(Из цикла "Не детские сказки")
Велик, могуч, обширен лес волшебный!
В нём разного зверья не перечесть.
Там жизнь бурлит страстями ежедневно,
И всё в наличии – добро и спесь,
Любовь и мерзость, и талант, и глупость,
И сострадание, и ненависть, и зло,
И щедрость безграничная, и скупость,
И ветра вой, и солнышка тепло…
А уж зверюшек всяких разных - куча
Больших и малых, ласковых и злых:
Британский скунс (злопамятный, вонючий,
Но мнящий себя круче остальных),
Петух французский (радужный, крикливый,
Всегда с готовно задранным хвостом),
Немецкий дог (надменный и спесивый,
И гавкающий в раже боевом),
Бельгийский мопс, австрийская лисица,
Гиена польская, балтийские клопы,
Хорёк румынский (не дай Бог приснится!)
И прочие «планеты всей пупы».
Не на последнем месте среди прочих
И «братская» болгарская змея…
В саду цветущем наблюдалась, в общем,
Цивилизованная толчея.
Они в своём саду воздвигли замок
(Или не замок даже, а дворец)
И в сладкой неге радужных панамок
Сосали ароматный леденец
И хвастались своим цветущим садом,
Смеясь над теми, кто не жил в саду:
Куда, мол, вы, с облезлым нищим задом –
Тягаться с нами можно лишь в бреду!
И кайфовали в слякоть, в зной и стужу,
Макая в кофе свежий круассан,
И пыжились, покуда из-за лужи
Не прилетал хозяин их – орлан.
Тогда все эти скунсы и гиены
В «живую» очередь (кто – явно, кто – тайком)
Вставали, чтоб орлану вдохновенно
Перелизать все перья под хвостом.
Ну а когда орлан, раздав наказы,
Вновь улетал за лужу жировать,
Зверьё из сада выполнять приказы
Бросалось так – пером не описать!
И тявкали с утроенною страстью,
Друг перед другом рвением кичась.
Погромче тявкнуть было им за счастье –
Потоком желчь по печени лилась!
Вот так, себя повсюду восхваляя
И презирая тех, кто не в саду,
Комфортом и богатством упиваясь,
Они и жили в золотом бреду…
В лесу, конечно, и другие звери жили:
Верблюд и зубр, олень и тигр, медведь и слон.
Средь них и экзотические были –
К примеру, кенгуру или дракон.
Как правило, они к другим не лезли
(Что с них возьмёшь, с живущих не в саду?),
Предпочитали жить спокойно, трезво,
И не притягивать себе на хвост беду.
У каждого – свой дом, своя поляна,
Свой прайд, своя судьба, своя семья,
Свои цари, эмиры и султаны,
Свои соратники, свои друзья,
Свои мечты, надежды и кумиры,
Своя история, достоинство и честь,
Свои деликатесы и мундиры,
Свой полумесяц, и звезда, и крест…
Вот, например, медведь. Мужчина мирный,
Хотел со всеми и всегда дружить,
Гостеприимный, дружелюбный, смирный,
Всю жизнь другим старался угодить,
Любил гостей, был щедр на угощенья,
Коль обещал – старался исполнять,
Запасами солений и варений
Готов был всех на свете одарять.
И теремок его, добротный и просторный,
Без выпендрёжных радужных затей,
Построенный трудом его упорным,
Всегда открыт был для его друзей…
Ну как принять такое было скунсу,
Или гиене, или петуху?
Для них такая жизнь была кощунством –
Ну как тут не разрушить всё «в труху»?
Как можно, чтоб богатствами такими
Владел какой-то недалёкий лох?
В саду всё планы строили гнилые:
Как воплотить мечтания пройдох,
Чтоб все соленья мишки – им, «цветущим»!
И все копчёности, варенья – тоже им!
И терем весь – всё им же, всемогущим!
Вот будет кайф!
Таков был их мейнстрим…
А под забором цветущего сада,
Жажды халявы никак не тая,
Телом жирна, да умом слабовата
В мутном бреду обитала свинья.
Ах, как мечтала быть она счастливой,
Чтоб все в лесу смотрели на неё!
Богатой жизнью жить, блестящей и красивой,
И сдохло чтоб от зависти зверьё!
Ах, как хотела быть она великой!
И похвалялась на весь мир о том,
Как тыщи лет назад в пустыне дикой
Она копала море пятачком!
Ах как она стремилась стать заметной,
Чтоб быть всегда на первой полосе!
Чтоб даже средь зверей авторитетных
Она всегда была «по-над усе!»…
Свинью «накачивали» скунс, петух, гиена,
Лелея и хваля Хавроньин бред,
Манили в сад, и льстили вдохновенно,
И приглашали хрюшку на обед…
Всего добились «добрые» соседи:
Нанюхавшись под скунсовым хвостом,
Свинья визжать вдруг стала на медведя
И гадить под медвежьим теремком.
Медведь терпел (чай, всё-таки соседка),
Свинья наглела (дурость налицо) –
Нагадила у мишкиной беседки
И наблевала прямо на крыльцо.
И, не подумав тупой головёнкой,
Вляпалась, дура, в сплошной беспредел –
Хрюшка вдруг стала кусать медвежонка!
Мишка нахмурился, грозно взревел
И долбанул по свинячьему рылу!
Брызнув соплями, скуля и визжа,
Залепетала паскуда о мире,
Только не вышло у ней ни шиша:
Скунс подпустил ей под рыло дурману,
Быть ей защитой поклялся петух,
Да и другие, пошарив в карманах,
В помощь послали ей рой мерзких мух.
От обещаний хавронья взбодрилась,
Мозг отключив и зашорив глаза,
Снова медведя кусать устремилась,
Напрочь свои отключив тормоза…
***
Всё как должно было быть, так и стало:
Мишка с друзьями пьёт чай в теремке.
Скунс с петухом, получив по хлебалу,
Сопли глотают в бессильной тоске.
Злобно гиена шипит из-под лавки.
В щели поглубже забились клопы.
Дог весь облез, как бездомная шавка,
Злится на «происки злыдни-судьбы».
Затихарились и все остальные
(Даже орлан ненадолго примолк) –
Злобу копить да надежды гнилые
Пестовать: как всё ж сломать теремок?..
Только не сбудутся тварей мечтанья,
Наш теремок не разрушат года!
С честью он выдержит все испытанья,
И не страшна ему вражья орда!
Пусть даже скунсы, гиены, орланы
Сворой безумною снова попрут,
Вновь рухнут все «джентльменские» планы –
Выстоит Терем!
Они ж - всё просрут.
P.S.
Чуть не забыл – ну, а как же Хавроша?
Вновь за подачками всюду сигает?
Иль верещит с перекошенной рожей:
«Я над усе»?..
Нет…
Её «вже не мае»…