Семь, тридцать восемь, двести сорок четыре, тысяча три двадцать пять… Алиса со школьной скамьи любила считать шаги: от кровати до раковины в ванной, от подъезда – до остановки и дальше. Туда – обратно. Вот в школе на выпускном лестнице восемь ступенек до входа, а еще через 20 лет – восемь ступенек до трапа на самолет, который тоже поднимет ее на новый жизненный этап.
В двадцать лет, когда за плечами Алисы остались миллионы шагов в родной Москве, она сбежала от старой жизни на новый континент – в Австралию. Максимально далеко, и всё другое: язык, климат, даже часовой пояс. Нельзя сказать, что решение не было обдуманным, потому что Алиса не думала совершенно. Ее пылкий характер, воспламеняющийся, как спичка, позволил ей в один день забрать аттестат из колледжа, купить билет в один конец, а в аэропортах пересадки смотреть, где жить, где есть и где работать.
Импульсивностью и стремлением выжить в условиях, которые девушка создала сама себе, нарочно загоняя себя, она старалась закрыть дыры. От предательства парня, которого считала без пяти минут мужем, от унижения подруг и абсолютного отсутствия поддержки у близких.
- Да чем ты занимаешься, какие тату? Это вообще не профессия!
- Дура, быстрее замуж выходи! Чем дальше – тем больше никому ты будешь не нужна!
- Ну что ты мне талдычишь про путешествия! Мне карьеру строить надо, какие твои моря! Ветер в башке! Очнись!
От этих криков в голове она бежала и бежала. Летела на самолетах, уезжала на машинах, но никак не могла уйти. Куда уходить, если она всегда была с собой? Если мысли в голове не выключить ни днем, ни ночью ни в каком часовом поясе?
За год, что Алиса жила в Австралии, она неплохо выучила английский, получила сертификаты тату-мастера и неплохо зарабатывала. А еще – меняла парней одного за другим так, что скоро начала путать их имена и адреса. Да, жила она тоже у них. Оставляла ключи под дверью, когда уходила, но никогда ей не хлопала. Да и у парней не было к ней чувств – никогда и никаких, ни положительных, ни отрицательных. Им было нейтрально хорошо с ней, настолько, чтобы просто не чувствовать себя одинокими, но не более. Алиса называла их попутчиками в своем поезде жизни. Он гнал на всей скорости, не замечая остановок и пассажиров. Казалось, они сходили на своих станциях прямо во время движения.
Но вдруг поезд решил остановиться. Через год, в день своего рождения, 15 февраля, девушка с огненным темпераментом, рожденная суровой российской зимой, попала в аварию с очередным своим попутчиком. Врачи говорили знакомым, которые ее привезли в больницу: то, что она дышит – большая удача. Но тем знакомым было, в общем-то все равно. Не умерла и ладно, тюрьма не светит. Жизнь Алисы по-настоящему не волновала здесь никого из тех, кого она знала. Даже ее саму. Врачи говорили ей какие-то названия лекарств, терапии, которую покроет страховка, а в ее голове крутились одни и те же мысли: «Боже, быстрее бы сдохнуть».
Боль заставляла вспомнить ее, в каком теле она жила. Существовала, вернее. Съеденные в кровь ногти болели каждый раз, когда она пыталась вцепиться ими в простыни, а потрескавшиеся губы горели огнем, когда ей давали лекарства. Противовирусные, обезболивающие – ей было все равно. Алиса была готова выпить бутылку водки залпом, потому что знала, что не почувствует ничего. Тело? Физическая боль конечно пройдет. Не завтра, так через неделю, как это обычно бывало. А вот зияющую дыру где-то в глубине, что затягивала все ее мысли о будущем, словно в бездну, физическая боль никак не затрагивала.
Она бы бежала и дальше вперед – от себя, да только больше не могла. Она снова считала расстояния не километрами на Яндекс.Картах, а от кровати до туалета. Пять, восемь, нажать кнопку вызова медсестры… Ведь день ее теперь измерялся всего в тридцати шагах, и умножался на количество дней в месяце. А дыра затягивала и затягивала всё дальше. Алиса убегала тогда, год назад, прежде всего, от самоубийства. Но теперь она все чаще смотрела на ножницы, которыми медсестры отрезали старые бинты во время перевязок. И «Дура!...», «Какая это профессия!...», «Ветер в башке!...» кричали всё громче из бездны.
Когда Алиса перестала открывать шторы в палате и все чаще отворачивалась к стене, одна из медсестер, которая ухаживала за ней каждый день, не выдержала и с первыми лучами неожиданно начала:
- Милочка, ну что же ты! Молодая такая, а сама себя губишь! Посмотри из каких ситуаций старики выкарабкиваются, с того света! Тебе что, жить не для кого?
Алиса ухмыльнулась так, будто в ее костер подкинули только что самые сухие дрова, и искры разлетелись с новой силой.
- А вот если и не для кого? Если даже для себя не хочу, тогда как? – нарастающая ярость и непонятливую старушку с судном в руках вдруг подняла Алису в сидячее положение в кровати. – Тогда как?
Казалось, она впервые задавала эти вопросы той, кому за это долгое время было не все равно. И хотелось плакать.
