Сцена Вторая (Ветхая реальность)
Мучительно припекало солнце, пересохшие губы требовали немедленной влаги, Антон Иванович приоткрыл глаза, дородная женщина непонятных лет теребила его за руку и визгливым голосом вопрошала.
- Мужчина! За лежак платить будете?
Антон Иванович оказывается спал на лежаке, вокруг шумел буйной жизнью пляж, солнце торопилось в зенит, хорошо, что склонившаяся над ним тучная кассирша давала небольшую тень. Отпрянув от нее, как от кошмарного видения, соскочив с лежака, он, просыпаясь и собираясь с несобранными мыслями, поплелся босыми ногами по нагретой поверхности набережной, которая жестоко обжигала ему стопы.
Свернув на аллею ведущую к гостинице, нащупав в кармане бриджей влажную много-рублевую бумажку, он купил себе новые шлепанцы и стакан холодного и кислого с привкусом мокрого картона напитка, которого торговка видимо по ошибке, назвала белым вином.
В разбитом, растрепанном состоянии Антон Иванович возвращался в гостиницу, голова немного кружилась, жутко саднили и зудели, большие похожие на траншеи раны на руках и ногах полученные им во время борьбы за него, как за ценный трофей, в его насыщенном и фантастическом наваждении. Ощущение от реального мира, творившегося вокруг, теперь было неполноценным, именно сейчас он казался Антон Ивановичу фоном чего-то другого, более значимого, а нагретый солнцем асфальт, тень от высоких деревьев, крикливая и многолюдная улица, умелой бутафорией.
Лавируя против людского потока, направлявшегося к морю, совершенно случайно сквозь беспорядочный гомон, Антов Иванович снова уловил знакомые веселые, механические звуки шарманки. Он сразу отправился к месту призывного звучания и был разочарован увиденным. Показавшейся знакомой мелодию, производила детская игрушка, допотопная механическая юла, которую маленькая девочка, с огромным красным бантом в волосах, настойчиво раскручивала на тротуаре в опасной близости от проезжей дороги. В тот момент, когда погрустневший от музыкального обмана мужчина собирался уходить, несносная юла, сильно раскрутившись, непокорно выскользнула из-под контроля девочки и шустро перепрыгнув бордюр, выскочило на дорогу, где тут же попала под колеса проезжающего автомобиля. Мелодию юлы навсегда прервал визг тормозов и скрежет разрушения, девочка громко заплакала, Антов Ивановичу стало еще вдвое грустней.
Но вскоре волшебной терапией, в памяти всплыли ласковые руки баядерки из его видения, волнение ее идеальных форм, и томления чуть приоткрытых губ. По-юношески колыхнулось сердце, и на крыльях неожиданной, случайной любви, он полетел в свой номер, с намереньем принять еще один загадочный круглый леденец, на этот раз – зеленый.
Видение второе.
Зеленый кругляш снадобья, отдавал горечью полыни и сигарным дымом, Антон Иванович подавил неприятные ассоциации раскусил леденец, он оказался мягким как мармеладка, и тут же подозрительно в номере запахло серой. Открыв окно на балконе, Антон Иванович отправился на прогулку к морю, интуиция подсказывало ему, что видение, это нечто сравни аппетиту, его надо нагулять.
Было далеко после обеда, пляжные оккупанты неохотно покидали свое лежбище у моря, легкие волны сердясь расставанию набегали и безуспешно хватали уходящих купальщиков за ноги, было удивительно мало звуков, создавалось ощущение, что на секунду у бегуна по имени время перехватило дыхание и все вокруг неумело замерло, встало на паузу.
От подобных, удивительных чувств, у Антона Ивановича слегка закружилась голова, и он автоматически присел на скамейку-качели, восстановить состояния и понаблюдать за аритмией протекающей мимо него жизни.
Раскачивая ногами качели, Антон Иванович медленно входил в транс собственных мыслей и фантазией, наполненных ароматом волос желанной хвостатой баядерки, как вдруг его вырвал из омута подступавшей неги, вопрос, незаметно подсевшего на качели незнакомца.
- Дядя! Не желаете ли, стакан абсента? (Спрашивал, неопрятного вида молодой человек, протягивая Антон Ивановичу большой граненый стакан с мутной зеленой жидкостью.)
