1. Есть такая избитая фраза: «Писатели — инженеры человеческих душ». То тривиальное верное, что в ней имеется, что не отбито жизнью до смерти, должно мыслиться так: писатель влияет на душу читателя формирующе, так что в конце книги читатель готов действовать или бездействовать, переживать какие-то события и за каких-то людей или оставаться к ним равнодушным. Иными словами, писатель даёт читателю импульс и вектор. Иногда эти импульс и вектор направлены читателем по окончании чтения в себя самого, в читателя — читатель, начитавшись чего-то, начинает копаться в себе. А иногда вектор и импульс направлены вовне — читатель прочёл «Как закалялась сталь» (1934) Николая Алексеевича Островского, понял, что смены не будет, и пошёл свершать трудовой подвиг дальше, на благо всего человечества...
2. Сама инженерная работа, даже высококвалифицированная и чисто инженерная, — а не в метафорическом смысле писателя — инженера читательских душ, — может быть направлена на деструкцию, на уничтожение, как, к примеру, в серии рассчитанных направленных взрывов в определённых местах заложенной взрывчатки при сносе здания. Или деструкция заложена на этапе проектирования двигателей современных автомобилей, так что они приходят в негодность через пять — семь лет, а замена такого двигателя по цене не многим меньше цены нового автомобиля. Автомобильным компаниям необходимо продавать автомобили, поэтому инженеры-конструкторы точно выполняют задания менеджеров по продажам в этих компаниях.
3. Чтобы быть готовым к борьбе за сердца людей, писатель должен писать «Войну и мир» в боксёрских перчатках и с капой во рту. А поскольку сердце — нежный орган человеческого организма, перчатки должны быть лайковые.
4. Вообще тяжела судьба современного писателя. Каких-нибудь двадцать лет назад люди читали книги, а каких-нибудь тридцать лет назад книги даже издавали в основном государственные издательства, где производственная дисциплина была на высоте, не доступной издательству частному. И читатель, читая такие книги, эмпирически приучал себя к грамоте, хотя школьные правила русского языка, кроме «жи — ши» да «стеклянный, оловянный, деревянный», забыл или помнит их нетвёрдо. В таких книгах, слава Богу, ошибок не бывает, а если они даже случаются, то в конце книги вклеивается листок найденных опечаток. Это сейчас в электронную книгу можно внести любую правку, а с бумажным изданием сделать это затруднительно, ибо придётся перевёрстывать целые страницы, а то и просто пускать отпечатанную книгу под нож, если она уже сброшюрована в тетрадки, тетрадки сшиты и даже форзац с капталом приклеены, а дурно пахнущих ошибок и банальных опечаток найдено какой-нибудь свежей головой ужасающе много.
5. Сейчас же ни писатель, ни редактор, ни корректор грамотностью и необходимым для нормального книгописания и нормального книгоиздания многознанием не блещут. Потому и всё реже встречающийся теперь читатель книг, если только он не выпускник филологического факультета университета, пребывает в невежестве и безграмотности.
6. Современный восприемник информации ориентирован на видеоряд, а не на колонку строк, книжную полосу. Когда видео было доступно лишь с электронно-лучевых мониторов, таскать такой «тиливизир» с собой ни у кого не возникало и мысли. Сейчас же любое видео визжит и кажет себя из любого смартфона самой низшей ценовой категории.
7. Правда, имеются электронные книги. Но читать книги со смартфона — исключительное извращение. Нужен хотя бы планшет, то есть большая площадь экрана для размещения текста. Более того, расцвели аудиокниги, которые наговаривают тебе текст прямо в уши. Вместе с планшетом это уже более сильные аргументы против видео, легко прижившегося на всех электронных устройствах, кроме новейшего умного утюга и старого медножального паяльника.
Недостатком аудиокниги является то, что её трудно остановить и подумать над какой-то фразой, каким-то участком текста, прочитываемого вслух. Если юмористические и вообще развлекательные проза и стихи легко воспринимаются на слух, то в религиозной, философской, искусствоведческой или научно-исторической прозе с их массой цитат и отсылок к источникам этих цитат речь устная с речью письменной конкурировать не может — текст, несомненно, выигрывает в этом противостоянии уха и глаза.
