В девятом классе я учился в 79-й средней школе Группы советских войск в Германии в жил в интернате в г.Эберсвальде. Рядом со школой был стадион штаба 20-й гвардейской общевойсковой армии. Там стояли величественные статуи 1936 года с олимпийского стадиона в Берлине.
На этом стадионе каждое утро мы делали зарядку и невольно думали о том, что было под рукой и принадлежало истории. А ещё в нашей школе раньше учился Володя Высоцкий и мы слушали на кассетах его полузапрещённые в Союзе песни. Это был ранний Высоцкий и песни были сказочные. По вечерам я читал Зиновия Косидовского и его “Библейские сказания ” наводили меня на мысль поступать на истфак. Это было время выбора пути. За окном 1967 год. Только что мы отметили 50-летие Октябрьской революции. История была везде, история захлёстывала. Я уже был готов сделать выбор в пользу истории, но меня останавливал слишком мирный характер работы. А я рвался в бой. До Западного Берлина полчаса на дрезине. Там американцы. Их надо добить. Ну, не могу я сидеть в библиотеках пока не сверну им шею. И тут мне попалась повесть братьев Стругацких “Трудно быть Богом”. Благородный дон Румата Эсторский сотрудник земного Института экспериментальной истории Антон. Вот что мне нужно! Вот кем я хочу быть. И буду.
Закончив исторический факультет Воронежского университета, я пошёл в армию, которая стала моим Институтом экспериментальной истории. И совершенно понятным мне образом Арканарским королевством предстал Русский Туркестан и Кавказ. А я с воодушевлением надел мундир колонизатора Великой северной империи. Моя деятельность на планете была ограничена рамками поставленной проблемы — Проблемы Бескровного Воздействия. Но теоретики из северной столицы не могли понять, что в истории пропасть в шесть веков перепрыгнуть невозможно. Ситуация вышла за пределы базисной теории. И тут уже дон Румата, понимая, что туземцы подчиняются только силе, мечом прокладывает себе дорогу, пренебрегая теорией «бескровного воздействия». Он успевает на крайний борт.
“Злые мавры торжествуют;
А от войска дон Румата
Налицо едва осталось
Девятнадцать человек.”