Молодой человек уже сидел на качелях, рядом, поджав ноги. На нем была выцветшая оранжевая майка, видавшие виды джинсовые шорты и в ухе ближайшем к взгляду брошенным на него Антон Ивановичем болталось толстое золотое кольцо.
Каторжник – одним словом подумал про себя Антон Иванович, закончив осмотр, но стакан смело из его рук принял и начал рассматривать содержимое заляпанного разводами сосуда.
Увидев сомнения соседа по поводу напитка, каторжник поспешил их тотчас развеять.
- Папаша, не бойтесь! Это двести процентов вдохновения по-французски, сто грамм абсента, сто грамм воды и два кусочка сахара. Правда (вздохнул с досадой он и добавил) Абсент в этих краях никудышный, зато вода чище не сыщешь. (вздохнул еще раз и бесцеремонно толкнул своим стаканом, стакан в руках Антов Ивановича)
Сделав несколько глотков, невольные соседи по скамейки, некоторое время молчали, пока каторжник не выдержал и снова заговорил.
- Я догадываюсь, что моя персона не лучшая компания, но и вы должны понимать, приобретать наваждения у разных непроверенных личностей, это авантюра, хорошо если попадется шарлатан, а если самоучка бракодел или какой-нибудь новатор, любитель экспериментов? (каторжник вопросительно взглянул на “папашу” и продолжил свои рассуждения) У таких каждое снадобье лотерея. Страшно представить куда это может привести, страшно, но интересно, что за поворотом у этой дурман тропы. Какая там хаотичная неповторимость, абсолютно непрозрачная непредсказуемость.
С нескрываемым наслаждением, он громко вздохнул, и залпом допил содержимое своего стакана. И перешел на возбужденные восклицания.
- Ну вот разве могли мы, соединиться в одном видении, возьми и приобретя чары нормальным, официальным способом. Вот так запросто, посидеть, славно поговорить. А вот шиш! Нет конечно. (тут внезапно он перевел тему разговора, следующим вопросом) А как вы относитесь к тому что, на привычное, искомое мироустройство, все время пытаются надеть смирительную рубашку миропорядка?
Вместо ответа, Антон Иванович призывно опустил взгляд на свой уже опустевший стакан, и смышленый каторжник, довольно ухмыльнувшись, волшебным образом запустив куда-то в сторону руку, достал оттуда еще два полных стакана. И передав один Антон Ивановичу, продолжил.
- Насочиняли тут условностей, этика, мораль, нравственность, наблатыкались в ведение пространных дискуссий и тупиковых споров. Загрязнили, замусорили, натоптали в первородном мире. Да что я об этом, у них свет добро, а тьма зло, они злодеи получается инь и янь всего сущего друг на друга ополчили. (тут он как-то внезапно прервался и стал грустно смотреть на стенки зажатого в руках стакана)
Антон Иванович деликатно молчал, не желая отвлекать собеседника, и тем более выражать хоть какие-то мысли, по поводу абсолютных непонятных ему тем. Он с любопытством смотрел вокруг, сейчас ему казалось, что эта качели-скамейка, каторжник и он сам, отважный искатель новых эмоций, находятся в каком-то параллельном мире, а проходившая мимо него, буквально в двух шагах, высокая загорелая женщина, виделась абсолютно нереальной, хотя натиск запаха его духов, заставил его весело расчихаться.
Допив вторую порцию, Антон Иванович решил сменить обстановку и пройтись, тем более в данный момент он неожиданно чувствовал себя глубоко счастливым и даже где-то немного совершенным, компания взгрустнувшего и ушедшего в себя забавного каторжника начинала ему малость досаждать. Но только он привстал, собираясь поменять мир качелей, на соседний рядом протекающий, как каторжник встрепенулся, внимательно посмотрел на него, и схватив за руку, словно напоследок, быстро произнес.
- Вам бы прогуляться по улице Мира, в сторону маяка, и поискать звездочета, он там часто сидит за столиком, разгадывает людям их будущее. У него есть такие полезные разноцветные стекляшки, заполучите их, не пожалеете. Вот ведь повстречались две противоположности, я свое видение заканчиваю, а у вас все только начинается, знаете, страсть, как вам завидую.