8. Более того, весьма тощий, подчас, смысл или незначительная по объёму сколь-нибудь ценная информация гораздо быстрее извлекаются из текста, нежели из аудио или видео, которые пролистывать затруднительнее, чем текст. Часто довольно заголовка текста, чтобы усвоить смысл статьи или простого сообщения, текст лишь дополняет и аргументирует смысл, данный в заголовке.
9. Эта борьба и это приспособление текста к техническим возможностям современности не означают, однако, что текст не проигрывает сейчас и не проиграет окончательно в будущем видео, этому картинному развлечению для глаз.
Видеоинформация, представляемая видео, гораздо проще и быстрее декодируема, нежели видеоинформация, представляемая текстом. При чтении (1) буквы надо складывать в слова, (2) слова надо знать заранее и узнавать их в их лексическом значении, а не просто в буквосочетании, (3) слова надо складывать в словосочетания и предложения, стало быть, читателю необходимо владеть синтаксисом используемой писателем речи, (4) предложения необходимо складывать в целый текст, а (5) целый текст необходимо осмыслить так, чтобы идейный замысел писателя стал читателю ясен.
И если писатель движется от замысла к воплощению, то читатель, предварительно усвоив всю перечисленную выше по стадиям грамоту, движется в этой культурной сбруе от воплощения к замыслу, к ответу на вопрос: «Вы, мусью Виктор Мари Гюго, что сказать-то хотели своим столь пухлым романом «Отверженные» («Les Misérables», 1862) о бедных и голодных, худых и несчастных?»
10. Правда, видео тоже бывает разное по качеству и смыслу, как различны и тексты. Но видео, будь оно глубокомысленным, как фильмы Йоса Стеллинга, или многосмысленным, как фильмы Георгия Николаевича Данелии, всё же всегда готово вводить зрителя в заблуждение обманчивой доступностью. Видео всегда непосредственно видно, оно всегда наглядно. И если картина ударяется в «святую» заумь, как у Андрея Арсениевича Тарковского, или в натужную бессмыслицу, как у Ларса фон Триера, она теряет кинематографичность, теряет само качество видео. Тогда это уже не видео, а философия, причём философия никудышная, никчёмная и противная, знакомство с которой — как нечаянная встреча с коровьими лепёшками или лошадиными яблоками на дороге: идти всё-таки надо, а тут такое...
11. Текст, проиграв картине, особенно — движущейся картине, кинематографу и видеосъёмке, в позоре своего поражения позволит человечеству окончательно ввергнуться в идиотизм. Это объективная тенденция самоидиотизации жителей планеты обезьян, третьей от Солнца.
Перестав читать и писать грамотно и сложно, люди теряют наглядные признаки развитости своего ума, ориентиры умственно достигнутого. Конечно, можно оставаться умным молча или бормоча под нос что-то невнятное для окружающих. Но видимые признаки ума хотя бы для самого ума — это именно чтение сложных текстов и писание сложных текстов, как бы ни была при этом развита речь устная.
12. Напротив, прежде незаметные идиоты вместе с возросшими возможностями техническими стали назойливо наглядны, стали ежедневно публиковать отчёты о том, как они с утра идут по городу к огороду, как, дойдя до двора своего пятистенка, гладят свою дворовую собаку, как кормят в подвале своих аквариумных рыбок, этих детей подземелья, — подавая всё это никчёмное обывательское под заголовками типа «Харьков в огне! Жители срочно покидают город!» с предваряющими поглаживание собаки и кормление рыбок просьбами поставить «лайкосик видосику», «оформить подписочку канальчику» и «поддержать автора донатиками».
13. Так что борьба уже не за души, и вовсе даже и не говоря об умах, а лишь за глаза, уши, хвост, то есть за тела, тела, нужно шевелящиеся, — это тела зомби, — борьба идёт не на полях книг и их непрочитанных ещё страницах, а на просторах YouTube, Telegram, TikTok, Instagram.
Борьба ведётся успешно. Зомби становится всё больше и больше. Планета обезьян. Третья от Солнца.
2024.05.25.