- Нет, вы посмотрите на нее! Опять сидит, и улыбается! Зина! Тебя не исправить! Что ты лыбишься, как блаженная?! Что опять такого хорошего у тебя? – Лидия Ивановна со вздохом опустилась на лавочку у подъезда и поставила тяжелую сумку на землю у своих ног.
Поставила, и тут же подняла глаза, чтобы не видеть вздувшихся вен и растоптанных заношенных босоножек. Другая обувь давно уже была ей неудобна. Ноги болели так, что иногда доходило до слез.
Но кому это расскажешь? Кому пожалуешься?
Да никому!
У дочери своих забот полон рот, а сыну и вовсе дела до матери нет. Уехал в другой город и глаз не кажет! Да, Лидия сама виновата… С невесткой не поладила. Но разве ж это дело, чтобы молодая свекровь учила, как жить надо?!
Лидия снова вздохнула.
Ладно, придумывает она, конечно, больше, чем того было. Не учила ее Катя. Это уже позже, после отъезда сына с семьей, Лиде придумалось, будто невестка ей без конца перечила. Не было такого. Катерина воспитана была правильно и старших уважала. Но ведь и слушать как следует Лиду она не хотела! А разве такое не обидно?! Все-таки у Лиды и опыт, и возраст! Да и ума у Лидии побольше, чем у некоторых! Могла бы Катя ее и уважить!
- Что вздыхаешь, Лидочка? – Зинаида открыла глаза, и улыбка ее чуть угасла, когда она увидела лицо соседки. – Что случилось?
- Да ничего! – огрызнулась Лидия машинально. – Настроение паршивое с утра!
- А что так?
- Ну не всем же довольными быть! Это ты у нас такая! Тебе солнышко светит, и уже счастье! А некоторым людям чуть побольше нужно!
- И что же тебе нужно, Лидочка? – Зинаида разгладила на коленях теплый плед и по привычке ухватила пальцами длинную бахрому. Руки уже не слушались так, как раньше, и заплести даже самую простую косичку Зинаиде было теперь сложно. Но она старалась…
- Да то же, что и всем! Мира да добра! Чего еще-то?!
- И кто ж мешает тебе все это иметь?
- А как, Зина?! Это только в сказках так бывает, чтобы всем доволен и счастлив без повода! Вот, ты! Почитай, уже пять лет в этой коляске катаешься. Хорошо тебе?
- Не плохо.
- Ври больше! – Лидия сердито фыркнула, и полезла в сумку за водой. – Жара какая! Сил нет! А ты все кутаешься!
Лидия сделала глоток, другой, и искоса глянула на неловкие теперь руки Зинаиды.
- А когда-то была самой лучшей мастерицей у нас в артели…
- Время, Лидочка, никого не щадит… - Зинаида оставила в покое недоплетенную косичку из бахромы, и сложила руки на коленях. – Я ушла, а ты меня заменила. Разве, плохо? Помню ведь, что у тебя в то время проблемы были. Муж болел. Так что, прибавка тебе совсем не лишней была.
- Мне-то, не лишней, а вот тебе… Ты же тогда чуть на тот свет не отправилась!
- Ну! Не отправилась же! Не время мне. Поживу еще немножко.
- Да разве ж это жизнь? – невольно вырвалось у Лидии, и она тут же прикусила себе язык и виновато опустила голову, не в силах смотреть на подругу.
Но Зинаида не обиделась. Тронула колеса коляски, толкая ее вперед, догоняя танцующую с солнышком тень от растущей у крыльца липы.
- Думаешь, что я должна роптать на то, что со мной случилось? Грозить небу кулаком и проклятия посылать? Так?
- Не знаю, Зина… Я бы, наверное, так и сделала…
- А я не стала, - улыбнулась Зинаида. - Я ведь только после того, что случилось поняла, насколько все-таки счастливая!
- Что ты говоришь такое?! – Лидия удивленно охнула. – Как можно быть счастливой… Вот так?!
- Удивила я тебя?
- Не то слово!
- Можно, Лидочка. Можно! Я очень счастливая! И пусть ноги меня больше не носят, зато есть те, кто на руки возьмет и понесет. А разве этого мало?!