Тут он прервался, опасливо посмотрел куда в небо, втянул ноздрями воздух, словно на пробу и перейдя на шепот добавил, -
- И помните, мы этому закомплексованными схемами и законами миропорядку, как вирус или бактерия, аллергия у него на таких вольных путников. Так, что надо быть осторожным, потому что по нашему следу, идут его жестокие миротворцы. Надо быть осторожным (последнее повторил он с ехидной усмешкой практически в спину удаляющемуся Антон Ивановичу)
Еще один день осторожно, на цыпочках покидал приморский поселок. Мысли Антон Ивановича полностью занимала, зародившееся в нем влюбленность, и он брел под конвоем своих сердечных влечений совершенно наобум, вдоль пляжа, иногда внимательно прислушиваясь к звукам с доносящихся с моря, и тайно желал, услышать призывное пение похитительницы, его старого сухого и запыленного сердца.
Замечтавшись, он чуть не сшиб пухлого, ангельского вида мальчугана, с белоснежным облаком сахарной ваты в руках. Увернувшись от столкновения в последний момент, он неловко задел столик торговца, столик от контакта, нервно затрясся и с него на асфальт словно дельтапланы стали элегантно опускаться большие листы бумаги. Бормоча нелепые извинения, кляня собственную рассеянную неуклюжесть, Антон Иванович бросился поднимать упавшею бумагу и первый же лист оказавшийся в его руках лист привлек его внимания, на нем был начерчен круг, а в нем еще один, какие-то деления, шкалы, все это напоминало круглый транспортир, вот только по соседству с цифрами, между делений, располагались странные разноцветные знаки.
За столиком потерпевшем небольшое землетрясение от свидания с корпусом Антон Ивановича, сидел огромный седовласый старик. Громила Йетти – обозначил его про себя его наш герой. На столе стоял стеклянный шар, неумело изображая роль магического аксессуара, небрежно лежали карты звездного неба, различные допотопные инструменты для измерений, а главное в правом углу стола, располагалась табличка с надписью большим буквами.
-Нет добрых и злых людей, есть, те кто сделал хорошо для меня и остальные другие.
Интересная взаимосвязь, подумал Антон Иванович, впрочем, он еще на примере шарманщика понял, как тут все устроено, и порывшись в карманах достал несколько весомых, четырехзначных купюр, положил их на маленький коврик около таблички и сразу же без приглашения уселся за стол на стульчик напротив взиравшего на него с изучающем спокойствием Йетти-звездочета.
Пожилой громила артистически закатил глаза, буркнул себе под нос нечто совершенно нечленораздельное, затем властно сложив шпилем пальцы рук, произнес.
- Скажу сразу, в будущее к Вам, заглядывать нет смысла, оно у вас еще не сформировано в единое целое, у вас этого будущего, пока неисчислимо много. Ваша жизнь от смертельного порядка, перешла к живому хаосу, но как это изменит вашу судьбу, это загадка, поверьте даже звезды будут наблюдать за этим процессом с нескрываемым интересом. (тут Йетти раскатисто хохотнул, самовлюбленно любуясь своим словесным оборотом и продолжил) Но поскольку вы снабдили меня, некоторым количеством добра, в долгу я оставаться не могу, поэтому возьмите от меня несколько деталей вашего калейдоскопа, раз уж я не могу составить для вас даже простейшего гороскопа (он снова хохотнул, громила определенно был навеселе)
Затем он запустил руки в объемный холщовый мешок возле его ног, и достал оттуда маленький мешочек, раскрыв горловину, протянул мешочек Антон Ивановичу со словами.
- Выбирайте, но не жадничайте, поверьте достаточно двух- трех стекляшек.
С трепетным ожиданием волшебства, Антон Иванович засунул руку в мешочек и извлек оттуда три совершенно обычные, мутные на просвет стекляшки, оранжевого, коричневого и плотно-зеленого, бутылочного цвета, когда же, он захотел получше рассмотреть одно поднеся его к глазам, громила испуганно сжал его руку вместе со стекляшкой в кулак, и озираясь доверительно с секретной ноткой в голосе, сказал.
