Открыв глаза, Кощей решил заняться чем-нибудь дельным. Не очередным иском к очередному королю — иски властитель тридесятого считал развлечением для уставшего от государственных нужд ума.
Не государственными нуждами — это была рутина, а разве рутина может быть чем-либо дельным? В общем, Кощей решил прогуляться к Лукоморью и побеседовать с котом Баюном.
Кот же Баюн, вернувшись к зеленому дубу довольно поздненько (у кота еще не кончилось бабье лето, что означало, что кот гулял по-страшному, не оставляя своим вниманием даже самых беспородных и лядащих кошечек), спал крепким сном и, конечно, не заслышал шаги государя издалека, не вскочил и не принялся бродить налево-направо, как то положено коту ученому.
В общем, подойдя к дубу, Кощей был вынужден потыкать Баюна тростью, выделанной из железного дерева, прямо в центр клубка из наполовину серебряной, наполовину шелковой шерсти. Через некоторое время из клубка высунулась когтистая лапа и принялась отпихивать трость с завидной решительностью и даже, я бы сказала, независимостью.
Бессмертный старик, естественно, удивился. Чем-чем, а независимостью лукоморский сказитель не отличался. Напротив, будучи натурой творческой, он откликался на все внешние воздействия с завидной чуткостью. Кощей даже несколько оскорбился. Кот, между тем, полупроснулся и, полупроснувшись, догадался, что сделал что-то не то. Мгновенно приняв единственно верное решение (способность, присущая, увы, только котам), Баюн потянулся, показав беззащитный мягкий животик, перевернулся на другой бок и снова заснул (или сделал вид, что заснул).
Кощей умилился, цыкнул на русалок, которые, по его мнению, слишком громко шуршали, юркая в листве зеленого дуба, подавил желание потрепать пушистую животину по холке, и вернулся домой.
И там уже занялся делами. А какими — я вам не скажу, и не просите.