— Друзья. Братья, сестры. — Начал капитан. Его голос — спокойный и уверенный, поднимался в круглому куполу и осыпался дождем на головы притихших пассажиров. Каждый понимал важность момента, а потому прислушивался к малейшим оттенкам голоса, интонациям говорившего. — «Менандель» терпит крушение.
Он ожидал, что поднимется вой, плач и паника. Но его слова, оказалось, уже были проговорены тысячу раз между собой и про себя каждым из присутствующих, поэтому они ничего не изменили, лишь подытожили неизбежное.
— Ресурсов корабля не достаточно, чтобы мы протянули до утра, — продолжал капитан, чуть повысив голос, чтобы взять под контроль собственные страх и отчаяние. —Но мы не одни. Рядом с нами — патрульный катер и его капитан, сержант Вальдо Дром с командой отряда специального назначения. Он попробует оттянуть «Менандель» от гибели с помощью средств задержания судов, которые имеются на борту патрульного катера. И изменить нашу траекторию. Но для этого нам придется полностью остановить двигатели и обесточить корабль… Да, нам предстоит вручить свою судьбу крохотному катеру и встретить ее в полной темноте, слыша только биение собственных сердец. Запасов воздуха в резервуарах достаточно, чтобы мы какое-то время обошлись без системы очистки. Воду вам выдадут. Это все наши запасы. Если у вас остались портативные источники света, прошу их приготовить, но взываю к вашему разуму расходовать их с осторожностью... Да хранят нас Боги Единой галактики.
Свет мигнул и погас. Несмотря на то, что все были предупреждены, никто не оказался готов. Зал, ахнув в едином порыве, закопошился, застонал, разгоняя волну паники. Капитану пришлось повысить голос до крика, чтобы остановить ее:
— Я буду с вами до последнего вздоха. Прошу зажечь фонари, если они у вас есть.
В разных концах зала загорелись желтые огоньки. Некоторые тут же погасли — пассажиры решили, что стоит экономить. Марко Джой опустился на пол там, где стоял. Он поджал ноги, выпрямил спину, до боли сомкнув лопатки и прикрыв глаза. Так было лучше слышно корабль.
Марко Джой, сквозь чужое дыхание, слышал биение сердца своего корабля — тяжелое, надсадное. Свист врывающегося в воздухоочистители космического ветра, скрежет смертельных жал Солнца по обшивке.
«Господи, если ты есть на небесах, — отозвалось в сердце когда-то услышанной молитвой, — Отец всего сущего, что есть во Вселенной… Да будет свято имя твое, да будут милосердны дела твои… Прошу, не оставляй меня в этот скорбный час, подари удачу, подари возможность снова вздохнуть полной грудью, увидеть свет звезд, рожденных тобой».
Температура внутри «Менанделя» медленно поднималась. Марко уже ощущал тепло на коже, покалывание проникающей сквозь незащищенный корпус лайнера радиации. Дышать стало труднее— воздух стал терпким и густым, входил в легкие с усилием.
«Это отеки», — догадался мужчина.
Корабль вздрогнул, пойманный в сетку гравитационного поля патрульного катера, капитан на мгновение потерял опору, повалился на бок.
«Да помогут нам боги».
Кто-то рядом заплакал. Ребенок. Его прижимала к себе и успокаивала мать.
— Не бойся, милый, все хорошо, — шептала она. И весь зал невольно вслушивался в ее иступленный шепот. — Страха на самом деле нет. То, что внутри нас, как червячок сидит и гложет, кусает за мягкое, живое тело нашей души, это на самом деле не страх — это предчувствие. А мы его неверно толкуем. Вот сейчас ты думаешь о плохом, а случится хорошее, нас спасут…
— А если не случится? — спросил ребенок. — Если не спасут?
— Как же не случится, случится. Обязательно… Просто нужно верить. Держаться за руки и верить…
Кто-то затянул песню на клириканском. Тонкий, невероятно чистый, как хрустальная капля, голос, звенел над головами, возносясь к потолку. Неизвестная капитану девушка пела старинную балладу о певчих птицах ротангах, которые рождаются, чтобы разбиться о камни и возродиться вновь. Неизбежный круговорот жизни, подаренный Создателем всего Сущего.
Марко Джой покачивался, ощущая, что наклон корпуса усиливался: «Менандель» заваливался на бок. Кожу щипало все сильнее, жар чувствовался отчетливее.
Капитан распахнул глаза и включил портативную рацию, вызвав Рэя:
— Что у тебя?
Рэй оставался в машинном зале и мог наблюдать за происходящим через стыковочные визиры, не подключенные к искину и оборудованные аккумуляторными батареями, а потому сейчас наверняка еще активные.
— Боюсь, мы падаем, капитан… Теперь вместе с бедолагой Вальдо...
Лайнер загудел. Сухой треск — раз за разом, нарастая, будто удары тысячи плетей по оголенной спине приговоренного — это слетала с корпуса лопнувшая гравитационная сеть. Испуганным вздохом раненого гиганта протяжный вой сирены разнесся по кораблю. Аварийное освещение, очнувшись на мгновение, мигнуло красным, выхватив из темноты траурно-бледные лица.
Марко Джой поднял глаза к потолку, прислушиваясь к приближающемуся шороху — словно тысячи паучьих лапок по обшивке.
— Отец наш, если ты есть на небесах, — заговорил в голос, перекрикивая нарастающий гул ломающегося корпуса лайнера. — Да святится имя Твое. Да будет Царствие Твое...
Треск приблизился, подобравшись к гермопереборкам. Капитан закричал, не в силах отвести взгляд от круглой кромки люка, за которой — он чувствовал это, он знал, — уже стояла смерть:
— Да будет воля Твоя, на небесах и на суше!.. Хлеб наш насущный дай нам во искупление грехов наших.
Корабль, утробно взвыв разорванными в клочья шлюзами, качнулся и накренился. Люди, сидевшие на полу, упали, покатились кубарем к дальней стене. В нахлынувшей темноте Марко Джой нашел взглядом покрасневшее кольцо горлового люка. Дыхание перехватывало.
— И прости нам долги наши! —Страх заполнил нутро, медленно поднимаясь из легких и окутывая разум, все еще цеплявшийся за слова услышанной когда-то и отчего-то врезавшейся в память молитвы. — И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…
Невесомость подхватила его, обняла, проглотив крики пассажиров и затопив зал тишиной. Только желтые огоньки, будто немигающие глаза ангелов, смотрели на людей, разделяя с ними их боль.
— Ибо Твое Царство есть и сила и слава во веки, — успел прошептать Марко Джой, уже ощущая неистовый жар, что ворвался через расплавленную гермопереборку.
Последний вздох — его и еще сотен людей —растворился в бесконечности:
— Аминь...
Из романа Евгении Кретовой "Нить Гильгамеша"