- Что вы, что вы! Разве можно это делать вот так, при таком скоплении народу, это совсем небезопасно. Прояснение через оптическую призму, это интимный процесс, тайный. И пусть у меня почти все законно, есть лицензии и разрешения, мне точно не нужны неприятности. А вам бы я советовал, надолго в этом месте не задерживаться. Утром я видел тут двух «круглых», инквизиторов порядка, эти персонажи опасны для Вас. В лучшем случае, после встречи с ними вас отправят к началу, хотя милосердие у них не в почете. Поэтому срочно уезжайте отсюда, путайте следы, у вас в кармане весь мир!
В кармане у Антон Ивановича лежал только последний волшебный леденец сиреневого цвета и средняя по размеру согнутая пачка самых обычных денег. Он горько подумал,
- Как-же, весь мир в кармане, всего лишь жалкий кругляш с последним наваждением.
Взволнованный звездочет, казалось, прочел его мысли, успокоительно легко толкнул Антон Ивановича в плечо, с небольшой досадой добавил.
- Жаль, видимо вы пока ничего не поняли, у вас очень вяло идет процесс размышлений. Ну ничего, просто будьте бдительны, и все обязательно у Вас сложится в прекрасный и понятный узор.
Произнеся это, он потерял интерес к персоне Антон Ивановича, и обратился к образовавшейся около столика людской очереди.
- Ну, добрые дарители! Кто следующий?
Антон Иванович с радостью покинул, нагретый им в процессе внимательного слушания стул. А после в ближайшем баре подавая белый, густой портвейн на мельницу своих несобранных мыслей, путаясь в клубке свалившейся на него, местами бессмысленной для текущего него информации, смотрел как, совершеннейшая из южных ночей любовалась своим отражением в лучшем из черных морей.
Сцена Третья (Персекуторный бред)
Явь явилась к Антону Ивановичу опять с солнечными лучами, он полулежал на изогнутой причудливой белой скамейке на аллеи ведущий к пляжу. Приняв более приличную позу, он прищурился от яркого, обильного на свет дня. И медленно, как спросонья, пытался собрать в единое целое пазл последних дней. Все-таки громила-звездочет был прав мыслительные импульсы между нейронами его мозга, сообщаются медленно и апатично. Но зато, одно Антон Иванович понимал и еще ощущал абсолютно ясно, изначальная цель его смелого побега от прошлой действительности достигнута, пустоты вокруг него и внутри тоже, больше не существует. Сосуд его эмоций и чувств, кипит от переживаний и впечатлений, бурлит свежерожденная кровь и переполняет вены. В конце концов рано или поздно, дивная баядерка, сумасшедший каторжник и загадочный звездочет, уложатся в понятную картину мира, сейчас или позже, совершенно неважно.
Одно лишь немного тревожило Антон Ивановича, и не давала полноценно наслаждаться своим триумфом победы над собой никчемным, пошлым и, к большой радости, уже прошлым. Предостережения каторжника и опасения Йетти, насчет «круглых» миротворцев, из их слов следовала, что его видения вредны и противны миропорядку, они вносят некий хаос, а за такое по головке не гладят. С другой сторону, в сторону мрачные мысли, мыслимо ли это, что несколько последних прошедших сквозь него дней, стоили многих лет сухого, пустынного, бесполезного существования. Сейчас перед ним сама матушка жизнь, теплая, нежная, необыкновенная, и как в детстве, следующее мгновение – новый мир, и все еще впереди.
Под невообразимым кайфом подобного лейтмотива, Антон Иванович привстал, сладостно потянулся, и направился к ближайшему павильончику на запах бодрящего кофе. Пока ему готовили райский кофе со сливками и вкусом кокоса, ему случилось услышать то, что все-таки испортило его волшебное настроение. Рядом громко беседовали две женщины, неопределенного возраста, и исходя из доносившихся до слуха Антон Ивановича диалога, одна подруга рассказывала другой, что поздним вечером двое хулиганов, разгромили рабочее место пожилого звездочета на набережной, а самого старца избили и уволокли в неизвестном направлении, подавалась вся эта информация под истеричным соусом «куда катится мир».
Тревожно стало сразу Антон Ивановичу от подслушанного, и уже второпях, на ходу, без должного удовольствия, он пил горячий, обжигающий кофе, спешно возвращаясь в свой отель.
