— Ох, девонька, дыши глубже, — запричитала ведунья и взяла Элину через стол за руку, — глубокий вдох и глубокий выдох. И они обе принялись усиленно дышать, расшатывая мои и без того разрозненные нервы.
— Вы издеваетесь? Никаких родов в моём офисе! — взбесился я, наблюдая за театрализованным представлением, разыгравшимся передо мной. — Устроили балаган.
— Плутоний, где твои манеры? Перед тобой же дамы, — процедил назидательно папа Юра и стал обмахивать роженицу какой-то толстой синей папкой.
— Платон?! — тётя Маша отпустила руку Элины и возвысилась над столом, зыркая на меня с укором.
— Платон Олегович, — рассвирепел я, — для вас, дамы и господа, точнее господин, — продолжил заводиться, — для вас я в данный момент времени — Платон Олегович. И вы находитесь не у себя дома, а в стенах юридической компании «Платонов и партнёры», и будьте добры вести себя прилично и уважительно ко мне, если вам от меня что-то надобно. Что вы устроили за сюр здесь?
На мгновение воцарилась тишина, Марья Тимофеевна перестала кудахтать над Элиной, Юрий Георгиевич опустил руку с папкой. Но то, как на меня воззрились три пары глаз, было настолько громогласно, что незримо заложило мне уши беззвучной бранной речью странной троицы.
— Ну, Платон Олегович, — первым нарушил тишину надутый Ильинский, — а я за него дочку замуж хотел выдать, папой разрешил называть. А он? Бессердечный гордец ты, Платон.
— Согласна полностью с вами, Юрий Георгиевич! — встряла ворчливо ведунья. — Надобно нам от него что-то? Да что с тебя взять, подлая душонка плутовская?!
— Я тебя сейчас так уважу, Платонов, что и в кошмарном сне не снилось! Ты у меня роды примешь, — пригрозила мне Элина, цепляясь одной рукой за стол, а второй придерживая живот, — если не скажешь, где мой мууууууууж???????????!!!!!!!!!!!!!!!!!!! — натужно загорланила она, и мы с папой Юрой и тётей Машей скривились, зажимая уши.
— А воды отошли? — вдруг спросил Юрий Георгиевич и брякнул об стол папку, которой обмахивал Липатову.
— Вы у меня спрашиваете? — уточнил я зачем-то, чем рассердил папу Юру.
— Что с тебя толку спрашивать? — пробурчал Ильинский. — Ты только и горазд, что попусту болтать с пафосом и обещать понапрасну. Приставил бы он к стенке Леонида, возлюбленную спас. Как же! Волшебник, недоделанный! Поэтому ты ничего не сделал и сидишь здесь весь накрахмаленный, гладко выбритый, глазом отсвечивая да вискарь попивая в кабинете своей невестушки, в то время, как моя дочь неизвестно где с ранением?
— Алёна мне не невеста, сколько можно? Заладили, как Марта! Да вы же сами, — всполошился я, — мы же с вами договорились.
— Устные договорённости, не подкреплённые подписями с обеих сторон, не считаются, — едко заметил папа Юра, — вам ли не знать, Платон Олегович.
— Не невеста, как же, — не удержалась от колкости Марья Тимофеевна, — отчего же тебя тянет к ней в кабинет, что наяву, что во сне?
— Куда это его тянет? Когда? — взбудоражился Ильинский.
— Я рооооооожаю, Платонов! Верни мне немедленно моего Леонида в целости и сохранности! — заверещала Элина и горестно застонала.
У меня закружилась голова, перед глазами помутнело, тело налилось свинцом, а в ушах протяжно зазвенело. От жуткого гомона и суматошного мельтешения в кабинете мне изрядно поплохело, и могло стать гораздо хуже, поэтому я собрал остатки сил и рявкнул, что было мощи на безумную троицу.
— Вы с ума что ли сошли единовременно и меня заодно решили лишить рассудка?
Повисла поистине театральная пауза, видимо, каждый из троих думал о наболевшем или о насущном. А я наслаждался воцарившимся явно ненадолго и не к добру покоем и тишину, предчувствуя новую бурю эмоций и шквал слов в свой адрес. То ли Марья Тимофеевна, Юрий Георгиевич и Элина подостыли, подуспокились, то ли набирались сил перед продолжением, но молчание подозрительно затягивалось. Беременная жена Липатова и вовсе будто передумала рожать, что заметил не я один.
— Деточка, ты чего притихла? — обратилась тётя Маша к Элине и подожгла всё той зажигалкой Алёны пучок диковинных трав, луговым ароматом наполнив кабинет.
— Это зачем? Не надо меня вытравливать. — замешкалась Липатова, зажимая нос платком. А меня почему-то зацепил этот платок, что-то он мне напоминал...что-то важное.
Я внимательно проследил за поведением и внешними изменениями Элины. Я не обучался врачеванию и тем более не специализировался на женской гинекологии, но что-то меня насторожило и навело на мысль, что жена Липатова не похожа на женщину, готовую вот-вот разродиться, а на женщину, правдоподобно симулирующую беременность, вполне. Но я мог и ошибаться, поскольку мне история и с нашим общим сном с Мартой казалась очевидной, что вызвало сомнения у тёти Маши.
— Это за тем, Элиночка, — я вышел из-за стола, двинулся к Липатовой и положил руки ей на плечи, — чтобы ты нам рассказала и показала, куда и как, а, главное зачем, вы припрятали с Лёнечкой Марту. Или меня одного это волнует, тётя Маша, папа Юра, чего вы молчите? Продолжайте вопить, причитать, завывать, теперь как раз пора.
— Всем стоять, руки за голову, — пророкотал Калинин и с двумя амбалами в спецовке с автоматами наперевес ворвался в кабинет.
— Стёпа?! — глухо обронила Элина, дрожащими губами, пуская слезу.
Степан застыл на месте, посмотрел на живот Элины и виновато обернулся на стоявшую за его спиной Лейлу.