«Многие полагают, будто любовь состоит в том, чтобы выбрать женщину и жениться на ней... Разве можно в любви выбирать, разве любовь — это не молния, которая поражает тебя вдруг, пригвождает к земле посреди двора? Беатриче не выбирают. Джульетту не выбирают». Хулио Кортасар, прозаик.
Многие не верят в настоящую любовь или думают, что она вымерла. А позвольте спросить: «Настоящая любовь — она какая?» Птица с хрустальным пением в золотой клетке? Безупречно выверенная геометрическая фигура? Ведь истинная любовь идеальна. Она не ошибается, не роняет себя, не сомневается.
Не бывает ни жестокой, ни глупой, и имеет на лбу штамп: «Любовь настоящая, проверено». Но в таком случае абсолютом настоящей любви может быть только памятник в честь неё же, да и то пока голубь мимо не пролетел.
Я расскажу вам историю о настоящей, но не идеальной любви. Её герои не ангелы, а обыкновенные люди. Читайте, пожалуйста.
История любви Майи и Игоря началась летним вечером 1982 года. На самом деле ничто не предвещало подобного поворота в судьбе симпатичного парня, недавно защитившего диплом и получившего от родителей благословение на отдых до конца лета. Военная кафедра отсрочила, а может, и отменила для него призыв в армию.
От институтского распределения Игорь сам отказался и теперь жил в своё удовольствие. Ему было 22 года — возраст, когда кажется, что нет ничего невозможного и всё успеешь. Жизнь его ещё не била, семья создавала тепличные условия для единственного сына и серьёзные отношения, а тем более женитьбу Игорёк не планировал.
Ему понравилось ходить с приятелями в парк на танцы. Симпатичных девчонок — глаза разбегаются, и все в нетерпении, когда их пригласит во-о-он тот высокий, красивый. Так самодовольно полагал Игорь, предпочитавший невысоких, миниатюрных брюнеток, смотрящих на него снизу вверх во время танца.
По правилам танцевальной площадки пару раз объявлялось: «Белый танец. Барышни приглашают кавалеров». И самые смелые делали выбор. И вот в тот, как оказалось, судьбоносный вечер к Игорю подошла девушка из тех, на которых он не смотрел. Высокая блондинка в короткой красной юбке и вязаном топике взяла его за руку и повела за собой на середину танцпола.
С ней всё оказалось ново: глаза в глаза, губы так близко. Её тонкая рука обвила шею Игоря. «Я Майя», — сказала она. Он тоже назвался, не понимая, что с ним происходит: девушка его волновала так, как никакая другая. Зелёные глаза, ямочка на подбородке. Улыбнулась, и он заметил довольно широкую щербинку между передних зубов. Но и это понравилось.
«Что, голову от меня потерял?» — будто угадала она.
«Вот ещё! Я лет на пять вольный казак!» - возразил он.
"Не получится. Ты уже влюбился в меня," - засмеялась Майя и едва прикасаясь, провела тонкими пальчиками от лба до губ. Тут он их поймал, поцеловав каждый.
... Свадьбу сыграли в конце сентября, не особенно разорив отца и мать жениха, а у Майи были только мама и старшая сестра, уже замужняя и отделавшаяся поздравительной телеграммой из далёкого города. Молодожёны могли жить у родителей — на выбор, но Майя зависимости не желала, и Игорь выхлопотал комнату в общежитии от завода, на который устроился.
Молодая жена, имея творческую профессию, уже руководила театральной студией в городском "Дворце пионеров и школьников." Институт она закончила год назад, и на столько же была старше мужа. Между ними не было отношений-качелей, соревнований, кто главный. Их брак состоялся так скоро, потому что не требовал проверки чувств — Игорь и Майя крепко и навсегда полюбили друг друга.
Подруги и приятели отпали. Супругам хватало взаимного наполнения — страстной нежностью, общением на разные темы. Оба любители чтения, делились прочитанным. С удовольствием выходили на люди — в кино и даже на танцы, но и посидеть за чашкой чая у телевизора им было не скучно. Лето дарило пляж, осень — грибную «охоту», зима звала пробежаться на лыжах.
Свекровь, ревнуя сына, не особенно жаловала невестку, и в родительском доме он чаще бывал один. Майя не обижалась, считая, что мать имеет право на удовольствие повидать сына без помехи в виде неё. И всё-таки, когда три года спустя молодые сообщили, что ожидают пополнения, свекровь убедила свою мать перебраться к ней. Так ребята стали хозяевами двухкомнатной квартиры.