Когда он зашел в отель и намеревался подняться по лестнице в свой номер, его остановила молоденькая девочка администратор и сообщила, что недавно его искал коллега по работе, дескать он случайно оказался тоже в этом месте и жаждет встречи, узнав, что Антон Ивановича нет в номере, коллега сильно расстроился, но обещал зайти попозже. Выплеснув всю эту информацию, она сделала паузу, и добавила.
- Странный он какой-то был, говорил словно цедил сквозь зубы. И вид у него странноватый.
При последних словах, Антон Иванович вопросительно поднял бровь. И администратор попыталась объяснить.
- Вид у него какой-то странный, одет в смешной костюм, расписанный небольшими кругами по всей ткани, на голове котелок, выглядит словно он клоун или фокусник. Вы же не в цирке работаете?
Антон Иванович нервно покачал головой отрицая ее догадку, буркнул дежурное спасибо, и испуганно, буквально побежал в номер, с ужасным, пугающим его предположением, а что, если этот как-бы коллега – один из «круглых», ведь никаким коллегой он быть не мог, абсолютно никто из знакомых Антон Ивановича и тем более никто сослуживцев и сотрудников по офису, не знал где он. Официально он взял пару недель за свой счет, подлечить и успокоить нервы на даче.
Нечеткие, далекие возможные неприятности, стали ближе. Спасительный план быстро созрел у Антона Ивановича, покидав свои невеликие вещи в сумку, объявив администратору о том, что он уезжает на двухдневную экскурсию, он спешно покинул этот отель, и заселился в небольшой гостевой дом в другой части поселка.
Теперь его убежищем была, небольшая комнатка с круглым, причудливым окном, под окном был уютный цветник, в котором без остановки надрывались в стрекоте цикады. Сначала Антон Иванович малодушно хотел уехать сразу же, но немного успокоившись, решил рискнуть и устроить себя финальный день, ведь оставался еще один соблазнительный леденец, еще одно пограничное состояния между реальностью и наваждением.
Достав последний фиолетовый кругляш, Антон Иванович постарался внимательно его рассмотреть, и к его удивлению, он заметил то, что раньше не замечал на других леденцах, посередине снадобья для очарований, пролегала пустая бороздка разделения, оказывается здесь как и в некоторых обычных таблетках, была возможность уменьшить дозу воздействия видения, то есть разбить его на две части.
Антон Иванович аккуратно разделил последний леденец на две равные части, одну завернул в салфетку и положил в нагрудный карман своего василькового цвета поло, оставшуюся часть традиционно поднес к носу, вздохнул томящий аромат беззаботной хвои, и распробовал леденец, в его вкусе блистали счастливые ноты ванили и возбуждающие радости оттенки лаванды. Нервное напряжения страхов, стремительно стало рассеивается, а пустота, оставшаяся от улетучивающихся страхов, стала заполнятся уверенным оптимизмом будущих планов и комфортным ощущением магической безопасности.
Видение третье.
Не в силах делить свои прекрасные приливы чувств, с маленькой и душной комнатой, он схватил сумку, с видавшим виды, а заодно и успешно многие из этих видов запечатлевшим фотоаппаратом и вырвался на встречу откровенному дню.
Отправился Антон Иванович в сторону можжевеловой рощи, но немного заблудился и непослушные ноги вывели его к белой, пустующей ротонде с невообразимым видом на море, послушно застывшем под абсолютно голубым небом. Пораженный видом, Антон Иванович застыл под скудной тенью белого купола каменной беседки, и автоматически запустил руки в карманы, придав себе вид расслабленного наблюдателя. И случайно обнаружил в одном из карманов, стекляшки, которые он получил от звездочета. Вокруг было безлюдно, а значит самое время, проверить возможности этих мутных и грубых на вид стекляшек, которые Йетти высоко назвал – оптическими призмами. Вначале он достал стеклышко бутылочного цвета, покрутил в руках, затем приложил к левому глазу, зажмурил правый и посмотрел сквозь свою причудливую линзу на море, потом на домики неподалеку, и гору вдалеке. Эффект от этого разочаровал, все банально стало зелено и размыто, как и должны было стать, если смотреть на окружающий мир сквозь, зеленое стекло, тогда Антон Иванович повторил это с оранжевой призмой, потом и с коричневой, все было предсказуемо неинтересно и обычно.