- Да уж, с мужем тебе, конечно, повезло. Был бы у меня такой Петя, я бы тоже спокойна была! Но это ж редкость музейная!
- Да? А не ты ли мне говорила, чтобы я в шею гнала такого милого? Что он не только меня, но и маму мою загубит? Было, Лидочка?
- Эвон, что вспомнила! А разве я не права тогда была? Ты же его чуть ли ни с помойки вытащила! Жених! Курам на смех! Да и ты – невеста без места!
- А что ж? Если человек все потерял, в любви разуверился и хорошее видеть перестал, так его надо пнуть хорошенько напоследок, да так, чтобы у него и вовсе иллюзий не осталось, что есть Бог на свете и любовь еще не перевелась под небом?
Зинаида говорила спокойно, с улыбкой. Да только улыбка эта была вовсе не той теплой да ласковой, которую так хорошо знала Лида. Сейчас она больше подошла бы Снежной Королеве.
- Зин, ты не обижайся! Я все хотела у тебя спросить, да то времени не было, то забывала… Как получилось-то, что ты в Пете своем разглядела то золото, что сейчас рядом с тобой ходит? Ведь, пьяница же горький был! Пусть и недолго, но мужики, ведь, как… Раз приложился по-черному, и уже не остановишь! А ты смогла. Если бы рассказала бабам нашим, как тебе это удалось, так они бы тебя озолотили!
- Мой эксперимент лучше никому не повторять, Лида. Результат непредсказуем. Ты же понимаешь!
- А все-таки? Ведь, ты его тогда приняла таким, как был. Бухим, почти синим, и без кола, двора и прочих подробностей. В одних трениках к тебе пришел!
- Да. Было дело. Только никто не знает, что я его тогда не в мужья приняла, а в работники, - усмехнулась Зинаида, и Лидия увидела, что улыбка подруги снова начала теплеть.
- Как это?!
- А вот так! Ему иди было некуда! Жена Пети первая, Любаша, из дома его выгнала. И знать не знал никто – почему. Он ведь не так просто пить-то начал. Была причина.
- И что ж у них такое стряслось? Загулял? Или другое что?
- Другое. Заболел Петр. Сильно заболел. А лечиться отказывался. Трепал Любе нервы почем зря. То буянил да ругался, а то молчал сутками напролет, ни ее, ни дочку не замечая. Тяжело, ведь это. Когда молчат да плачут. Пусть и без слез, а видно же все равно, когда душе больно. Вот и Люба видела, а совладать с гордостью его мужской да помочь Петру не смогла. Ее уж сколько лет на свете этом нет, а я все думаю, что поведи она себя тогда по-другому и не видать бы мне счастья, как своих ушей… Больше десяти лет она с ним прожила, ребенка нажила, а ничегошеньки в его душе не разобрала. Это я не в упрек ей. Просто мыслями своими делюсь с тобой. Он ведь у меня скрытный. Не скажет ничего, пока не спросишь. Да и спрашивать с умом надо. В нужное время и так, чтобы услышал тебя.
- Ох, какие сложности! – Лидия поджала губы.
- Да никакие! Просто это, на самом деле. Всякий человек хочет, чтобы к нему с лаской да с душой. По-хорошему. Разве это так сложно?
- Вот уж не знаю… Вроде и легко, а я вот не могу так. Даже с дочкой ругаемся почем зря на пустом месте, а что уж про чужих-то говорить!
- Петя тогда ко мне пришел в чем был. Я его на улице подобрала. Шла вечером с работы через парк. Да ты знаешь! Там тропинка самая короткая, но одной ходить боязно. Мало ли! И я бегом бежала, потому, как маму нужно было обиходить. Она тогда как раз слегла. Ох, и тяжело мне было одной! Ее не оставишь, а работать надо. Я уж и на дом что-то брала, и по ночам работала. Семенихе спасибо! Добрая женщина была! Всем помочь старалась! Как узнала, что мама моя болеет, так и предложила мне работу на дом брать. Мол, какая разница, где ты свои кружева плетешь? Главное, план давай! Вот, я и давала. Но иногда, когда начальство какое-нибудь приезжало, приходилось до минуточки высиживать положенное время на работе. В тот день как раз такая оказия вышла. Ну и вот… Бегу я через парк, а в кустах кто-то ворочается. Я шагу прибавила, и молюсь про себя, чтобы пронесло и не обидел кто. А сама поглядываю на кусты-то. А как разглядела, что он там делает, так и кинулась. Боялась только, что не успею!