Пожилая женщина, имея хроническое заболевание, умерла полгода спустя, незадолго до рождения правнучки. Появление малютки смягчило потерю. Ей дали звучное имя Анастасия. «Настёныш», — называл дочку Игорь. Отцовство захватило его не меньше, чем чувства к жене. До слёз умилялся крохотным пальчикам, розовым пяточкам и даже мокрым пелёнкам.
Доченька улыбнулась, повернула головку, смотрит, узнавая. Первый зубик, первый шажок, первое слово. Майя любила дочь, но спокойнее, неохотно признавая, что она сначала жена, а потом уже мать. Если свекровь ревновала Игоря к ней, то она — мужа к дочке. Декретный отпуск её утомлял. Скучала по театральной студии, накопив кучу идей.
И, как только декретный закончился, поспешила в свой «Дворец» к талантливым школьникам. Поскольку свекровь работала, а мама Майи — пенсионерка, уехала к старшей дочери встречать внучку-первоклассницу из школы, Настеньке пришлось узнать ясли в полтора года. Игорь был недоволен, считая, что жена могла бы побыть с дочерью ещё хотя бы год даже за счёт увольнения.
Майя защищалась: «Я сама была передана воспитателям в 11 месяцев. Отец мой резко ушёл из семьи, маме не на кого стало рассчитывать. И ничего плохого ни со мной, ни с сестрой не случилось. Выросли, образование получили, замуж вышли. Правда, не дружны, но точно не из-за раннего детского сада!»
Настенька свою творческую маму не подвела: в яслях не капризничала, умела ложку держать и понимала назначение горшка. А главное — редко болела. Иногда, соскучившись за долгий день, девочка забиралась на стульчик и звала папу, а когда он за ней приходил, бежала навстречу, растопырив ручонки. Воспитатели так и называли её «папина Настя».
Большой и маленькая домой не спешили — у них имелась своя «секретная» программа. Кафетерий с вкуснейшим какао и изюмовым кексом, катание на качелях, кормление бездомной кошки, ожидавшей котят. Каждый раз, с ней прощаясь, Настя ревела, но её мама категорично возражала против домашних питомцев. .Домой папа и дочь возвращались довольные, напитанные друг другом.
Майя приходила попозже — график у неё был «разрывной», рассчитанный на первую и вторую смену студийцев. Зато она успевала днём навести чистоту и приготовить еду. Вечер всегда удавался тёплым, семейным, хотя мама и дочка слегка состязались за «папу». Казалось, семью ангелы охраняли, но однажды они отвернулись. Настеньке шёл пятый год.
Красивая, похожая на мать девочка с жестами и мимикой отца, опережала в развитии сверстников, зная много стихов. Родители планировали летом отвезти дочку на море, а пока за окном вьюжила зима. Для Майи выдалось очень напряжённое время. Она ставила музыкальную пьесу по мотивам сказки «Двенадцать месяцев» и в студии разве что не ночевала.
Как назло, в Настиной группе объявили карантин по ветрянке и девочка заботой повисла на маме. Брать с собой в студию было не очень удобно - подвижная дочка мешала творческому процессу. Тут, очень кстати, вернулась из долгих гостей Зоя Аркадьевна - мать Майи. К младшей внучке она особого интереса не проявляла и теперь, первым делом на нездоровье пожаловалась.
Рассердившись, Майя высказав давно наболевшее: «Мама, я понимаю, что когда-то родилась очень некстати и была тебе в тягость. Но воротить нос от Насти — это уже нестерпимо. Я прошу об одной неделе. Можно не на ночь — Игорь будет её забирать».
Вздохнув, бабушка уступила. Но ночёвки потребовались — Игоря, теперь снабженца, в командировку отправили. Всего на несколько дней, но хватило, чтоб мир семьи рухнул. Началось со звонка Зинаиды Аркадьевны. Она сообщила, что Настенька весь день не вставала с постели. Ни кашля, ни насморка, но странная вялость. И о себе стонала: «Болит голова, мочи нет!»
Списав это на материнский характер, Майя только пообещала забрать дочку. А сама днём пьесу оттачивала с ребятами, вечером заканчивала декорации. До предновогодней премьеры десять дней оставалось. Игорь ещё не вернулся, и разорваться по прихоти матери она не могла. Нужным не посчитала. Спать легла в полночь.
