— Развлекаетесь, голубки? — раздался сверху взвинченный голос Ольги, бесшумно появившейся в спальне, и Олег тут же отпрянул от Юлии, будто застигнутый на месте преступления.
— Оль, ты не так поняла, — начал он, поднимаясь с кровати, но сестра его остановила жестом.
— Я тебе не жена и не судья, братец, — процедила Ольга сквозь зубы, — не стоит передо мной оправдываться. Резвись со своим ангелочком, сколько душе и телу угодно.
— Но, Оля, — Олег схватился за волосы, — всё действительно не так.
— Олежек, как так не так, когда так, — пропела Юлия, и, заливисто смеясь, повела со звоном рукой с наручниками по поручню кровати, — логично же и очевидно?
— Логично же, Олежек, и очевидно не то слово. — скривилась сестра и отвернулась от Олега. — Зря только сорвалась с работы и прибежала, пойду я. Веселись дальше, майор Немцов.
— Олюшка, — Олег перегородил сестре дорогу и указал на кухню рукой, — давай мирно поговорим.
— Я с тобой не ссорилась, — Ольга с неохотой села за круглый кухонный стол на деревянных ножках с изящной столешницей, белой с золотым под мрамор, и вытащила из кожаного рюкзака, сшитого из разноцветных квадратных лоскутов, пачку сигарет, — и не называй меня впредь Олюшкой.
— Юлии просто негде жить, она временно у меня, — Немцов поставил перед сестрой стеклянную пепельницу с нарисованными пальмами, дельфинами и надписью «Крым».
— Джули, Джулия, — иронично запела Ольга, — Джули, о-о-о. Джулии просто негде жить и по-прежнему смолить, — съязвила она и с отвращением придвинула к себе пепельницу.
— Оставь свой сарказм, Оля, — робко попросил Олег сестру, — мне и без твоих колкостей тошно.
Ольга зажгла сигарету зажигалкой с выгравированной, переливающейся овчаркой, глубоко затянулась, глядя в окно. После того, как Олег предал Нину и остался с Юлией, она не могла смотреть ему в глаза. Чувство обиды за полюбившуюся, ставшую почти родной учительницу смешалось с омерзением, которое то и дело накатывало, стоило Ольге снова вспомнить, как она застала брата в объятьях той, из-за которой ей его удалось с большим трудом вернуть к жизни.
— Тошно тебе. — Ольга со злостью стукнула зажигалкой по столешнице. — Ты, видать, от тошноты лобзаешь ножки временной сожительнице.
— Ничего я никому не лобзал, — растерялся Олег, — ты же толком ничего не видела. И, да, Джулия обосновалась у меня временно. Тьфу ты, Юлия.
— Нет ничего более временного, чем постоянное. — Ольга выпустила кольцо дыма, сбросив пепел в пепельницу, что стояла перед ней, как скорбное напоминание о том, что их с братом жизнь с треском надломилась или вернулась на круги своя. — И я увидела достаточно, братишка, чтобы сделать правильные выводы относительно тебя. Вон и пепельницу Юлии ты сохранил с незапамятных времён. Надеялся в душе на воскрешение усопшей возлюбленной.
— Олюшка, нет, это неправильные и неутешительные выводы, — взвыл Олег, и сестра пнула его ногой.
— Я же сказала! Не называй меня Олюшкой! — прошипела она и нервно сделала несколько затяжек сигаретой.
— Да что произошло в конце концов?! Что ты на меня взъелась? — возмутился Немцов и посмотрел с высоты на сидящую сестру,
— А, — протянула Ольга и ухмыльнулась, — ну да. Оно так, как оно есть. Логично и очевидно. И ничегошеньки то не произошло. А я без повода на тебя бедного кидаюсь, зубками острыми вгрызаюсь в твою хрупкую душонку.
— Ты же не куришь, — хмуро уставился майор на сигарету в руке сестры.