- И что ж он там делал? – подалась к подруге, захваченная рассказом, Лида.
- А веревочку к ветке прилаживал… Решил счеты с жизнью своей непутевой свести. Пьяненький был и обиженный. Да так, что руки не слушались. Плакал, а сам не мог голову в петлю засунуть. Вот я его и поймала за этим занятием.
- Да ты что! – ахнула Лидия.
- Да, Лидочка. Вот так дело было... Я тебе это потому рассказываю, что знаю – никуда не понесешь. Все вот здесь, на этом самом месте, и останется! Под липой этой, которую Петя мой посадил, когда дочь у него родилась.
- Могла бы и не говорить! Нашла болтушку! Когда я сплетничала-то?! – Лидия хмыкнула, но тут же напустилась с расспросами. – И что ж ты с ним делать стала, как из петли вынула? Домой вернула? Или как?
- Нет, Лидушка. Домой он не пошел. Наотрез отказался! Это уж после я узнала, что Люба, Царствие ей Небесное, выгнала его из этого самого дома в тот день и велела не возвращаться!
- Как жестоко…
- Не могу не согласиться. Хотя, и ее понять можно. Намучилась она с ним. А тут еще дочка маленькая, да с работой, сама знаешь, как тогда было сложно. Есть иногда нечего было. Не до сантиментов!
- А у тебя, кубышка, значит, полна была? Раз ты Петю своего приняла вот так, без оглядки?
- Не было у меня ничего. Мама больная, да зарплата. Вот и все мои капиталы. Мне нужна была сиделка! А где ее взять?! И, главное, чем платить? Бесплатно-то никто за больной ходить не станет…
- Это да! Это точно! – поддакнула Лидия.
- Вот я Петю и подрядила, как он проспался, да протрезвел. А он и согласился. Понимал, как плохо, когда болеешь. У него-то болячка была такая, что на ногах да в люди можно. Как взялись за нее хорошенько, так и побежала она и дала себя одолеть! И года не прошло, как ему врачи сказали, что все хорошо и жить он будет. А маму мою он ох, как пожалел! Лучше меня за ней ходил! И ведь пить бросил! Сразу, как только понял, что у мамы счет уже днями пошел… Она совсем плохая была. Спала да плакала. И меня уже почти не узнавала. Иногда думаю, что и хорошо это было… Не разбирала, чьи руки ее моют да кормят. Без Петра я тогда бы и не справилась…
- Надо же… А сплетни какие ходили! И что ты гулящая, и что из семьи его увела, от жены да дочки, и что приворожила его! Вот до чего народ ты удивила! Бабы наши даже собирались тебе разбор полетов устроить, да Семениха запретила. Сказала, чтобы не лезли и не вмешивались! Сами, мол, разберетесь.
- Она с Любой разговаривала. И та ей все как есть выложила. А еще сказала, что жить с Петей больше не станет, потому, как другой у нее давно.
- Петр об этом знал?
- Знал… Аккурат в тот день она Петру сказала, когда ему диагноз врачи объявили. И как после такого жить да радоваться? Любой бы запил да бежать!
- Вот жизнь!
- И не говори…
- Ты мне лучше скажи, как получилось, что Люба вам дочку свою отдала? Ведь, любила ее больше жизни! А бросила…
- Не бросала. Петр, как узнал, что она с мужем своим новым собирается из города уезжать, пришел, да и предложил ребенка у нас оставить. Хотя бы на время. Чтобы школу Маришке не менять до летних каникул. Он-то Любу получше нашего знал. Вот и понял, что Марине с матерью лучше не ехать до поры до времени.
- И она согласилась?! – покачала головой Лида. – Как же это?! Ведь, мать!
- Она тогда Сашу ждала. Знала уже, что беременна, но не уверена была, что на новом месте да с тем, кого в мужья выбрала, справится с двумя. Не любил ее Вася Маринку-то. Сразу не глянулась она ему. Все подбивал Любу отцу девчонку отдать. А куда отцу?! У него и жилья-то своего не было! Квартира-то, в которой Петр с семье жил, Любиной матери была. Да и не стал бы он туда возвращаться!