Это было странно, неужели звездочет слукавил. В поисках разгадки, Антон Иванович перебирал стекляшки, как вдруг коричневое стеклышко ловко наскочило на зеленое, раздался ладный щелчок, и теперь два этих стекла образовывали единую наслоенную друг на друга конструкцию. Радостно усмехнувшись своей неожиданной удачи, Антон Иванович продолжил и подобным образом удалость насадить туда еще оранжевую призму. Забавный прибор был собран, и теперь, аккуратно, Антов Иванович снова поднес его к левому глазу, взглянул и от неожиданности отпрянул, чуть не выронив собранную призму. Успокоившись, он снова поднес ее к глазу и направил взгляд на стык моря и неба вдалеке. Увиденное было нереально, сказочно. Небо вдалеке от берега сквозь призму выглядело плотной голубой тканью неведомых портьер, тяжелые монументальные они тянулись от самого верха небес и свисали почти до воды, в них путался прибегающий с берега ветер и от этого они слегка раскачивались. Солнце выглядело как большое неровное облако, пронизанное золотыми, красными, оранжевыми нитями, оно жило, оно непрерывно двигалось, плыло в сторону северо-запада. Антон Иванович перевел дух и всмотрелся через свою новую, невероятную игрушку в морскую гладь. Море до самой последней глубины было абсолютно прозрачно, и когда мелкая прибрежная часть заканчивалась, под ясным хрусталем воды открывалась необыкновенная картина, сквозь донный ил скрывающий гальку, песок и каменистый гравий, куда-то вдаль вели мощенные золотистым камнем широкие дороги, совсем вдалеке виднелись высокие башни неизвестных строений, мелькали быстрые тени невиданных созданий.
Антон Иванович убрал призму, нереальность мира, мгновенно сменила реальность. От всего увиденного учащенно билась в силках груди сердце и немного кружилась голова, но все же надо было кое-что проверить. Антон Иванович достал фотоаппарат, включил и осторожно приложил, к объективу аппарата призму, бережно и надежно придерживая ее снизу руками, стараясь не закрыть пальцами место будущего снимка, навел камеру вначале на небо отщелкав пару кадров, затем на море, сделав тоже самое. После торжественно, как сокровище убрав призму обратно в карман, он заглянул на цифровой дисплей камеры, чтобы проверить сделанные только что кадры.
На цифровых фото, было все то, что он видел сейчас воочию, без таинственных возможностей призмы, красивая курортная картинка, море впадающая в небо на горизонте, яркий день уже нацеленный к вечеру, быстрый катер с бороздой белой пены вослед.
В раздумьях над феноменом над интересными свойствами прибора из стекляшек, он побрел в сторону набережной, надеясь, что видение пошлет ему ответы, или новые неизведанные еще ощущения.
Возможно (рассуждал по пути Антон Иванович), картины разных, порой самых невероятных реальностей, происходящих с ним, никак не связанны с физическим, материальным миром, может вообще не существует самого надежного и единственного из миров которого он представлял до некоторых пор, а все есть игра подсознания, калейдоскоп импульсивных фантазий. Или вдруг это всего лишь коллективный сон наяву, для впавшей в анабиоз многомиллиардной планеты. Впрочем, размечтавшись подумал он, если это сон, то пусть длится всю жизнь. И тут же для чистоты эксперимента, Антон Иванович себя ущипнул за ногу, стало неприятно до резкой схватки болезненного ощущения.
Так потихоньку, дорогой своих размышлений, он дошел до шумной и многолюдной улицы Мира, где путь ему преградили два фальшиво доброжелательных существа. Две ростовые куклы, одетые лошадьми, взяли в оборот погруженного в себя Антон Ивановича, одна могучая лошадь прижала к себе робкого отдыхающего, вторая бесцеремонно выхватила фотоаппарат, который Антон Иванович забыл вернуть в сумку, и все это время рассеянно нес руках. Опытно включив аппарат бесцеремонное животное, посоветовало улыбнуться и сделала несколько кадров, затем вторая кукла потребовала деньги за фото. Антон Иванович чувствовал себя неудобно и смущенно, в этой вероломной сцене, поэтому безропотно расплатился, снимавшая лошадь вернула ему фотоаппарат и панибратски хлопнула его своей копыто-рукой по груди. Дальше случилось непоправимое, видимо застрявшая в складках нагрудного кармана салфетка с заветной половиной леденца выпала, салфетка в полете вывернулась обратной стороной, леденец упал на асфальт и тут же чей-то сандаль припечатал леденец подошвой и унес с собой в потоке двигающихся к набережной людей.