— Решил сменить тему? Что же, имеешь право. — она затушила в пепельнице сигарету, убрала в рюкзак пачку с остальными, крутанув зажигалку на столешнице. — Не курила. Начала с недавних пор. Как ты с этой воссоединился.
— Да не вместе мы, — воспротивился Олег и подавленно опустился на тёмно-золотистый деревянный стул с мягким бежевым сиденьем.
— Мне то не рассказывай, Немцов, чай не маленькая, — сестра огляделась по сторонам, — дай воды, в горле пересохло что-то.
Олег вытащил из верхнего ящика кухонного гарнитура стеклянный стакан в тон пепельнице и налил сестре воду из графина.
— Опять Крым? Олег, ты издеваешься надо мной? — Ольга сделала глоток и скривилась, будто в стакане была вовсе не вода, а какая-то отрава. — Я бы сейчас с превеликим удовольствием разбила этот стакан о твою дизайнерскую столешницу. Напомни-ка, родной, столик кухонный Юлия заказывала ведь?
— Оль, обычный стакан, чего ты цепляешься к мелочам? Столешница ей не угодила. Какая разница, откуда она у меня? — насупился Олег. Для него, что стакан, что пепельница не были чем-то существенным, предметы обихода, только и всего.
— Знаешь, милый братец, — прошептала сестра, наклоняясь над столом к брату и заглядывая испытующе ему в глаза, — какая разница? Один ебёт, другой дразнится.
— Оля?! Что за выражения?! — обалдел Олег от развязности сестры, невиданной прежде.
— Обычные выражения. Обычный стакан. Обычная столешница. Только, Олежек, наша жизнь — цепь, а мелочи в ней — звенья. Нельзя звену не придавать значенья. И то, что полуголая Юлия разлеглась в твоей спальне после смутной истории с Гнедым, далеко не мелочи жизни. Впрочем, Нина с тобой солидарна в вопросе мелочей.
— Ты видела Ниночку?! — воскликнул Немцов и схватил сестру за руку.
Хватка ручищи Олега была настолько сильной, что у сестры побелели костяшки. Ольга еле высвободила свою ладонь и с тревогой взглянула на брата. Тот в мгновение изменился в лице, задрожал телом, вскочил со стула и остервенело заметался, как раненный зверь, по кухне.
— Оля?! — взревел Олег и затряс сестру. — Что ты молчишь?!
— Тише ты, — попыталась она его оттолкнуть от себя и вылезти из-за стола, — напугаешь свою Юлию.
— Пусть слышит, — свирепо прокричал Немцов, прижав сестру к стене, и в спальне послышалась возня с металлическим звоном, — она в курсе, что я ищу Нину и буду искать дальше.
— Можешь считать, твои поиски увенчались успехом. — Ольга уличила момент и нырнула под рукой брата к выходу из кухни. — Если для тебя кружка с пепельницей, купленные в романтической поездке с Юлией в Крыму, которые ты любезно сохранил по сей день, мелочи. То для Ниночки ваше знакомство с ней — недоразумение, состоящее сплошь из мелочей.
— Нет, — майор последовал за сестрой, — Оля, нет. Она. Моя Ниночка. Любимая учительница. Панфилова не могла обесценить наши отношения и назвать их недоразумением.
— Отчего же? — натягивая дутую красную короткую куртку, спросила Ольга у брата. — Ты же предал Нину. Я бы тоже вычеркнула тебя из своей жизни, да, жаль, мы родственными узами связаны. Но я перевожусь в другое отделение.
— Ольга? Ты что говоришь? Какой перевод? Где Нина? — с досадой вырвалось у Олега.
— Нина сегодня уезжает. Я перевожусь подальше от тебя. И вот, — Ольга вложила в руку брату свою зажигалку, — держи на память. Я думала, что простила тебя за то предательство. Но почему-то до сих при виде овчарок у меня больно щемит сердце.