«Звуки итальянские, что за чудотворец этот Батюшков!», - искренне восхищался Александр Сергеевич Пушкин романтическими творениями своего недальнего предшественника. Но чем являлась поэзия для самого Батюшкова? В одном из писем к Жуковскому поэт как бы невзначай заметил: «Вяземский послал тебе мои элегии. Бога ради не читай их никому и списков не давай». Свои стихи Константин Николаевич считал глубоко личными размышлениями, не предназначенными для публикации. Откуда же такое нечестолюбие?
Он был пятым ребенком в старинной дворянской семье Батюшковых, ведущей свою историю с XVI века. Отца, Николая Львовича, еще в юности постигла опала, совершенно незаслуженная – его подозревали в заговоре против Екатерины II, посему проживало семейство в поместье под Вологдой, в отдалении от столиц. Но цепь несчастий будущего поэта невольно потянулась от любимой матушки, Александры Григорьевны, признанной семейными лекарями сумасшедшей. Из пятерых детей наследственное заболевание досталось Константину и его старшей сестре Александре...
Пока же ничто не омрачало детства мальчика – счастливые беспечные деньки в родовом поместье плавно сменились на процесс обучения в петербургских пансионах, а затем юноша продолжил образование нетрадиционно – в семье своего двоюродного дяди Михаила Никитича Муравьева. Ох, и не прост был дядюшка – сенатор, деятель Русского Просвещения, попечитель Московского университета, а в дополнение к многочисленным регалиям – основоположник жанра лёгкой поэзии в России. Он-то и привил племяннику любовь к литературе, помог и на первых этапах самоопределения – устроил на скромные должности в министерство народного просвещения, а затем письмоводителем в канцелярию Московского университета. В сослуживцах у юноши оказались русский поэт и публицист Иван Петрович Пнин и переводчик «Илиады» Николай Иванович Гнедич. Под должным впечатлением Батюшков и сам решился попробовать свои силы в стихосложении, опубликовав в журнале «Новости русской литературы» ироничное «Послание к стихам моим»:
Всяк пишет для себя: зачем же не писать?
Дым славы, хоть пустой, любезен нам, приятен;
Глас разума — увы! — к несчастию, не внятен.
Поэты есть у нас, есть скучные врали;
Они не вверх летят, не к небу, но к земли.
Давно я сам в себе, давно уже признался,
Что в мире, в тишине мой век бы провождался,
Когда б проклятый Феб мне не вскружил весь ум;
Я презрел бы тогда и славы тщетный шум
И жил бы так, как хан во славном Кашемире,
Не мысля о стихах, о музах и о лире.
Но нет… Стихи мои, без вас нельзя мне жить,
И дня без рифм, без стоп не можно проводить!
В двадцатилетнем возрасте Батюшков начинает военную карьеру – устоять было невозможно, за полгода Наполеон перекроил карту Центральной Европы до неузнаваемости, понемногу подбираясь к России. Поэт участвует в сражениях русско-прусско-французской войны, в мае 1807 года получает тяжелое ранение под битве под Гейльсбергом и награду – орден Святой Анны третьей степени. В 1808 году герой отправляется на войну со Швецией, по окончании которой решает сделать перерыв – отдохнуть в Ярославском имении у своих сестер Варвары и Александры. Каникулы омрачились наступлением первых признаков наследственного психического заболевания, в письме своему другу Николаю Гнедичу Батюшков с душевным содроганием пишет: «если я проживу еще лет десять, то, наверное, сойду с ума».
Но природа смилостивилась над поэтом, подарив ему еще несколько лет света и радости. Он едет в Москву, знакомится с Петром Вяземским, дядей Пушкина Василием Львовичем, историком Николаем Карамзиным, гостит у того в имении Остафьево – литературном центре Москвы.
В 1812 году начинается война с Наполеоном, и Батюшков вновь идёт выполнять свой офицерский и гражданский долг, в качестве адъютанта генерала Раевского проходит путь до Парижа, за личное мужество в Лейпцигской битве получает еще один орден святой Анны, статусом выше - второй степени. В этом же сражении он теряет близкого и давнего товарища - полковника лейб-гвардии Ивана Петина, посвятив ему одно из лучших своих стихотворений «Тень друга»:
Всё спало вкруг меня под кровом тишины.
Стихии грозные казалися безмолвны.
При свете облаком подёрнутой луны,
Чуть веял ветерок, едва сверкали волны,
Но сладостный покой бежал моих очей,
И всё душа за призраком летела,
Всё гостя горнего остановить хотела:
Тебя, о милый брат! о лучший из друзей!
По возвращении в Россию поэт трудится в Императорской публичной библиотеке, рядом с баснописцем Иваном Крыловым, переходит на дипломатическую службу в Неаполе, ужасается восстанию карбонариев. Душевное заболевание угнетает Батюшкова все больше, накрывая время от времени с головой, но он находит силы бороться, обращается к Богу, став истинно верующим человеком, ищет спасения в творчестве, готовит издание собрания своих сочинений «Опыты в стихах и прозе».