- А вы тогда уже сошлись?
- Нет. Это уж позже было. Когда Марину забрали и все вместе жить стали. Я разрешение ему дала, чтобы он девочку в мой дом привел. Мамы уже не было, а куда мне такая квартира? Три комнаты! Хочешь песни пой, а хочешь барыню пляши! Мы ремонт небольшой сделали, и Марине комнату выделили. Ох, как же она рада была! Я столько счастья и не видала до этого от ребенка-то! Своих-то не было…
- Да уж… Вот судьба-то! Кому все, а кому… И ведь, ладно бы, по справедливости! Так, ведь, нет! Лучшей матери я в своей жизни не встречала, а тебе Боженька только одно дите и дал! А надо бы с десяток!
- Нет, Лида! Не права ты! – нахмурилась Зинаида. – Как это – одно?! Машу я рожала, про то спору нет. Но и Саша с Маринкой мне не чужие! Все мои! И делить их я никому не позволяла!
- Тише, тише, Зиночка! – всполошилась Лидия. – Уймись! Я ж не обидное сказать хотела! Язык у меня, сама знаешь! Змеиный! Прости! Знаю я, что ты всем своим детям мать, какой еще поискать по белому свету! Это ж надо было додуматься! Пригреть ребенка бывшей своего мужика! Когда Любаня заболела, у нее, ведь, даже мысли не было, кому ребенка доверить! И Петр твой молодец! Не отказал ей! Хорошо, что она муженька своего второго, который, как выяснилось, и не муж ей вовсе, а так – сожитель, отцом Саше не записала! А то намаялись бы с бумажками-то! А так – все честь по чести – Петр – отец, Маринка – сестра. Кому еще отдавать мальчонку? Но то, что ты этого ребенка приняла, как родного… Это всех очень удивило! Где ты такое сердце еще видала?!
- Ой, да что тут особенного-то? Какая баба дите не пожалеет?!
- А ходить за той, что не заслужила этого ничем и никак? Это что? Почему ты Любу к себе забрала, когда ей врачи всего пару недель жизни отмерили? Почему выхаживала ее, как маму свою, и дала не две недели, а целый год еще на сына да дочку любоваться? Почему с Маринкой ее помирила? Откуда в тебе все это, Зина?! Что ты знаешь такого, что нам всем неведомо?
- Да ничего! Живу я просто, Лидочка! Как мама меня учила, так и живу…
- А как она тебя учила?
- Делать учила все, как для себя. Вот, как хочешь, чтобы к тебе относились, так и к людям надо. За языком следить своим учила. Потому, как слово, бывает, хуже ножа всякого ранит. И больно, и не заживает потом такая рана долгонько. Бывает, что и вовсе никогда не затянется. Слово, оно такое... И воскресить может, и жизни лишить… На иного человека глянешь, вот, как на Петю моего, когда он ко мне пришел, а у него в глазах такая пустота, что аж страшно становится! И тянет тебя в эту пустоту, манит… А потому, отталкиваешь ты от себя такого человека, и ходу от него! Да подальше! За тридевять земель! Чтобы его пустота тебя не коснулась больше! Потому, как страшно это очень! А ты найди слово нужное, скажи его. И не шепотом, а вслух да погромче! Чтобы беда услышала! И уже ей бежать придется! Так это работает. Мама говорила…
- Хорошая у тебя мама была, Зиночка… Правильному тебя учила…
- Я знаю… Жаль, что не всему я у нее научиться успела… Рано она меня оставила…
Лидия, поправила плед на коленях Зинаиды, и неожиданно, даже для самой себя, взяла руку подруги и поцеловала.
- Ты чего это? – удивленно спросила Зина, отнимая руку.
- Ты, Зина, сама не понимаешь, насколько уникальная… Сколько сердца в тебе и души, готовой всех и каждого обнять! И ведь не только даешь ты им любовь свою! Учишь любить! Вон, мои дети, про меня и думать забыли! А, ведь, родные… Мной в этот мир приведены… Но все сердятся чего-то на меня… Не приласкают и слово доброго не скажут лишний раз. Да еще и ругаются, когда я в праздник какой разревусь в ответ на такое слово ими сказанное… Видно, сама я виновата… Не долюбила, не доласкала… Не дала чего-то главного… Чего, Зин?