Катастрофа, холодок отчаяния пробежал по телу Антон Ивановича, и льдинкой кольнул в самое сердце. Расторопные куклы уже охаживали семейную пару неподалеку, а Антон Иванович, лишившись одного из самых ценных своих приобретений, этого сверхъестественного приключения, расстроенно и потерянно прислонился к экскурсионному киоску, стоявшему неподалеку.
Добрая женщина киоскер, увидев его состояние, в душевном порыве пожалела его, словно ребенка, бесплатно посадила в открытый, экскурсионный поезд, курсирующий вдоль поселка. Антон Иванович послушно сел, а через, некоторое время водитель поприветствовал немногочисленных пассажиров и поезд тронулся в сторону мыса Дооб.
Экскурсионный паровозик кряхтел и медленно полз в гору. Антон Иванович сидел в самом конце на месте развернутом в обратную сторону пути, мимо него по тротуару спокойно с отпускным наслаждением проплывали безмятежные отдыхающие, а наш герой глубоко грустил, понимая, что чудеса наваждений Кабардинки закончились, завтра надо снова побегом возвращаться домой, легким утешением служило лишь то, что внутри, в своей индивидуальной глубине, Антон Иванович изменился до неузнаваемости, в нем появился робкий стимул жить и жить иначе, а главное он видел новый, загадочный, иной способ листать мгновения вперед, в будущее. Антон Иванович посмотрел в сторону моря, в этот момент открылся удивительный вид на бирюзовую, густую гладь воды внизу в смелых, дерзких бликах непобедимого солнца. И ему в этот момент томительно захотелось нового чуда, к примеру достать ловким движением из кармана голубя, и послать своей любезной, баядерке весточку, чтобы бы ждала, чтобы верила, что он ищет ее и обязательно найдет со временем.
Потихоньку печаль начала отступать, и Антон Иванович снова вспомнил про свою волшебную призму. Ему показалось, что теперь уже бояться нечего – либо глупо, он смело достал сцепление из стеклышек, поднял к глазу и поискал мишень, куда-бы прицелиться и глубоко рассмотреть какой-будь пейзаж или предмет, но тут краем глаза, он заметил двух странных личностей, заметил скорей всего по той причине, что они спускались пешком вниз по дороге, паровозик тянул Антон Ивановича наверх к мысу, и именно двое этих прохожих увидев в его руках призму остановились , буквально в пристальном, сверлящем взгляде, чуть не свернули себе на ходу шеи.
Антон Иванович увидев их тоже заволновался, бурно, до паники, двое этих мужчин, были одеты не в стиле развязанного, курортного лета, одинаковые квадратные костюмы свободной посадки, у одного костюм темно-синего у другого коричневого цвета, с нелепыми множественными рисунками белых кругов, на головах у мужчин были плотные, круглые котелки. В данный момент, вытянув свои шеи, они выглядели словно два вросших в асфальт, крупных, молодых боровичка на изогнутой вниз дуге тротуара. Достаточно долгая дуэль перекрестившихся взглядов, закончилась резко , с толчком паровозика, который прибавил скорость перед возрастающим уклоном дороги. Боровички тоже встрепенулись, и развернувшись, с быстрого шага перейдя на умеренный бег устремились за удаляющимся Антон Ивановичем.
Он смотрел за преследователями, преследователи невозмутимо и интенсивно работали ногами, следуя за паровозиком. В принципе такой темп погони, устраивал Антон Ивановича, хотя расстояние между ним и боровичками не удлинялось, рано или поздно они должны были начать уставать, а в следствии чего и отставать, тогда Антон Ивановичу оставалось бы только облегченно вздохнуть и на прощание помахать неудачникам рукой, но тут водитель объявил остановку, и паровозик сбросив ход, прервал движение.
Внутренний тумблер инстинкта самосохранение в эту секунду включился автоматически. Наш герой выскочил из паровозика и рванул вперед, пересекая тротуар, расталкивая случайных прохожих, сквозь кусты в колючую неизвестность. За кустами были заросли высокой травы, дальше высокий кованный забор. Добравшись до забора, Антон Иванович в нерешительности остановился, не в его возрасте лихо штурмовать такие препятствия, но вдалеке, за его спиной уже хрустели поломанные кусты, круглые шли ему вслед.