Ей приснился неприятный сон. Будто стоит она на берегу мутной реки и не знает, как перебраться на ту сторону, где её мать тянет Настю в густой тёмный лес. На пожилой женщине длинное серое платье в клетку, а на девочке белая рубашонка. Майя откуда-то знала, что в лес им нельзя. Кричала: «Мама, Настя, нет!»
Её разбудил не собственный крик, а звонок домашнего телефона. Обмерла: «Что-то с Игорем!» Но трубка незнакомым женским голосом отчеканила:
«Я врач скорой помощи. Вызов поступил от вашей матери - Зои Аркадьевны. Она жаловалась на плохое самочувствие - своё и внучки. Не хочу вас пугать, но предполагаю менингит у обеих. Точнее определят в инфекционной больнице. Там о них и узнавайте с утра. Во взрослом и детском приёмном покое».
Майя запричитала: «Это ошибка! Мнительность у мамы зашкаливает...» Ответом были гудки. Охваченная тревогой, заметалась по комнате, пытаясь осмыслить услышанное:
«Врачи — перестраховщики, мать — паникёрша. Предположим, привязалась инфекция, но почему сразу менингит?! И хорошо, что госпитализировали. Пролечат на месте и выпишут. Надо клюквы купить, в ней витамина «цэ» много...»
А зеркало, в проёме между комнатами, отражало женщину с бледным, перекошенным от страха лицом. Эта женщина чувствовала, что дело дрянь - её дочку и мать захватило опасное заболевание. И время упущено.
К девяти часам наступившего дня Майя, владея всей доступной информацией, внесла в кассу инфекционки «благотворительный взнос» (динь-динь, первый год девяностых), переговорила с врачом, не получив ни капли надежды. Помощь обеим заболевшим оказывали, но ждали анализов.
Майя показала сумку: «Я вот тут бельё постельное принесла, чистую одежду, фрукты, морс. Можно по очереди поухаживать?»
Ей постучали по лбу: «Больница инфекционная. Предполагаемый диагноз передаётся воздушно-капельным путём, и только вас здесь не хватало. Девочка в реанимации, состояние стабильно тяжёлое. Пожилая женщина не приходит в себя. Дыхание слабое. Что принесли — санитарке отдайте. И идите домой».
У неё еле хватило сил дойти до Дворца пионеров, чтоб написать заявление на увольнение. Оставила у вахтёра: «Передайте. Пусть хоть по статье увольняют». Всё, чем столько дней горела, потеряло смысл. Игорь вернулся в пятницу вечером. Открыв своим ключом дверь, вошёл шумный, весёлый. На лице маска медведя.
Зарычал: «Кто ел из моей миски?» Майя вышла навстречу: «Настя в тяжёлом состоянии. Мама умерла. Послезавтра похороны. Моя сестра уже прилетела. Всем займётся». Он пошатнулся, едва не упав.
На кладбище Игорь не пошёл, засев в коридоре больницы. Майя провожала мать, ничего не чувствуя. Одна чёрная пустота внутри. Что ж, у неё совсем не было сердца? Было, и то молотило, как бешеное, то почти замирало, едва подходила к детскому отделению. Всё, что живого в ней оставалось, в сторону доченьки шло.
Да, мама умерла, прежде чем успела состариться. Но если такова жертва за спасение Насти, она примет её смиренно и свою никчёмную жизнь без писка отдаст. Кто-то шепнул: «А Игоря?» Его судьбой распоряжаться Майя была не готова. Подойдя попрощаться с покойной, она вздрогнула: на женщине было надето серое платье в клетку. Отшатнулась, наступив старшей сестре на ногу.
У неё и спросила: «Что за платье у мамы?»
«Смертное. Как шестьдесят ей исполнилось, так и обзавелась. Я только воротник белый пришила, чтоб посвежее смотрелось. Мать всегда на себе экономила. Как Настя? Держится?» — без теплоты, говорила сестра. Майя пожала плечами. Рыдание сдержала таблетка успокоительного.
«Ну ничего. Может, обойдётся. Денег за похороны с тебя не возьму. На поминки точно не хочешь пойти? Ладно. Но давай начистоту. Мамы по твоей вине нет. Пожилая, слабый иммунитет, а ты заразную дочь привела», — упрекнула старшая. Майя молчала, давая сестре высказать всё, что пожелает.
