Открыли сезон, называется… Да они, Варя с Витей Копалкины, его и не закрывали, зимовали здесь, в деревне. Старого сторожевого Сиропку в квартиру не привезешь. Он там не поместится. Да и не терпит Сиропка квартирной одуряющей духоты. И одного не оставишь. Кормить Сиропку некому, да если бы и было кому — этакий вурдалак никого за калитку не пропустит.
Всю зиму чистили снег, валивший на землю, словно пух из распоротой подушки. Топили печку так, что потом приходилось окна открывать. Печка у Копалкиных — дай бог каждому. Пока топишь, печь стоит дура дурой, молчит, и признаков жизни не подает. А потом, часика через три, очнется и начинает отдавать жаркое, блаженное тепло в масштабах, равных теплоотдаче хорошей поселковой котельной.
Копалкины ходили по дому босиком и в майках. Витька и майку снимал. Варюха тоже бы сняла, но как-то неудобно. Хоть и свой в доску Копалкин, и кроме Копалкина Варю не увидит никто. Но… Взрослая тетя, ёлки-моталки, не до эротических экзерсисов.
Скучно не было: супруги обожали читать, смотреть кино и гулять по зимней дороге. Потом, за ужином все увиденное, услышанное и прочитанное запоем обсуждать. Если услышать их диалог случайно, покажется, что у Копалкиных в доме намечается хорошая драка. Такая, после которой обычно пишется усталой рукой полицейского:
«В ходе совместного распития спиртных напитков между гражданкой В. 1978 г.р. и гражданином В. 1971 г.р. возникли неприязненные отношения, переросшие в драку. В результате ударов в область волосистой части головы тупым деревянным предметом, гражданин В…» Ну и так далее и тому подобное.
А они не пили, и не ругались, просто громко, с азартом спорили о книгах, кино и искусстве в целом.
Так что одичавшими Варя и Виктор к весне вовсе не выглядели. Они же, как Робинзон и Пятница, все время были вместе. Но общества других двуногих все же алкали. И были очень рады приезжим дачникам, соскучившимся по березкам и рябинкам, кустам ракиты над водой и прочим природным явлениям.
И вот нате, не прошло и недели, как в пух и в прах разлаялись с Огурцовой Нелей Петровной, ближайшей к Копалкиным соседкой. Ведь знали, что не стоит с ней связываться, что вредная она и сварливая баба. Нет. Дернул черт поздороваться. Поздоровались.
Та, с места в карьер, раззявила рот и начала:
— Опять мне забор передвинули? Я же с осени пометку сделала! Вижу, что передвинули на двадцать сантиметров!
А еще, помимо того, что Копалкины как-то умудрились по глухим сугробам «передвинуть забор», было украдено из теплицы семь (!) пластиковых ведер и две железные лейки. И все это Огурцова, которая Неля Петровна, понесла по всей деревне, как помело. Интеллигентная женщина, между прочим, в городском бассейне в гардеробной служит!
Говорит Огурцова противным тоном вечно недовольной грымзы, и слова растягивает так:
— Вы у меня всю зиму пА участку шарились! Все шаритЯсь, и шаритЯсь!
Тьфу. Пакость какая. И не заткнуть ее, хороняку!
А раньше Огурцова с Копалкиными дружила. Припрется на участок и сидит, и сидит:
— Эта, Васьковы, кАторые, воры несусветныЯ! И Петровы все воруЯт, воруЯт!
В общем, знатно проходилась по дачникам. Все у нее воровали. Копалкины слушали год, слушали другой, а на третий поставили забор. Не из-за Огурцовой, а так. Потому что надо было ставить забор. Неля, наверное, никак не находила свободных ушей все это время, а потому ее подозрительность копилась, копилась и никак не могла выйти из Огурцовой естественным путем.
Наверное, пузырь с накопленной злобой лопнул в один не самый прекрасный момент. А мимо Варя проходила. Вот и досталось ей на орехи. Варе бы мимо пройти, но она вскипела и высказала Огурцовой все, что о ней думала. Эмоционально так и в выражениях. С тех пор Огурцова и Копалкины — враги. С этим пришлось мириться. Чтобы не портить карму, Варя с Витей обходили участок Нели за версту. А за зиму забылись и не обошли. Вот, пожалуйста, прилетел привет! Настроение испорчено, а у Огурцовой — творческий подъем. У них, у потомственных вампиров, скандалы и сплетни — лучшее на свете лакомство!
Весенняя пора — это не только шашлыки, но и суета-маета огородная. Не все, как раньше, картошкой плантации засаживают. Времена рабского потопролития на фазендах под тягучее «Газум ун гарунгей, ум газум рунгей» миновали.
Но ведь и цветам, и газонам, и всяким сухим и мокрым ручейкам уход и догляд нужен. Вот и возится народ на своих ранчо. Если посмотреть на деревню с высоты птичьего полета, то возрадуется душа любого плантатора: все, все до единого в мае стоят в характерной позе, в наклонку, оттопырив попы. Работают! Благодать-то какая!
Народ и в июне так стоит, и в июле, и в августе. Осенью домой уезжают в форме загорелых вопросительных знаков. А там уже радуются владельцы фармацевтических корпораций, крем от радикулита разбирается в феноменальных количествах!
В перерывах между огородными и лимонадно-шашлычно-самогонными делами люди отправляются в лес, благо ягодами и грибами русский лес, слава богу, богат. Это чудо какое-то: бесплатно (надеюсь, пока) природа отдает человеку свои богатства. Да какие!
Ароматная малина, сизая черника, дикая целебная смородина, клюква, брусника, специально для принцесс, наверное, созданная земляника! Дух от корзин такой, что мозги напрочь отключаются. Хочется лицом в эту корзинку забраться и не высовываться! Никакие духи не наполнят душу восторгом, схожим с удовольствием от благоговейного вдыхания всей палитры ягодной феерии. Запахи женского рая, не иначе!
Грибы — это рай для мужчин! Все такое: грибная сырость, запах еловой хвои, нотки озерной свежести и рыбьей чешуи. К ним присоединяются легкие табачные акценты с тонким водочным послевкусием. И т-а-а-а-к немножечко, для тонкого шлейфа — свежесть укропного семечка и аромат огурца из парника!
В общем, Неля тоже захотела в рай. А как? Одной страшно. В компанию местные ее не берут — расплата за дурной характер. А свежей бруснички хочется. А на рынке купить — душит жаба. Помаялась Огурцова, но пошла. Брусничник недалеко, за щеткой перелеска, в километре от деревни. Нелю одолела жадность. А жадность сильнее страха. Да и кого бояться?
Пошла она смело, залезла на пригорок, огляделась — далеко видать. Вдаль простирается болото с редкими больными сосенками. Справа видна грунтовая дорога, ведущая к деревне. Слева — озерко, круглое, как блюдце. Не заблудишься. Неля шагнула на болотную почву. Ничего — зыби не чувствуется. Обрадовалась. Наклонилась, и… пошла жара! Только пальцы мелькают. Только легкий дробный перестук в ведре — ягода благодарная, не мнется, берется легко, ходко, не ленись только.
Кто бы мог подумать, что в это самое время недалеко от дороги остановился грузовичок Вити. Витя ягоды собирать не любил. Он по грибам все практиковался. На гривушке, на Витином любимом пятачке плодились и не прятались яркие, огненно-рыжие подосиновики. Молоденькие, крепкие карапузики.
Виктор крался к тайному пятачку, затаив дыхание: уродятся в этот раз грибки? Не обманут? Раздвинул неласковые лапы вредного, ершистого ельника и ахнул: пятачок багровел — вечерним солнышком светились шляпки подосиновиков, тут и там чернели симпатичные боровики, и лисички деловито собрались на кочке, как зеваки, наблюдая за этим чрезвычайно важным собранием ценных представителей сплоченного грибного коллектива.
Оба были увлечены сбором щедрых даров и совершенно не знали о существовании друг друга. И вот один из собирателей вдруг споткнулся о корягу, некстати подвернувшуюся ему под сапог. Грибник Витя грохнулся оземь и рассыпал весь свой урожай. Ну, и по старой привычке, громко чертыхнувшись, зарычал:
— Р-ы-ы-ы, твою…, — дальше следует типичный лексикон типичного мужика, грохнувшегося оземь.
Не для нежных женских ушей. Тем более, ушей психованной Нели. Она, кстати, мужских выражений не услышала. А вот это «Ры-ы-ы-ы» донеслось до ее слуха прекрасно, да еще и усиленное звонким эхом.
Огурцову мгновенно охватил липкий, стылый ужас. Медведь! Матерый! Она завизжала пронзительно, метнулась в сторону и ухнула в трясину, коварно скрытую мелкой, ядовито-зеленной травкой. Через секунду ноги ее засасывало мрачное и холодное нечто. Совсем не к месту воображение Нели нарисовало лицо несчастной Лизы Бричкиной. Неля пронзительно закричала, уже не надеясь на спасение!
Отчаянный визг погибающего существа услышал Витя. В его воображении ничего не возникло, зато сработал рефлекс профессионального спасателя. Он быстро сориентировался в месте дислокации предполагаемой жертвы и стремительно, но достаточно осторожно, тенью метнулся на крик, аккуратно минуя гиблые болотные оконца.
А потом увидел тонущую Нелю, отчаянно барахтающеюся, и тем самым еще больше погрузившуюся в трясину, аппетитно чавкающую в ожидании трапезы. Витя не тратил время на удивление и фразы, типа: «Прекрасная погода, не правда ли?»
Он наклонил чахлую, но достаточно гибкую осинку над трясиной. Огурцова вцепилась в нее мертвой хваткой. Осинка подалась назад, и Неля была спасена!
Привезли ее домой с шиком! На грузовике. Мокрую, грязную, перепуганную до смерти, но живую. Баня, чай с малиной и рюмка коньяка были гораздо позже. А сначала — слезы благодарности и клятвы прославлять спасителя до гроба.
Хорошо ведь? Еще как. Копалкины потом всю зиму вспоминали жуткий случай и немножечко гордились собой!
На следующую весну они снова радовались, что в деревню приехали перелетные дачники. И снова забыли обойти дом Огурцовой. Да и чего бояться? Помирились же! Клятва же!
Навстречу им грузно, не торопясь, отбрасывая от себя сгустки машинного жара, шел важный грейдер — приглаживал грунтовую дорогу, чтобы народ не разбивал на кочках подвески и рулевые стойки совсем не дешевых автомобилей. И что увидели Копалкины?
Огурцова, бесстрашно выскочив на дорогу, принялась колотить по богатырскому боку тяжелой машины новенькой серебристой лопатой!
— Уйди, змей, отсюда! Тут моя граница! — орала она на чистом стервозном языке.
«Свою» границу она любовно огородила камешками и пенечками. Со стороны инсталляция походила на украшение гнезда разными штучками трудолюбивым шалашником. Так птички приманивают к домику невест.
С шалашником все было понятно, но с Нелей — нет. От края воображаемой Нелиной дороги до забора ширилось расстояние в добрых пять метров. В общем, камешки лежали чуть ли не на середине проезжей части. Опять крыша поехала, что ли? Копалкины надумали дать задний ход, но услышали:
— СволАчи вы! Сво-лА-чи! Опять мне забор передвинули!
Не делай добра, как говорится…
---
Автор: Анна Лебедева
