Найти в Дзене
Издательство Libra Press

Он был материалистом и неверующим во время своей молодости и по заключении в крепости

Из памятных записей С. М. Сухотина (6 сентября 1871 г.)

Петр Николаевич Свистунов рассказывал мне историю своего обращения. Он был материалистом и неверующим, во время своей молодости и заключении в крепости и в продолжение первых десяти дет ссылки в Сибирь.

Его отчаяние, происходившее от безверия, было так сильно, когда он содержался в Петропавловской крепости, что он употреблял все средства для лишения себя жизни: ел стекло, душил себя и, наконец, во время прогулки с другими арестантами, когда офицер их сопровождавший на что-то загляделся, он бросился в Неву и не утонул, потому что место это было неглубокое, и офицер с солдатом его оттуда вытащили.

Во время их пребывания в Чите, он подсмеивался над религиозными убеждениями многих из своих товарищей, нравственное превосходство которых, однако всегда его поражало. Когда их перевели в Тобольск, где он женился, он стал чувствовать потребность молитвы, стал посещать храм; но сердце его оставалось холодно.

Петр Николаевич Свистунов (акв. Н. А. Бестужева)
Петр Николаевич Свистунов (акв. Н. А. Бестужева)

Однажды зашел он в церковь во время вечерни, и его вдруг коснулась благодать. Он заплакал и первый раз в жизни помолился с таким блаженным чувством, что сердце его наполнилось любовью к Богу; он продолжал молиться, и жизнь его совершенно изменилась: он стал с жадностью вчитываться в Священное Писание и в духовные нравственные книги.

Тогда в Тобольске жила Н. Д. Фонвизина, жена его товарища, ссыльного, женщина глубоко духовная и разумная. Свистунов поверил ей состояние своего духа, и она дала ему прочесть "Vie de madame Guyon". Эта книга так на него благодатно подействовала, так утвердила его в вере и любви христианской, что он вспоминает об этом времени, как о самом блаженном в его жизни; повязка спала с его глаз, и он зажил этой духовной жизнью, которая есть достояние святых.

Потом, через несколько времени, это благодатное состояние исчезло; вера осталась, но духовность испарилась. Наш разговор настроился на этот лад по поводу того, что я удивлялся равнодушию многих прекрасных людей к предметам веры и любви христианской. Свистунов рассказывал мне о многих случаях обращения людей, которых он прежде знал за неверующих.

Сколько трогательного и поучительного в его рассказах! История одного солдата, которого в ссылке называли отцом Иакинфом, весьма умилительна. Этот Иакинф, находясь на службе, вел самую религиозную и нравственную жизнь; вдохновляемый молитвою, он убегал часто в лес, где проводил по нескольку часов в молитве; его искали и потом наказывали как дезертира, вследствие чего он и был сослан в Сибирь.

В месте своего заключения он возымел такое нравственное влияние на своих товарищей-арестантов, что командир этой тюрьмы, вследствие ли такого влияния или по чувству врожденной злобы, возненавидел его и, однажды, в минуту гнева, велел его раздеть и бить палками.

Иакинф, вместо просьбы о помиловании, просил своих палачей бить его как можно крепче; вдруг командир упал пораженный ударом, а жена его, свидетельница этой страшной экзекуции, почитавшая Иакинфа за праведника, закричала, чтобы палачи остановились.

Тогда Иакинф подбежал к бесчувственному командиру, стал возле него на колена и начал молиться. Командир, открыв глаза и увидев его перед собою с молитвой на устах, так был поражен, что стал просить у него прощения и записал потом его в неспособные, что равнялось освобождению.

Разговор потом коснулся до существования дьявола, которому Свистунов верит; он говорил, что знал человека, которому дьявол являлся, и он с него нарисовал портрет; вид дьявола был огненный, с рогами, с весьма красивым, но грустным лицом, а на лбу было написано "Fatum".

Свистунов полагает, что "дьявол является одним верующим во Христа для нарушения их духовного спокойствия, потому, что, зачем ему являться неверующим? Это было бы средством для приведения их к вере в Бога".