В советское время 1 мая и 7 ноября в Риге по набережной традиционно проходили праздничные демонстрации, перед которыми устраивался парад частей Советской Армии, в том числе и боевой техники. Накануне парадов проводились тренировки, и тогда военные колонны поздно вечером шли по бульвару Комунару, прямо напротив Медицинского музея, недалеко от моего дома.
Отчётливо запомнился один осенний вечер, канун Октябрьских праздников, когда, возвращаясь домой, остановился я на выходе из парка, чтобы переждать прохождение готовившейся к параду армейской механизированной колонны. Долго стоял и смотрел на двигавшиеся бронетранспортёры, БМПэшки… Резкий запах отработанной солярки, грохот, лязг… Это было внушительно, по–своему красиво и… страшно. С содроганием вдруг представилось, что вся эта смертоносная техника в мирном городе не просто следует по указанному ей маршруту, что мир уже погружается в смертоубийственный хаос военного конфликта… Привиделось, как эти бронемашины обрушивают на меня весь свой «напор стали и огня» и как ужасно трудно противостоять этому натиску…
Потом я часто вспоминал этот эпизод, ставший грозным предзнаменованием будущих потрясений, охвативших наш мир в недалёком будущем. Мы все ещё не знали, что уже завершается эпоха, которую позднее назовут «брежневским застоем». Но десятилетия спустя, когда уже сполна хлебнули всевозможных перемен, невольно хочется назвать то время «эпохой стабильности», и немало ещё найдётся людей, вспоминающих о тех спокойных годах с печальной ностальгией.
Многолетний руководитель страны, Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев умер 10 ноября 1982 года. В тот вечер ко Дню милиции по телевизору ожидался традиционный праздничный концерт, который, конечно, по случаю траура отменили…
Я не стану безмерно идеализировать ту ушедшую «брежневскую эпоху». Всё, разумеется, обстояло совсем не однозначно. Пустая говорильня с высоких трибун, никчёмный пафос на комсомольских и партийных собраниях, когда выступавшие сами не верили собственным словам. Эпоха лицемерия и широкого товарного дефицита, когда многое приходилось не покупать, но «доставать», и нужное знакомство с нужным человеком с полезными связями ценилось порой выше, чем сами деньги. Помню длиннющие очереди за мандаринами к Новому году. Помню унылый и скудный выбор товаров в магазинах и хамоватых продавщиц, с надменным презрением взиравших на покупателей. Много чего было скверного и гадкого тогда…
Но имелось, однако, в советском времени и кое–что ещё, что дорогого стоило. Было внутреннее спокойствие и ощущение того, что живём мы всё же в Великой стране с прекрасным светлым будущим. И если есть пока «отдельные недостатки» в окружающей нас жизни, то мы их, несомненно, преодолеем и уже скоро! Была полная уверенность в завтрашнем дне, и я знал, что со мной ничего не может случиться, потому что я сознательный, честный гражданин и не нарушаю закон. Я не стану безработным, потому что везде требуются рабочие руки, меня не выгонят из дома за неуплату, не оставят без медицинской помощи, не бросят в беде. Ведь вокруг меня люди, НАШИ люди. Наш многонациональный советский народ… Как потешались потом над этой фразой, «уверенность в завтрашнем дне», в годы Перестройки! И как не хватает этой самой уверенности нам сегодня…
В газетах, по радио и в телепередачах нам не сообщали о бесконечных катастрофах, преступлениях и сальных богемных скандалах. Зато каждый вечер в программе «Время» из новостей мы узнавали о введении в строй новых фабрик и заводов, об уникальных открытиях советских учёных, о строительстве в городах новых жилых микрорайонов.
Были, конечно, в СССР и преступники, и проститутки, и наркоманы, но всё это не носило массового, организованного характера, воспринималось в обществе как достаточно частное, хотя и постыдное явление. Это осуждалось, социальные проблемы пытались решать, и о переживаниях «трудных подростков» режиссёр Динара Асанова сняла тогда талантливый фильм «Пацаны» (1983).
Народ активно пересказывал антисоветские анекдоты, крутили на магнитофонах «эмигрантские» песни, несмотря на «глушилки», жадно слушали с помощью VEFовских радиоприёмников «Голос Америки» и «Свободу»…
Некоторые в той, или иной форме, «диссидентствовали», но в целом было в душе ощущение, что огромная страна живёт в едином ритме, развивается, идёт вперёд, к новым свершениям и к победам. Советский Союз казался воистину нерушимым!
Новым генсеком стал Ю.В.Андропов, при котором началась громкая борьба за укрепление трудовой дисциплины, стали много говорить о наведении порядка, о недопустимой расхлябанности и безответственности. Однако о грядущих глобальных переменах ещё ничто не предвещало.
Помню, как в университете преподававший нам историю КПСС профессор В.Р.Раевский говорил на лекции, что в мире теперь прослеживается тенденция к тому, что человечество вступило в эпоху «конца истории». Ведущие политологи сходились в суждениях, что теперь всё как–то более или менее устоялось–устаканилось. В условиях «разрядки международной напряжённости» наступило «мирное сосуществование двух социально–экономических систем». Давно уже никто не грезил о всемирной революции, капитализм вступил в свою завершающе–загнивающую стадию — Империализм. У нас же в СССР — развитой социализм, и всё в дальнейшем будет исключительно хорошо. Почему-то верилось, что все войны и потрясения навсегда переместились куда–то на периферию мировой истории, туда, где страны третьего мира, в джунгли, в Африку, в Индокитай, в Латинскую Америку. Популярен был анекдот про советского гражданина, чрезмерно озабоченного политическими новостями:
— Что–то меня Гондурас беспокоит…
— А ты его не чеши!
Знали бы мы, что пройдёт всего лишь несколько лет, и потрясения, войны станут неотъемлемой частью нашей повседневной жизни, и воевать будут не где–то за тридевять земель… С лютой ненавистью вцепятся друг другу в глотку люди одной, ещё недавно единой страны, росшие на общих ценностях, на одной культуре, читавшие одни книги и любившие одни кинофильмы. И зачастую говорившие на одном языке!
* * *
В 1983 году, осенью, я уходил в армию. В тот год на срочную службу стали призывать не только нас, «вечерников», но и студентов с дневных отделений ВУЗов. До этого они пользовались тем, что в институтах имелись т. н. «военные кафедры», дававшие студентам–дневникам основы военного образования, и потому срочную они не служили. Мало кто знает, что одной из причин отмены прежней льготы стала нехватка призывников середины 60–х гг. рождения. Те самые ребята, которые не появились на свет потому, что не родились их мамы и отцы в годы Великой Отечественной войны… Вторая демографическая яма, ставшая продолжением первой. Эхо войны, настигшее моё поколение.
Я не знал никого из знакомых мне парней, кто открыто, сознательно и страстно стремился бы «откосить» от армии. Хотя, понятно, имелись и такие… Но для меня «почётная обязанность» советского гражданина быть призванным
в ряды защитников Родины являлась равноценной понятию «быть мужчиной». Ведь даже помыслить страшно, что спросят про армию, а ты: «Не служил…». Любая девчонка на смех поднимет или заподозрит, что больной, тщедушный, слабосильный… Нет, я не хочу унижать тех ребят, кто подобно моему другу Вадику Э. действительно освобождался от призыва по состоянию здоровья. Но чтобы сознательно увиливать от армии… Невозможно и помыслить! Тогда служить, для большинства из нас, было уважаемо и престижно. Трое моих одноклассников поступили после школы в военные училища, стали офицерами.
Последнее лето «на гражданке» прошло сумбурно и весело, хотя нашу компанию крепко проредил тот самый весенний «студенческий» призыв, когда сразу несколько моих друзей–приятелей ушли в армию.
Одними из самых ярких впечатлений той поры стали наши поездки на море, в устье Гауи, с ночёвкой. К тому моменту уже пару лет, как мы с ребятами ездили электричкой до станции Гауя, либо чуть дальше, до Лиласте, к лесным озёрам. Но мне больше нравилось разбивать лагерь близ моря. Дачных посёлков в то время там ещё не было, активно их стали строить чуть позднее.
Мы шли по лесным тропинкам, прямо к дюнам, ставили палатки, разжигали костёр, на пару суток уходили «в нирвану».
Лично я не нуждался в особенном комфорте и даже спать предпочитал прямо под открытым небом, у костра. Бывало, долго лежишь на спине, разглядывая загадочно подмигивающие звёзды, сквозь потрескивание пламени и лёгкую дрёму, слышен разговор или треньканье гитары… А ещё манит шум прибоя, и можно прямо ночью пойти купаться. Можно встретить рассвет на берегу… Котелок со свежесваренной на костре похлёбкой, вечные споры о смысле жизни, для кого–то озорство с водочкой (я тогда избегал категорически) или обнимашки–целовашки с девчонками (тоже избегал, потому как стеснялся). Эххх, а жизнь, товарищи, была прекрасная, и даже расчудесная!
Забавно оттеняло наш дикарский отдых то обстоятельство, что по пляжу туда–сюда ездил совершенно одинокий танк из ближайшей воинской части. Уж не знаю, чему там обучались бравые военные, но выглядело это до невозможности сюрреалистично. Я тогда удачно заснял на кинокамеру эту невероятную картину: мчится грозная боевая машина по морскому берегу у самой кромки воды, а на переднем плане во всей красе возлежит на песочке стайка наших прелестниц в мини–бикини, так выгодно оттенявших загорелые юные тела…
Воспоминания о том лете долго согревали мне душу во время службы.
Продолжение следует