Старушка на секунду задумалась, оглянулась в окно, помахала кому-то рукой и спешно вышла из палаты, продолжая махать руками. Прошло долгих пять минут. Алиса уже начала себя обвинять себя в слабости перед чужим человеком и шагом в сторону от первоначального плана «Вот бы сдохнуть!». Но в дверях вдруг появилась медсестра-старушка с огромной черной коробкой в руках, инвалидной коляской и ещё одной женщиной в очках.
- Здравствуйте, Алиса, - начала она на чистом русском. – Меня зовут Ханна, я переводчица для русскоговорящих пациентов в нашей больнице. Роушанаван, - она показала на старушку-медсестру, - попросила ей помочь Вам объяснить некоторые моменты. Она посчитала, что так будет проще.
Роушанаван передала Ханне черную коробку и подкатила коляску к кровати Алисы, приглашая ее пересесть. Алиса хотела спросить, куда, но потом протянула обе руки и с помощью женщины пересела. «Если сейчас не вытянуть себя из этого, то уже никогда!», - мелькнула у нее мысль.
Они спокойно вышли из больницы и пошли по длинной парковой аллее. Роушанаван катила коляску, Ханна шла рядом, а Алиса пыталась вспомнить, когда солнце стало светить так ярко, а птицы – петь так громко. Но Роушанаван прервала эту спокойную прогулку:
- Скажи-ка, милая, что бы тебе хотелось сказать самой себе? Неважно, сегодня, завтра или десять лет назад? – этот вопрос застал Алису врасплох.
«Что я могу убежать от всех проблем», «Мне вообще ничего не страшно!», «Мир рухнет, а я останусь, смелая и бесстрашная», «Мне вообще никто не нужен»… Внутри ее собственный голос стал кричать громче тех, из бездны. А старушка, казалось, и не ждала ее ответа вслух. Она чувствовала, как напряглись плечи Алисы и сжались пальцы.
- А чтобы ты делала, если ни от кого и ни от чего на свете не нужно было бежать? – продолжала женщина, а Ханна переводила ее слова на русский.
- Сделала бы три шага назад, - неожиданно отозвалась девушка.
Каждый раз она делала двенадцать шагов до раковины, но именно на три шага назад лежал ее любимый махровый коврик, который грел пяточки после сна. Восемь ступенек на школьной лестнице, но именно на пятой было нацарапано: «А+А = дружба на века», ее любимая подруга Алевтина, с которой не разговаривали, кажется, сто лет. Триста шестьдесят шесть – до ближайшего от дома магазина, а триста шестьдесят три – до первого поцелуя со вкусом ванильного мороженого, там же, под козырьком.
- Три шага назад…. – повторила медсестра. – Хорошо.
Они остановились у ближайшей лавочки и она забрала у Ханны большую коробку. Только теперь Алиса разглядела надпись и спросила у переводчицы, что она значит.
- Похоронное бюро, - кивнула она на коробку. Сама не веря этой фразе, она повторила. – Похоронное бюро «Всё включено».
Роушанаван тем временем доставала из коробки деревянные досточки и черный маркер.
- Сколько? – спросила она, не поднимая глаз из коробки. – Сколько досок нужно, чтобы уместить всю твою боль?
- Шесть, - без колебаний ответила девушка, - как у гроба.
Женщина протянула ей шесть небольших досочек и маркер.
- Пиши про ту, которую хочешь оставить навсегда. Ту, которая забрала у тебя столько энергии. Она прожила с тобой боль, как умела. Но теперь пришло время с ней расстаться. Похоронить.
Алиса взяла маркер в руки и уверенно начала писать про эту себя, которая концентрировалась только на негативном. Слышала только боль, скандалы, обидные слова и ругательства. Все они создали бездну, которую она теперь закрывала в гроб.
Когда самодельный гроб был исписан, Алиса с яростью забила в него гвозди, возрождая тем самым свою пылкую энергию, которая всегда поддерживала в ней жизнь. Наклеила какие-то смешные стикеры и даже нарисовала узоры рукой тату-мастера. «А папа говорил, не пригодится!»
Все «стройматериалы» собрали обратно в коробку и двинулись дальше по тропинке, теперь в тишине. Алиса держала в руках гроб, в которую похоронила свою прошлую жизнь и как будто продолжала выговаривать в кусок дерева всю свою боль.
Через несколько минут дошли до небольшого ручейка, скрытого глубоко в деревьях. Вода бежала почти так же быстро, как Алиса бежала от той жизни, с которой, наконец, встречалась.
Роушанаван и Ханна помогли Алисе подняться с коляски и посадили прямо к реке. Медсестра села рядом с ней и сказала одно слово. Слово, которое Алиса ждала столько дней и месяцев, но до сих пор об этом не знала. Сказала: «Отпускай».
И вода понесла маленький деревянный гробик вниз по реке, забирая, утягивая с собой всю бездну из души. А там, где была дыра, Алиса почувствовала, как бьется ее сердце. Сердце, которое хочет чувствовать любовь и счастье. В той новой жизни, где она будет не только бежать вперед, но и делать свои лучшие три шага назад – ведь там так много радости и теплой ностальгии.
Пока слезы бежали по шекам Алисы, словно потоки реки, она повернулась к улыбающейся Роушанаван и Ханне:
- Действительно, «всё включено». Похороны, поминки… И воскрешение тоже.
Автор текста - Александра Резникова. Все персонажи выдуманные, все совпадения случайные.