- А ты про то и сама знаешь! – Зинаида внимательно посмотрела на подругу. – Все понимаешь, Лидочка! Зачем спрашиваешь?
- Наверное, потому и спрашиваю, что хочу это услышать от кого-то еще… Как думаешь, можно еще поправить что-то?
- Отчего же нельзя? Все можно! Пока мы живы, Лида, ничего невозможного нет! И не жаловаться надо, а дело делать! Дочь твоя тебя любит! Я же вижу! А что сердитая она, да не всегда ласковая, так и ты ей не очень-то много доброго скажешь за день. Так?
- Верно… Все больше ругаюсь…
- Вот! А говоришь, что не понимаешь! Все ты о себе знаешь, Лида! Вот и не сиди тут попусту! Иди домой, да обними свою девчонку! Толку, что она сама уже дважды мама! Для тебя-то она все равно дите! Или не так?
- Так…
- Вот и вспомни ее маленькой! Как коленки разбитые целовала да сарафаны шила, чтобы она самая нарядная во дворе была! Пожалей ее! Кто, кроме матери, ее еще пожалеет?! Ждет, ведь…
Лида ничего не ответила. Молча кивнула, встала со скамейки и заковыляла к подъезду.
Права, ведь, Зина! Ох, как права! И не гоняет никто Лиду на рынок да по магазинам! Зять ей сколько раз пенял, что она сумки тяжелые таскает, когда в семье машина есть! Но она же упрямая! Все сама да сама! Привыкла командовать! Вот и Катя, невестка, строем ходить не пожелала. Удрала куда подальше и живет себе спокойно. Без ругани и дрязг бесконечных. Поди, плохо?! На характер Лидии, она и сама бы так сделала, если бы ее свекровь в командиры записалась. Так ведь, нет! У самой Лиды свекровь золотая была! И с детишками помогала, и по хозяйству. Не хуже матери родной о Лиде заботилась. А память, вишь, подвела Лидочку… Напрочь стерла то, что нужно было крепче всего помнить! Надо, ох, как надо, позвонить сыну! Пусть приедет с семьей! Хоть, на денечек! И сразу легче станет! И дело найдется, и на сердце потеплеет!
Лидия не стала искать ключи в сумке. Надавила на кнопку звонка, дождалась, пока дочь дверь откроет, и обняла ее, прижав к себе так, как делала раньше – крепко-крепко. Так, чтобы та охнула.
- Мам, ты чего?!
- А ничего! Соскучилась! – Лидия отпустила дочь, и расставила руки, ловя внуков. – Идите сюда, золотые мои! Бабушка вам много чего вкусненького принесла!
А во дворе Зинаида расплела косичку из бахромы, расправила плед на коленях, и улыбнулась каким-то своим, потаенным, мыслям.
Петр, который вышел во двор, чтобы помочь жене, так и замер на ступеньках крыльца, любуясь этой улыбкой. И перед ним была сейчас вовсе не женщина в годах, воспитавшая троих детей и перенесшая так много, что хватило бы на десяток жизней.
Нет! Перед ним была та, что светилась так, что глазам становилось немного больно. И свет этот был настолько теплым, мягким и радостным, что радовалось сердце, а на душе, несмотря на заботы-хлопоты, становилось легко и весело.
- Зиночка, Маришка уже на стол накрыла. Заждались тебя! Обедать пора, а ты еще не завтракала!
- Не хотелось мне, Петя. Я Саше кашу утром варила, и чаю с ним выпила.
- А почему девчонок не разбудила?
- Зачем? Неужели, я ребенку своему кашу сварить не смогу сама? В силах еще я!
- Кто бы сомневался! – усмехнулся Петр и подтолкнул коляску к пандусу. – Помочь-то позволишь? Или и тут сама?
- Нет уж! Мужу – доверю! – сложила руки на коленях Зинаида.
Счастливая она? Да кто ж поспорит!©
Автор: Людмила Лаврова
©Лаврова Л.Л. 2024
Все текстовые материалы канала Lara's Stories являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.
Друзья, подписывайтесь, пожалуйста, на мой канал в Телеграм