И та продолжила: «Я считаю справедливым, если ты меня пропишешь в маминой квартире, а сама выпишешься. И из ордера тоже. Дальше я сама разберусь. Дочка ваша в Игоревой значится? Ну вот и тебе пора».
Народ уже осчастливили приватизацией, но Зоя Аркадьевна в новом веянии не разобралась и, по сути, старшая (любимая) дочь без наследства осталась. А Майя так и была у мамы прописанной, как до свадьбы. Понятно, почему нервничает сестрица. Но кивнула согласно: «Узнай тонкости, часы приёма. В твою пользу квартира мамы пойдёт».
Так и случилось. Об этом Майя никогда не жалела. Но это если вперёд забегать. А тогда, после кладбища и больничного отделения, ничего существенного не узнав про дочь, она уговорила мужа пойти домой. По дороге купили бутылку водки, пирогов и сели за поминальный обед. Спиртное — для ослабления пружины внутри. Покойную больше мысленно вспоминали.
Пили, не чокаясь, ели пироги, не разбирая начинки. Жалкие, раздавленные, потерянные. Душой — старики. Майя решилась на страшное признание:
"Игорь, я во всём виновата. Если б отмотать назад! Ведь видела, что Настя какая-то не такая. Не болтает, не смеётся. Надо было сразу вызвать врача, а не вести к матери. Да и к её жалобам следовало по-человечески отнестись. И потом я отмахнулась, когда мама мне позвонила. Поздно. Какое необратимое слово!
Тебе не следует со мной жить. Я, оказывается, страшный человек, Игорь! Всегда больше жена была, чем мать. Тебя да работу любила без памяти. Конечно, и Настюша мне была дорога, но видишь — представился случай, и я её погубила своим невниманием. Ты обязательно уйди от меня, когда Насти не станет, ведь к этому всё идёт..."
Она беззвучно заплакала. Игорь никогда дома не курил, а тут чиркнул спичкой. Долго молчал - до затухания сигареты. Заговорил глухим, не своим, прежним, голосом - горе держало за горло:
«Ты ждёшь, что я тебя прокляну и предложению свободы обрадуюсь? Я ни за какие сокровища мира не отдам наше прошлое, Майя. Не было и нет женщины, с которой я хотел бы рядом состариться и умереть в один день. Ты и дочь — навсегда в моём сердце. Не прогоняй мою любовь, Майя. У нас было много счастья, давай горе вместе переживём...»
Потом они долго сидели, держась за руки, не включая свет и ничего больше не обсуждая. За окном падал снег. У пары было замечательное, счастливое прошлое с любимой дочкой. Вокруг них кружило жестокое настоящее. Но у них всё ещё оставалось будущее. Общее. И случилось чудо - их стойкая любовь была вознаграждена возвращением Настеньки в жизнь.
Это была не прежняя девочка — менингококк почти лишил её слуха и повлиял на дальнейшее умственное развитие. Ей утвердили инвалидность. Майя в профессию не вернулась, посвятив себя дочери. Игорю повезло хорошо зарабатывать. В свой срок, Настя училась в особенном классе по облегчённой программе. Мало разговаривала, книг не читала — больше любила картинки.
Для неё завели рыжего кота с разбойничьей мордой. Он воровал со стола, гадил в тапки под настроение, но Настя смотрела на него с тем выражением и улыбкой, какие ей были присущи когда-то. В счастливом прошлом. И Игорь с Майей, в благодарность обеспечивали коту райскую жизнь. Внимание Насти перетянул только братик, родившийся, когда ей исполнилось десять лет.
Назвали его Ванюшей. Годы летят и теперь уж он молодой человек. Майя и Игорь старятся потихоньку. В семье остался только один "вечный ребёнок" - Настя. Она не тупая. Просто не движется вперёд. Тихая, теперь абсолютно глухая женщина, оберегаемая любовью брата и родителей. Да, с настоящей любовью в этой семье дела обстоят хорошо. И пусть так останется.
В этой истории неожиданно утратилась нить родителей Игоря. Как ни странно, эти люди отстранились, когда заболела Настя. Боясь заразиться, в больницу не приходили. И потом не смогли внучку принять, как и невестку. Сына жалели. При появлении здорового внука оживились, и иногда Игорь к ним приводил Ванюшу. Ему они завещали и квартиру свою.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина