человек проверить, все ли в порядке? И не воображай!!! Ни к каким твоим несуществующим личным достоинствам это не относится.
Пусть не относится. Если честно, то увидеть Севу хотелось, потому что вчера рядом с ним вдруг прошел страх неизвестного будущего, появилось то чувство защищенности, без которого я бы и не избавилось от внутренней трясучки… Почему так, я не могла сказать, да и думать об этом не хотела…
Сева на самом деле сидел недалеко от корпуса, в тенистом уголке под деревьями. Поздоровался и сразу к делу.
— Вот смотри: я раздобыл расписание консультаций на неделю. Завтра первая. Поедешь?
Ну, конечно же, я ответила, что поеду. А он продолжал:
— Ты как будешь готовиться? В который раз повторять школьную программу нет смысла. Я выяснил, что в литературных музеях часто бывают интересные лекции, там можно получить дополнительны сведения по программе, да еще и узнать о новинках современной литературы.
— А это надо? Знать о новинках?
— А ты как думала? Вот ответим мы на вопросы билета, а нам начнут задавать дополнительные! По билетам все примерно одинаково отвечают, надо же экзаменатору представить себе кругозор абитуриента, его индивидуальные предпочтения, особенности…
Меня охватил страх. ТАК я не готовилась. Читала, конечно, книги вне программы, и достаточно много, но не всегда современные, и это было хаотично, без систематизации и обдумывания…
А Сева поинтересовался, кто из поэтов мне нравится? Я ответила, что последнее время «не вылезаю» из томика Евтушенко, читаю и перечитываю. Многое, в том числе «Песня Сольвейг», невольно выучила наизусть. И вот еще — моя тетя нашла для меня в «Литературке» большую, на полосу, подборку стихов Бориса Примерова — «Синевой разбуженное слово». Они тоже, как-то сами собой, легли в память. Сева поморщился.
— Ну, Примеров — это не то… Я тебе дам на время книжку Роберта Рождественского, изучи! Обрати на него особое внимание. Обязательно прочитай поэму «Письмо в Тридцатый век».
Во время разговора меня не покидал стыд — ну, почему же раньше я ни о чем таком не задумывалась? Ой, темная я какая, оказывается! Хотя и возможности не было… Пока школа не осталась позади, я очень доверяла учительнице литературы, она старалась подготовить нас и к вступительным экзаменам в вуз. А потом… в середине выпускных умер отец. И полтора месяца после похорон прошли, как в тумане…
Я коротко рассказала об этом Севке. Не хотелось, чтобы мои печальные обстоятельства выглядели как оправдание, но не сказать не могла… Он заметил, что я совсем приуныла, и утешил.
— Не горюй! Время еще есть. На подготовку, что даже удивительно, к каждому экзамену несколько дней дают, многое можно успеть. На лекции-то будем ходить?
— Ой, конечно! Предупреждай, где и когда.
— Давай так. Накануне лекции я буду сидеть тут, на лавочке. Подойди в любом случае: если вдруг не сможешь, то скажешь, и я поеду один. И заведи большой блокнот: записывать, я думаю, много придется…
Всеволод ушел, а я осталась сидеть. В голове был сумбур и почти что отчаяние… И тут появился Ванечка. Это ребята его так окликнули: «Ванечка». Стайка ребят пробегала мимо лавочки, и кто-то крикнул пареньку, который вдруг присел рядом:
— Эй, Ванечка! Давай к нам!
— Проходите мимо. У меня разговор.
Какой разговор? Со мной, что ли? Никого больше на лавочке нет… Я и вот этот худощавый юноша, остреньким лицом похожий на лисичку. Но такое сходство его не портит — все искупает открытый и доброжелательный взгляд. Только мне-то что? Знакомиться я с ним не собираюсь. А Ваня, будто услышав мои мысли, предложил:
— Познакомимся?
— Зачем?
— Ну, ты даешь! Зачем люди знакомятся? А мы — соседи, я видел, что ты из этого корпуса вышла.
— Ну и что? Я экзамены сдавать приехала, а не знакомиться.
— Одно другому не мешает, даже помогает! Это я тебе как будущий психолог скажу. Мне ведь не поступать надо, как тебе, а хвосты закрыть. Поэтому и приехал раньше сентября.
— Так иди, учебники штудируй, иначе так хвостатым и останешься.
— Ой-ой, девушка, а если подумать? Вот будешь ты корпеть над книгами с утра до ночи и что? Голова быстро откажет, выгорание наступит.
— Что? Какое выгорание?
— А это термин такой в психологии. Потом объясню. Человеку отдыхать надо, переключаться с одного вида деятельности на другой. Ну и на собственно отдых. Иначе — стоп. И, как ни бейся, ничего путного сделать уже не сможешь…
Вот ты встала утром — душ, зарядка, потом работаешь, потом отдых, обед, снова работа. Но не до ночи! Вечер — время особое. В кино сходить — со мной. Прогулка перед сном — со мной!
— Ты, Ванечка, что?!! Перегрелся на солнце? Ходи гулять с кем хочешь, я тут не причём. До свидания!
Когда я вернулась в комнату, Аля уже проснулась, сидела на кровати и расчесывала свои длинные черные волосы — они у нее были до пояса. На меня посмотрела с удивление:
— Ты где была-то? Вид такой, будто экзамен уже сдавала!
— Алечка, расскажу, но только теперь я — спать. А то мне потом блокнот большой заводить надо, с выгоранием бороться и вообще… — я закрылась одеялом чуть ли не с головой и повернулась носом к стенке.
Начиналась новая жизнь…
2. Бег с препятствиями
Жара уходить не хотела. Август уже, а солнце пекло, как в середине июля. Мы с Алей с трудом находили место и время для занятий — в комнате, кроме нас, жили еще второкурсницы Наташа и Алла, которые, как и Ваня, приехали раньше, чтобы пересдать запоротые экзамены. Но когда они готовились, непонятно — постоянно у них хохот, анекдоты.
По всем этим причинам подготовка к экзаменам напоминала бег с препятствиями: то от солнца, бьющего в окно, убегаем, то от шума. Мужской корпус стоял совсем близко к нашему, и если там кто-то ставил на подоконник магнитофон, то орал он как над ухом… Правда, не всякая музыка раздражала. Ритмичную я не выносила, а лирические песни могли даже помогать, если не слишком тревожили душу, пробуждая мечтательное настроение.
Алка наоборот. Ритм ее активизировал: она пританцовывала в такт, невольно прекратив болтовню, и занималась поэтому более продуктивно. А вот лирика раздражала, Алла пускалась в ехидный спор с песней.
«А у нас во дворе есть девочка одна…»
— Тань, захлопни окно! Убила бы придурка, у которого такие записи! Люди к экзаменам готовятся, а ему девчонка нужна…
«Среди шумных подруг неприметна она…»
— Ну и дура, что неприметна! В магазинах косметики полно.
Девки, кстати, а где моя помада? Таня, не видела?
— Аллочка, я помадами не интересуюсь.
— Так ведь и ты — дура. И парень, который тебя вчера ждал Раз такую скромницу нашел…
— Алка, заткнись, — Аля, включившись в разговор, выражалась более энергично, чем я. — Мне песня нравится! Я бы и весь этот цикл послушала.
— Это что — «Я тебя подожду»? Ну, вообще… Ждать-то зачем? Мало ли что он сказал? Возьмет и не придет. В жизни все на ходу меняется. А ты так и просидишь, стареть начнешь, никому не нужной станешь… Нет уж. Жить нужно здесь и сейчас!!!
Алла и Наташа составляли одни лагерь в нашей комнате, мы с Алей — другой. Первые дни еще как-то пытались вступать с ними в спор, но быстро поняли — незачем. Надо молчать или уходить. Особенно тяжело нам пришлось в первые ночи, когда соседки, устроившись в постелях, начинали своеобразную «сказку на ночь» — наперебой рассказывали неприличные анекдоты. Когда увидели, что ни я, ни Аля не смеемся, и даже головы под подушку прячем, раззадорились еще сильнее. Веселила их наша «дремучесть».
Аля даже заказала разговор с мамой, и я, проводив ее в переговорный пункт, слышала, как подруга кричала в трубку:
— Мамочка, ну не могу я! Можно, заберу документы и уеду? Нет, просить другую комнату бесполезно — тут таких девах большинство, я уже поняла. Сейчас мы хотя бы с Таней вдвоем. Беруши или наушники? Хорошо, мы попробуем… И не обращать внимания? Ладно…
Когда «воспитательницы», пытающиеся наставить наивных провинциалок на путь истинный, поняли, что мы с Алей слушать их анекдоты все равно не будем, то поутихли. Без благодарной публики неинтересно, а сами они репертуар друг друга, видимо, давно знали.
А для дневного убежища мы неожиданно нашли небольшую комнатку на 1 этаже. Это была подсобка, где хранились метла и тряпки, Уборщицы после обеда уходили, а дверь в каморку не запирали. Окно в комнатушке было большое, света много, стулья стояли, что еще надо? И вот там мы с Алей говорили обо всем, чего душа просит!
Песни от соседей туда тоже долетали. Однажды Алю удивило, что я мгновенно и полностью ушла в себя при первых же тактах песни «Темная ночь». Пел Марк Бернес.
«Темная ночь разделяет, любимая, нас, и тревожная черная степь пролегла между нами…»
— Ты что? Словно застыла на месте…
— Услышала свою колыбельную. Помню ее столько же, сколько и себя… Мама пела. А сейчас даже не знаю, что со мной происходит… Эти слова меня словно родниковой водой умывают.
Аля, но если так бывает, если вера в дорогую подругу реально от пули хранит, а мама говорила, что это правда, то почему? Почему надо смеяться над теми, кто ждет? Почему жить «здесь и сейчас» — это лучше?
— Да плюнь ты! О таких, как Алка, не думай. Хотя я тоже не знаю, почему. Почему правда, которую люди выстрадали, вдруг устарела?
(Продолжение следует)