Я могла бы начать этот текст со слов: сколько себя помню — столько и слушаю Цоя.
Это звучало бы невероятно пафосно, но возможно, кому-то даже зашла такая подача. Однако не буду лукавить. Потому что по самым ярким впечатлениям, помню я себя примерно с двух лет.
Помню как мы жили в ГДР — родители там проходили службу. Помню, как на мой второй день рождения мы с мамой ходили выбирать мне куклу в магазине игрушек.
Помню, как переехали в Воронеж. Сам переезд не оставил воспоминаний, но щедро отсыпал новых впечатлений. У меня появился отчим и стало на одну старшую сестру и одного брата больше.
Помню, как уже большой семьёй снимали дом. Как после переехали в просторную четырёхкомнатную чешку, где почти всем выделили по комнате. Не повезло только мне, пришлось делить комнату с родной сестрой. Ну или ей со мной.
И примерно с этого момента в доме начала звучать музыка не только из окна соседского дома или радиоприёмника.
У отчима был крутой японский магнитофон, пользоваться которым разрешалось далеко не всем. К избранным относились, естественно, родители и самая старшая из детей — моя сводная сестра Лариса, которой тогда было уже 17.
Лара любила «Наутилус Помпилиус» и «Машину времени». Отчим слушал отвратительный шансон и Розенбаума. Мама — Аллегрову и Добрынина.
Полное расхождение интересов и музыкальных стилей.
Мне, тогда уже шестилетней девочке, очень понравился вокал и романтический флëр Бутусова. Его «Ален Делон» и «Шар цвета хаки» я быстро выучила наизусть. Ничего не понимая в смысле, я обожала рваный ритм одной песни и мелодичность другой.
Но самой важной составляющей моей симпатии к «Наутилусу» была компания одноклассников, которая по умолчанию прилагалась к прослушиванию музыки. Они приходили по вечерам, проходили в комнату Ларисы и начиналась магия «взрослого общения». Сквозь закрытую дверь просачивались отдельные звуки разговоров на фоне играющего магнитофона. Иногда его звук сменяла гитара и приятный голос поющей сестры.
Мне всегда ужасно хотелось находиться там — в этой дружеской атмосфере под аккомпанемент гитарных струн. Сидеть среди друзей сестры, смотреть на неё такими же восхищëнными глазами и узнавать что-то новое, не относящееся к игрушкам или догонялкам.
Наверное именно эти воспоминания отпечатались в моём открытом детском сердце на всю жизнь. Я до сих пор обожаю посиделки с друзьями, которые больше напоминают квартирники. Когда разговоры за столом плавно перетекают в музыку, одна песня сменяет другую, а гитара передаётся из рук в руки.
Из-за двери своей сводной сестры, спустя пару-тройку лет, я впервые услышала группу «Кино».
Ритмичность песен, их мощная энергетика и гитарные соло Каспаряна были абсолютной противоположностью миленьким песенкам «Машины времени» и меланхолическому настроению «НАУ». Если существует понятие любовь с первого звука, то это была именно она.
В 1988-м году у «Кино» вышел альбом «Группа крови». Наверное, кто-то из ребят — теперь уже сокурсников, принёс кассету с собой, поделиться впечатлениями. От вступления в заглавной песни я мгновенно покрылась мурашками. Это было так мощно, так сильно и настолько захватывающе, что мгновенно вытеснило лиричного Бутусова из моих любимых исполнителей.
С того весеннего вечера Виктор Цой остался в нашей большой квартире на долгие годы.
Мою любовь, пронесённую через годы, не понимал никто из мужской половины семьи. Отчим просто не воспринимал «новомодных» музыкантов. Сводный брат, старше меня на 5 лет, задавал бесконечное количество, на мой субъективный взгляд, тупых вопросов.
— Что за манера исполнения? Он же не умеет петь.
— Что это за музыка? Два притопа, три прохлопа…
— Что в нём находят фанаты?
И ещё десятки “что? ”, “зачем?” и “почему?”…
Я не могу ответить за всех, что находили тогда подростки в песнях группы «Кино» и личности солиста. Колоссальную популярность Виктора Цоя в то время отрицать невозможно.
В нём гармонично соединились влияние двух культур: философия Востока и русский фатализм, а также все веяния времени. Для молодёжи тех лет он стал знаковой фигурой. И хотя пел он прежде всего про себя и про то, что волнует его самого, песни находили отклик в тысячах сердец по всему Советскому Союзу.
Не смотря на то, что Цоя можно смело назвать главным поэтом рок-музыки СССР, тексты его песен остаются актуальными и сейчас.
Он очень чутко улавливал изменения в обществе и умел стопроцентно попасть в настроение своей публики каждым альбомом.
Пройдя весь путь от юношеского максимализма и весёлого раздолбайства альбомов «45» и «46» к более серьёзному и электрическому «Начальнику Камчатки», с его немного «занудной» атмосферой, впоследствии ставшей модной. От песен альбома «Это не любовь», в которых сочетается юношеская наивность и зрелость — до филосовских трактовок и размышлений в альбомах последующих лет, с уже фирменным звучанием гитары Каспаряна.
Как менялось и взрослело творчество Виктора, так менялись и взрослели его поклонники и фанаты. Также росла и взрослела на его песнях я, отдавая предпочтение тому или иному альбому группы, в зависимости от личных переживаний и периодов трансформации жизненных ценностей.
На всём протяжении моего пути музыка «Кино» остаётся неизменным спутником, своеобразным якорем здравого смысла и личной стабильности.
Уникальность таланта Виктора Робертовича отчасти ещё заключается в том, что каждый текст можно понимать по своему, пропуская через призму личного опыта или переживаний, актуальности временного отрезка истории или даже политических взглядов.
При этом сам Виктор никогда не хотел, чтобы его считали политическим символом. Или фигурой, толкающей людей к какой-либо борьбе. Он всегда оставался «человеком мира», считающим что “Человек живет на планете, а не в государстве”.