(начало книги, предыдущая часть)
Часть 13. Кодовая книга рядового Портного. Продолжение - миссия завершена.
Большинство клиентов кафе были мелкими торговцами икрой и рыбой, толстый и самодовольный полицейский, довольно подкручивал черный ус удобно развалившись на скамье в углу зала и вряд ли был кем-то иным, а полная, чересчур надушенная дама с прической в кудельках и в ярком платье с глубоким декольте слева от меня казалась без сомнения простой сводницей.
Внезапно, у меня опять участился пульс, я ещё внимательнее сосредоточился на происходящем вокруг. Наконец мое внимание привлек сам Кундурис, и теперь я внимательно наблюдал, как он аккуратно украшает олеографические портреты царей, размещенных на стенах, разноцветными бумажными флажками.
В этот вечер был «Зеленый праздник», называемый по-местному Ки́рие эле́йсон, традиционное греческое празднование, когда золотое обручальное кольцо и серебряное сердце Богоматери Лаванды предлагалось мертвецам Азовских степей, а вся греческая община Таганрога весело праздновала это событие.
Флаги, насколько мне было известно, развешивались в городе повсюду; тем не менее, было что-то необычное в тех крохотных флажках, что держал и прикреплял Кундурис, и я нетерпеливо размышлял о том что же меня зацепило в такой простой и обыденной вещице, как флажок. Чтобы иметь возможность наблюдать самому и не привлекать при этом стороннего внимания, я достал серебряную табакерку, бывшую частью моего образа преуспевающего торговца икрой. Это была неприметная вещица, а постоянная полировка превратила ее в мощное «шпионское зеркало» с четким и резким отражением, особенно при хорошем освещении.
В зеркало я увидел, как Кундурис воткнул красный флажок в ближайшую ко мне раму для олеографии. Сам флаг был треугольной формы и имел тонкий проволочный стержень-древко, который и привлек мое внимание, а затем вызвал возбужденный трепет. Я, наконец, понял: древко флага представляло собой провод Гейнзеля-Рауба, который, будучи вставлен в провод телефонной цепи, автоматически предотвращал звонок аппарата и при слабом токе направлял вызов на аналогично оборудованный шпионский телефон без ведома звонившего.
Не сводя глаз с импровизированного зеркала в руке, я прокрутил в уме хитроумную схему. Я видел, как грек прикрепил остатки своей коллекции флажков к косяку кухонной двери, а затем вернулся на свое кресло под триптихом святых. Затем, еще раз постучав счетами, он пристально посмотрел в мою сторону, что для меня было, пожалуй, самым тяжелым испытанием. Что-то коварное и расчетливое, злобное и чрезвычайно хитрое скрывалось в карих глазах этого человека, и его небритая челюсть, казалось, даже агрессивно выступала вперед. У меня было сильное желание встать и выйти из-за стола, но, взяв себя в руки, я равнодушно посмотрел в окно и слегка изменил позу.
Когда я снова обернулся, то увидел, что грек куда-то ушел. Может быть, его исчезновение как-то связано с тайным телефонным звонком? Я встал, как ни в чем не, бывало, прошелся по кафе и остановился перед дверью в комнату, которая предназначена для карточных игр, рядом с пустынным вестибюлем. Где-то совсем близко электрическое пианино заиграло популярный марш, и сквозь эту музыку мои уши уловили еще кое-что. За закрытой дверью карточной комнаты послышался странный скрежет, как будто ржавое железо скреблось о камень. Я попробовал открыть дверь комнаты, но, вопреки строгим полицейским правилам, предписывающим держать двери в кафе открытыми я обнаружил, что она заперта.
Из нагрудного кармана я достал маленький служебный детектоскоп, снабженный линзами величиной с рыбий глаз, и с величайшей осторожностью вставил удобное маленькое приспособление в крохотную дырку диаметром менее четверти дюйма в одной из верхних дверных панелей. Я повертел линзу, настраивая видимость, пока не увидел темные очертания комнаты внутри, с черным пятном тени по центру. Держа руку как можно ровнее, я настроил двойной круговой рефрактор на девяносто шесть градусов, то есть чуть больше четверти окружности. В результате показался стол, люк в каменном полу и несколько олеографий на стене. Затем, при ста десяти градусах, в поле зрения появились две фигуры, в гротескных пропорциях из-за необычно уменьшающего свойства рефрактора. В одной из них я с удивлением узнал сестру Марианну де ла Коломбьер, одетую в униформу больничной сестры, а в другой - владельца кафе Герасимоса Кундуриса.