Но после возвращения из Италии в 1821 году жизнь его все больше «превращается в историю болезни», врачи рекомендовали лечение в Крыму, где Батюшков несколько раз покушался на самоубийство, полностью сжёг свою библиотеку, кроме Евангелия, и вскоре был отправлен с сопровождающими в Петербург, затем в психиатрическую клинику в Саксонию. Лишь патриархальная Москва сумела принести некоторое облегчение страдальцу, припадки его почти прекратились, дни и ночи стали тихими и спокойными. В одно из недолгих просветлений Батюшков написал Вяземскому: «Что писать мне и что говорить о стихах моих? Я похож на человека, который не дошел до цели, а нес на голове сосуд, чем-то наполненный. Поди узнай теперь, что в нем было?».
Пять лет Батюшков прожил в Москве. В 1830 году его навестил А. С. Пушкин, которого он ожидаемо не узнал. Под гнетущим впечатлением от удручающего состояния поэта, Пушкин написал стихотворение «Не дай мне Бог сойти с ума»:
Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох в сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.
Оставшиеся двадцать два года Батюшков просуществовал в доме своего опекуна, где и скончался в 1855 году. Его похоронили в Спасо-Прилуцком монастыре, на родной Вологодчине.
Константин Батюшков «Мой гений»
О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью твоей
Меня в стране пленяешь дальной.
Я помню голос милых слов,
Я помню очи голубые,
Я помню локоны златые
Небрежно вьющихся власов.
Моей пастушки несравненной
Я помню весь наряд простой,
И образ милый, незабвенный,
Повсюду странствует со мной.
Хранитель гений мой — любовью
В утеху дан разлуке он;
Засну ль? — приникнет к изголовью
И усладит печальный сон.
Константин Батюшков «Пробуждение»
Зефир последний свеял сон
С ресниц, окованных мечтами,
Но я — не к счастью пробужден
Зефира тихими крылами.
Ни сладость розовых лучей
Предтечи утреннего Феба,
Ни кроткий блеск лазури неба,
Ни запах, веющий с полей,
Ни быстрый лёт коня ретива
По скату бархатных лугов,
И гончих лай, и звон рогов
Вокруг пустынного залива —
Ничто души не веселит,
Души, встревоженной мечтами,
И гордый ум не победит
Любви — холодными словами.
Константин Батюшков «Разлука»
Напрасно покидал страну моих отцов,
Друзей души, блестящие искусства
И в шуме грозных битв, под тению шатров
Старался усыпить встревоженные чувства.
Ах! небо чуждое не лечит сердца ран!
Напрасно я скитался
Из края в край, и грозный океан
За мной роптал и волновался;
Напрасно от брегов пленительных Невы
Отторженный судьбою,
Я снова посещал развалины Москвы,
Москвы, где я дышал свободою прямою!
Напрасно я спешил от северных степей,
Холодным солнцем освещенных,
В страну, где Тирас бьет излучистой струей,
Сверкая между гор, Церерой позлащенных.
Напрасно: всюду мысль преследует одна
О милой, сердцу незабвенной,
И где бы не бывал, со мной везде она,
Которой имя для меня священно,
Которой взор один лазоревых очей
Все - неба на земле - блаженства отверзает,
И слово, звук один, прелестный звук речей,
Меня мертвит и оживляет.
Константин Батюшков «Надежда»
Мой дух! доверенность к творцу!
Мужайся; будь в терпеньи камень.
Не он ли к лучшему концу
Меня провел сквозь бранный пламень?
На поле смерти чья рука
Меня таинственно спасала
И жадный крови меч врага,
И град свинцовый отражала?
Кто, кто мне силу дал сносить
Труды, и глад, и непогоду,-
И силу — в бедстве сохранить
Души возвышенной свободу?
Кто вел меня от юных дней
К добру стезею потаенной
И в буре пламенных страстей
Мой был вожатый неизменной?
Он! Он! Его все дар благой!
Он есть источник чувств высоких,
Любви к изящному прямой
И мыслей чистых и глубоких!
Все дар его, и краше всех
Даров — надежда лучшей жизни!
Когда ж узрю спокойный брег,
Страну желанную отчизны?
Когда струей небесных благ
Я утолю любви желанье,
Земную ризу брошу в прах
И обновлю существованье?
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!
Есть наслаждение и в дикости лесов,
Есть радость на приморском бреге,
И есть гармония в сем говоре валов,
Дробящихся в пустынном беге.
Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,
Для сердца ты всего дороже!
С тобой, владычица, привык я забывать
И то, чем был, как был моложе,
И то, чем ныне стал под холодом годов.
Тобою в чувствах оживаю:
Их выразить душа не знает стройных слов,
И как молчать об них — не знаю.