(начало книги, предыдущая часть)
Часть 9. Кодовая книга рядового Портного. Продолжение - встреча с немецким шпионом.
Наступила ночь, масляные лампы тускло освещали палату бледно желтым неверным светом. Я лежал, как обычно без сна лениво смотря на тени, плывущие по потолку, как вдруг совершенно отчетливо услышал, как мой сосед прошептал:
- O.M.66, - это был шифр моей немецкой Nachrichtendienst.
После этого, будто бормоча во сне, он продолжил:
- Вы помните нашу встречу у майора фон Лауэнштейна в Берлине? Это было несколько месяцев назад.
- Конечно, я Вас помню, - прошептал я в ответ.
В это мгновение мне все стало ясно. Моим соседом оказался не кто иной, как рядовой Абрам Рахулка Портной (псевдоним Карл Мюллер), контрразведчик, чья довоенная работа в России была хорошо известна каждому начинающему секретному агенту. В семнадцатилетнем возрасте Портной стал одним из самых ловких контрабандистов на русско-германской границе, и, несомненно, его опыт в этой опасной профессии позже помог ему отличиться и в карьере шпиона. В течение многих лет он успешно вел свою шпионскую деятельность, легко принимая сотни разных личин, а с началом войны, поступил на службу в германскую армию. Но сейчас, по его словам, ему не повезло. Его арестовали, когда он работал на русском заводе боеприпасов неподалеку от Галицийского фронта, а затем отправили в лагерь для военнопленных под Санкт-Петербургом. Тут то и вмешалась его болезнь.
Наш разговор с рядовым Абраамом Портным, к сожалению, оказался прерван. Прежде чем я смог получить от него какую-либо действительно полезную информацию, у него случился жесточайший приступ энтерита. Его губы приобрели темно-оранжевый оттенок, покрылись пеной, и, в конце концов, он, казалось, снова впал в полубессознательное состояние.
Спать в этой ситуации я естественно совершенно не мог, и, встав с постели, торопливо натянул свой поношенный мундир. Завернувшись в одеяло, я сел, полностью одетый, у приоткрытого окна.
В палате было очень тихо. Из русского отделения в дальнем конце я услышал, как кто-то вскрикнул во сне, обращаясь к Богу. Потом еще один больной начал напевать во сне полковую песню, мелодия которой вскоре затихла в удушливом зевке. Ночная медсестра-вольнонаемная, нервная и чем-то расстроенная, встала со стула у пожарной двери и пошла за молодым доктором-интерном.
Воздух снаружи неприятно холодил, и я поежился, прижавшись к окну. Внезапно принюхавшись, я уловил сквозь запах дезинфицирующих средств зловоние кишечных газов от койки Портного и быстро взглянул в его сторону. Тело больного лежало неподвижно. Неужели конец уже наступил? Как раз в тот момент, когда я взглянул на него и едва не позвал на помощь, произошло предсмертное чудо. Портной, приподнявшись на локте, в каком-то механическом усилии встряхнулся и с трудом принял сидячее положение. В бледном свете настольных ламп его лицо было мертвенно-белым. Слюна беспомощно стекала с губ, которые теперь приобрели багровый оттенок, и из них послышалось то, что сначала показалось неразборчивым бормотанием.
В работе изучение шифров и их расшифровка были одними из самых сильных моих сторон. Я легко запоминал и разбирал разные шифры. И вот теперь я вдруг понял, что бормотание собеседника приняло форму вполне понятного «кругового кода». Портной говорил на идише, повторяя некоторые слова снова и снова. Некоторое время я безуспешно ломал голову, пытаясь найти хоть какой-то первоначальный ключ. Затем мне пришло в голову, что всех гласных в словах было пять, а согласных двадцать. Последние, не считая чисто диафрагмального урчания, разделялись примерно на одиннадцать немых звуков и четырнадцать спирантов (фрикативный согласный звук). Пошарив в кармане в поисках карандаша и бумаги, я записал немые звуки как бемоли, носовые звуки как диезы, спиранты как плоские диезы и трели как разделенные двойные приглушения или паузы; именно так шпион, разговаривая, всегда произносит свои гласные. Как только ночная медсестра вернулась в палату в сопровождении интерна, Портной коротко, со свистом выдохнул и откинулся на подушку – он был мертв.
Я расстегнул мундир, перекрестился и снова лег на койку. В последовавшем за этим смятении у меня было вполне достаточно времени, чтобы начать расшифровку той путаницы нот, которую представляло собой высказывание Портного. Грамматика букв, однако, должна была быть дополнена догадками. В конце концов, мне удалось прояснить смысл, и, думая о двадцати шести буквах английского алфавита, я перевел фразы с идиша на английский язык. «Книга в ванной комнате» - таков был окончательный результат расшифровки сообщения.