Страх предал ему сил, кое-как, кряхтя и чертыхаясь он преодолел забор, за забором была неухоженная рощица из невысоких деревьев, он влетел в нее с невиданным со времен юношества ускорением, минуя царапающие ветки, он бежал наугад, вперед. Стремительно, резко рощица закончилась крутым, высоким каменным выступом в море, он не успел вовремя затормозить. Вследствие чего, Антон Ивановича развернуло, подлые мелкие камушки под ногами, заставили поскользнуться, он упал и стал скатываться в пропасть по-змеиному шипящего далеко внизу моря. В последний момент в прощальном испуге, кое-как удалось уцепиться одной рукой за небольшой выпирающий шершавый камень, вонзив превозмогая боль скрюченные пальцы другой руки в тело рыхлого карниза над морем. Антон Иванович обреченно повис, время застыло на мгновение. Впереди в яростном преследовании таранили кусты смертельно опасные «круглые», внизу обнажая зубы прибрежных камней готовилось поглотить его пучина моря, сердце билось в бешеном ритме, мысли путались, силы покидали тело.
Пузырь застывшего мгновения громко лопнул, это набежавший порыв ветра, качнул Антон Ивановича, спасительный камень сломался в основании, и полетел вниз, грохоча и барабаня по отвесному телу горы, где, упав поднял большую волну брызг и ушел под воду. Вслед камню обреченно обрушилось вниз тело и отчаявшиеся душа Антона Ивановича, пославшая к небу последние молитвы.
Короткий полет, болезненный удар, и сухая, противная пыль во рту. Антон Иванович не верил своей удаче, соскользнув с выступа он упал на маленькую площадку, притаившуюся в нише под горной массой выше. Всего сразу стало много - разнообразной боли, слабости и робкого воодушевления, и чудо спасения. Затаившись, Антон Иванович счастливо, беззвучно радовался внутрь себя, когда услышал, как прямо над ним звук шагов и тяжелое дыхание достигших выступа преследователей.
Они были настолько близко, что, прислушавшись Антон Иванович отчетливо внимал всем деталям их разговора, происходившего непосредственно над ним.
В диалоге присутствовали два мужских голоса, уверенный тяжелый баритон с начальственными нотами и тонкий юношеский писклявый заискивающий. Первым заговорил писклявый, в интонации его голоса, всхлипывала досада и некоторое расстройство произошедшим.
- Конечно жалко, что так вышло, видно, что новичок, а не рецидивист какой-нибудь, могли если бы не такой случай, предупредить строго, да и вернуть обратно, с условием исправления. Эх…
Баритон в ответ безэмоционально возразил,
- Не стоит жалеть, не тех, не этих, все эти особые личности позволившие себя разглядеть запрещенные границы дозволенного, испорчены одинаково, любой кто делает дыры или ищет лаз, в монументальности, многовекового устройства и порядка великих миров, посмертно должен усвоить одно.
Тут баритон сделал паузу, видимо выуживая из подвалов памяти нечто важное и серьезное, продолжил цитируя.
- От всякого дерева в саду ты можешь свободно есть; но от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, ты непременно умрешь.
Писклявый, соглашаясь – громко вздохнул. Вниз мимо Антон Ивановича полетела горсть мелких камней. Потом все стихло, стало ясно, преследователи удалились.
На всякий случай, замерев и практически не двигаясь избежавший расплаты счастливец, пролежал на колючих, мелких камнях где-то с полчаса. И только, когда день быстро стал таять, трансформируясь первыми сумерками в образ ночи, он осторожно поднялся и по еле заметной тропинке аккуратно стал подниматься обратно наверх. Поднявшись до места, где недавно стояли его преследователи, он остановился и посмотрел вниз.
Вид, конечно, был, пугающе-завораживающий. Отсюда, спуск к морю, казался угрожающим, отвесным, стремительным обрывом, под которым над поверхностью воды, хищно открывали рты острые клыки камней.
Крадясь по темноте, Антон Иванович вернулся в поселок, наспех собрал вещи, вызвал такси и убыл в сторону железнодорожного вокзала в Новороссийске.
