... В XXI веке мы всё те же, кем были всегда, – высшие приматы в погоне за связью и статусом в мире совместных галлюцинаций. Современное западное «я» – странное, беспокойное, голодное существо. Продукт рыночной экономики, зацикленной на успехе. И хотя мы никогда не перестаем играть в игры доминирования и добродетели, наши общества подчеркнуто внимательны к компетентности и успеху отдельного человека. Мы получаем баллы на протяжении всей жизни внутри высокоформализованных и часто предполагающих точные оценки игр в школу, вуз и работу. На улице, в офисе, в социальных сетях мы сигнализируем о своих достижениях внешним видом, демонстрацией имущества и стилем жизни. Мы зациклены на себе, потому что с детства учились играть в эту игру.
Будучи индивидуалистами, мы всегда были более или менее сосредоточены на себе. Но в прошлом, XX веке это перешло в режим обострившейся одержимости собой. ...
В 1981 году Тэтчер заявила журналистам: «Политика последних 30 лет больше всего раздражает меня тем, что она всегда направлена в сторону коллективистского общества».
... Для победы необходимо было снова перекодировать наши «движки». Чтобы сходиться с другими и обходить их, мы должны были стать конкурентоспособными, сфокусированными на себе материалистами.
Так мы и поступили. Поразительно, какими мы были еще в 1965 году и какими стали к 1985-му. Всего за 20 лет мы совершили переход от «в жопу Систему» до «жадность – это хорошо»[64]. Чем глубже мы погружались в неолиберальную эпоху, тем сильнее нас поглощали ее иллюзии. Трансформация была стремительной. Исследование более чем 300 миллионов новорожденных показало, что начиная с 1983 года американцы стали давать своим детям нетрадиционные имена с необычным написанием. Родители, по мнению одной из авторов исследования профессора Джин Твенге, хотели, чтобы их ребенок «выделялся и был звездой».
Нарциссизм стал культурной ценностью: опрос Gallup для Newsweek в 1992 году выявил, что 89 % респондентов считают «наиболее важным» фактором, «мотивирующим человека работать и добиваться успеха», «самооценку» (а наименее важным, по их мнению, был «статус в глазах других людей»). Дух неолиберализма в 1987 году отлично воплотила реклама золотой карты MasterCard: «Все, что нужно, – это успех». Игроки согласились с этим: ученики старших классов в 1970-е вдвое реже, чем в 1990-е, говорили, что им кажется «очень важным» иметь «много денег».
В новом тысячелетии неолиберальные ценности только укрепили свое положение: нас все больше интересует слава. Проведенный в 2006 году в Великобритании опрос 2500 детей в возрасте до 10 лет показал, что «лучше всего на свете», в их представлении, «быть знаменитостью» (на втором и на третьем месте – «быть красивым» и «быть богатым»).
Неолиберализм набирал силу, а старые игры связи и статуса, в которые когда-то играли многие друзья и соседи в своих сообществах, приходили в упадок.
«Закон успеха таков: оступился – труп. И тебя все время взвешивают на этих весах, как раньше Бог взвешивал людей».
Мы стремимся совершенствоваться, формировать собственную личность, стать лучше, стать новой версией себя. Но откуда он произошел – современный идеал личности? Мы видим вокруг совершенных людей, они улыбаются нам, демонстрируя идеальные зубы, с рекламных объявлений, с кино- и телеэкранов, с газетных полос и интернет-страниц. Молодые, симпатичные, подтянутые, инициативные, масштабно мыслящие, стильные, уверенные в себе деловые экстраверты. Кто он, этот человек, которым мы должны заставить себя стать? Это игрок, лучше прочих оснащенный для завоевания статуса. Это неолиберальный герой, мечта рыночной экономики. А если у нас не получается сравняться с ним, мы считываем чужие символы успеха как сигналы своего поражения. Мы индивидуалисты, мы верим в то, что в наших силах победить, и в то, что, если у нас не получилось, это наша и только наша вина. А значит, мы лузеры, вот кто мы. Нас взвесили на весах и нашли легкими.
У психологов есть название для людей с повышенной чувствительностью к сигналам поражения – перфекционисты. Перфекционизм принимает различные формы: у «сосредоточенных на себе перфекционистов» чрезмерно высокие стандарты, и они трудятся, не жалея себя, чтобы победить. «Перфекционисты-нарциссы» изначально верят, что они лучше всех, и испытывают беспокойство, когда мир дает им меньше, чем должен. «Невротические перфекционисты» страдают низкой самооценкой и часто верят, что после следующей победы они наконец почувствуют себя хорошо. Но есть вид перфекционистов, особо чувствительных к неолиберальной игре: «социальные перфекционисты» чувствуют давление, заставляющее побеждать, и исходит оно от людей, с которыми они играют. Они склонны соглашаться с утверждениями типа «От меня ждут только идеальных результатов»
... или «Ради успеха я должен работать усерднее, чтобы угодить остальным». Социальные перфекционисты сильно зависят от репутации и самоощущения. Перфекционист легко приходит к мысли, что подвел своих коллег, если был плохим работником, плохим активистом, плохой женщиной или плохим мужчиной. Социальный перфекционизм особенно опасен тем, что основан на наших представлениях о том, во что верят другие люди. И из этой черной пропасти между воображением и реальностью появляются демоны.
Жизнь в неолиберальной иллюзии с ее миллионами сигналов о том, что мы недостаточно хороши, похоже, делает из нас перфекционистов. ...
... все упомянутые виды перфекционизма возникли с 1989 по 2016 год. Сильнее всего за это время распространился социальный перфекционизм. Количество людей, считающих, что они должны «делать все идеально, чтобы заслужить одобрение», увеличилось на 32 %. Исследователи пришли к выводу: «молодые люди считают, что общество становится все более требовательным, окружающие судят их все строже, и им все больше хочется демонстрировать, что они идеальны, чтобы заслужить одобрение». Размышляя над причинами этого явления, авторы указывали на неолиберализм. Они отмечали, что жители рассматриваемых западных стран «стали за этот период бóльшими индивидуалистами и материалистами, склонными к социальному антагонизму. Молодые люди оказались в высококонкурентной обстановке, их ожидания стали менее реалистичными, а родители, рядом с которыми они взрослели, более тревожными и контролирующими, чем у предыдущих поколений». И социальный перфекционизм, и материалистическая целеустремленность оказались связаны с гремучей смесью нарушений психики, включая депрессию, тревожность, расстройства пищевого поведения и случаи селфхарма, количество которых неуклонно растет в последние годы, особенно среди молодежи.
Все дело в том, что наш мозг устроен так, что не соответствует большому количеству предполагающих неравенство игр, из которых состоит неолиберальная жизнь, и это становится опасно. Статус относителен: ощущаемый нами уровень зависит от того, каким мы воспринимаем уровень окружающих. Чаще всего мы играем в свои статусные игры в гигантских корпоративных аналогах племени. На сегодняшний день 69 из 100 крупнейших экономик мира – не государства, а корпорации. ...
На фоне современных исполинских иерархий слишком легко почувствовать себя проигравшим, даже если удается с лихвой обеспечить своим семьям пропитание, жилье и безопасность. Жить в мире неолиберальных иллюзий означает испытывать разного рода тревогу по поводу статуса. ...
... лидеры игр успеха могут быть безжалостны и социопатичны в своем желании побеждать.
... Когда возникло ощущение, что механизм неолиберальной игры сломан и наград, вопреки ожиданиям, больше не будет, индивидуализма и нарциссизма среди студентов стало меньше.
... Флюидная идентичность ...
Уилл Сторр 🌿