Положение стало слишком критическим для меня, чтобы тратить время на общение с генералом Батюшиным. Помимо загадочного послания Портного, мне пришла в голову идея, требующая немедленных действий. А что, если прямо здесь и сейчас, мне поменяться личностью с рядовым Абраамом Портным, и тем самым осуществить дерзкий контрразведывательный ход против врага, которому я якобы служил?
Поймав взгляд молодого интерна, когда он отвернулся от койки мертвеца, я жестом поманил его к себе. Это был интеллигентный молодой человек, с повязкой на рукаве, означавшей, что он служил на германском фронте. Кроме красного креста на бледно-желтом фоне, у него были еще два серых шеврона, указывающих на то, что этот человек происходил из скромного крестьянского рода. Напуская на себя вид свирепой властности, я приказал ему:
- Обмажьте уши умершего снаружи и внутри красными чернилами. Так надо.
В изумленном взгляде интерна, промелькнуло уважение и понимание, и он кивнул:
- Будет сделано.
В его взгляде ясно читалось: «Секретная служба!», и в этом он был прав. Знак был адресован агенту секретной службы, прикрепленному к больничному моргу, в том смысле, что другой агент выясняет личность убитого и в свое время обратится в штаб по этому поводу. От трупа тихо избавятся, но шпион, якобы, будет жить, как это часто бывает.
Следующим и не менее важным шагом было как можно скорее получить доступ в ванную комнату для кишечных больных. Там, вскоре после прибытия в больницу, Портной, должно быть, спрятал какую-то жизненно важную вещь. Я решил, что это, по всей вероятности, шпионские записи или секретные инструкции для германских агентов. Было раннее утро, и врач-ординатор еще не пришел подписать температурные карты. В данный момент я не мог предпринять никаких действий, пришлось ждать подходящего момента, когда все санитары будут заняты.
Шанс наконец-то представился, когда все внимание персонала отвлекла суматоха и неразбериха во время завтрака. Выскользнув из палаты, я добрался до ванной и заперся внутри. Разумеется, в таком месте было совсем не много укромных мест – стояла ванна, раковина, небольшой шкаф со стеклом в дверцах, выкрашенный в белый цвет, где хранились лекарства, бинты и корпия. Быстро пробежав глазами комнату и ничего не заметив, я начал систематический обыск. Я порылся в шкафу с лекарствами, прочитал перечень содержимого; проверил светильники на стенах - все безрезультатно. Снаружи в коридоре послышались быстрые легкие шаги, у меня сердце ушло в пятки, и я в отчаянии огляделся. Мой взгляд упал на маленькую медную решетку для спуска воды на дне ванны, прикрученную винтом, я сумел отвинтить скользкий винт и поднять решетку. Достав свою служебную отмычку (тонкий проволочный крючок, который каждый русский агент носил в кармане), я опустил ее в трубу и, почувствовав, что она за что-то зацепилась, резко дернул вверх. Тонкий зеленый рулон промасленного шелка, три четверти дюйма в диаметре и около пяти дюймов длиной, появился на свет вместе с миниатюрным фонтаном застоявшейся мыльной пены и коричневой дезинфицирующей жидкости.
Я снова услышал шаги за дверью и затаил дыхание. Даже беглый взгляд на первую страницу маленькой книжки в промасленном шелковом футляре показал мне, что я не могу даже надеяться расшифровать ее содержание здесь и сейчас. Поэтому я поспешно сполоснул ванну, вернул на место решетку, тщательно спрятал свою драгоценную находку под халат и беззаботно насвистывая вернулся в палату на свое место. Больше в госпитале мне было делать нечего.
Позавтракав, я пошел в военный регистрационный пункт и попросил выписать меня из больницы. Полковник Пушкин, как всякий занятой человек, полностью погруженный в какие-то документы и толстые прошитые журналы, не глядя подписал мои бумаги, даже не поинтересовавшись состоянием здоровья.
Добравшись на извозчике до Главного почтамта, я из телефона-автомата позвонил своему русскому начальнику и вкратце рассказал ему о происшедшем. Генерал Батюшин, по своему обыкновению, не выказал ни малейшего волнения или энтузиазма по поводу моего доклада, а просто поручил мне как можно скорее отправить ему шифровальную книгу заказным письмом. Понимая, что поселиться в дешевой гостинице, скорее всего не возможно для сомнительного полковника Мусина, я снял комнату в доме Святого Андрея для обездоленных дворян.
Продолжение следует