Я слегка приподнял детектоскоп и установил объектив на сто двадцать пять градусов. Вместе с тем мне почудилось нечто новое в облике сестры Марианны, присмотревшись я понял, что изменились волосы - серебристо-седого парика и синих очков больше не было и женщина удивительным образом помолодела и напомнила мне одно очень знакомое лицо. В какой-то момент я чуть не вскрикнул, узнав в сиделке никого иного, как молчаливую незнакомку, не так давно спасенную мной из рук Санкт-Петербургского охранного отделения. В руке она держала толстый квадратный конверт официального образца, принадлежащий российским военно-воздушным силам, в котором, по-видимому, и находились украденные чертежи бомбардировщика Сикорского.
Я увидел, что глаза Кундуриса устремлены на конверт с выражением злорадного торжества. Быстро отступив назад, я бросился на дверь и, выломав ее, с треском влетел в карточную комнату. Споткнувшись, я упал на колени, а когда поднялся, шпионы уже исчезали внизу, в открытом в полу люке, пытаясь быстро скрыться.
Сверкнула яркая вспышка, которая ослепила меня на мгновение, раздался выстрел, но знакомый звук подействовал, как ни странно, успокаивающе. Я быстро выхватил револьвер и не целясь, выстрелил в ответ, и бросился без раздумий в люк вслед за ними.
Миновав короткую, шаткую лестницу я оказался в кромешной темноте, а впереди едва различимо виднелась черная дыра тоннеля.
Споткнувшись о железный брус, я тут же наткнулся на груду камней, и сообразил, что два шпиона, бежавшие впереди меня, уходят по древнему каналу канализации как единственно возможному пути отхода к пустынным песчаным дюнам в миле от Азовского моря. Несколько мгновений я только и делал, что мчался в темноте, ориентируясь на звук шагов, поворачивая то вправо, то влево, следуя за вспышками выстрелов, похожими на лопающиеся красные цветы в каком-то безумном кошмарном сне.
Я бежал, и по мере того, как мои глаза привыкали к темноте, мне начало казалось, что я попал в мир ужасов. Над головой висела глубокая абсолютная чернота. Все казалось чудовищно укороченным и искаженным; путаница труб и деревянных подпорок, кучи песка и зловонные склизкие грибы, иногда из-под ног раздавался противный писк крыс, все проносилось мимо в дикой фантасмагории.
Как я понял, это был главный канализационный канал; место, где, по легендам, когда-то совершались ужасные дела и приносились человеческие жертвы в угоду темным силам.
Когда я добежал до следующего тоннеля с застоявшимся воздухом, шпионы уже исчезали за каким-то огромным песчаным холмом, я попытался обогнуть его и в следующую минуту, мои ноги потеряли опору, и я в ужасе полетел вниз.
На мое счастье, на дне подземной ямы была вода. С сильным всплеском я ударился о поверхность водоема и камнем пошел ко дну. Мои легкие, разрывались от напряжения. Затем, очень медленно, я начал всплывать к заросшей тиной поверхности. Запах над водой стоял непередаваемый, мне повезло еще раз - по счастливой случайности одним гребком я достиг грубой каменной ступени. Цепляясь за нее, я не думал, что становлюсь хорошей мишенью для пули, мне хотелось лишь дышать полной грудью пусть даже и плохим затхлым воздухом. Опасный газ канализации уже начал свое отравляющее воздействие, когда из какой-то невидимой вентиляционной шахты до меня донеслась струя чистого и бодрящего сквозняка, а вместе с ней я услышал слабый звук поспешно удаляющихся шагов.
Собрав все оставшиеся силы мне удалось вылезти из воды. На меня накатывали волны тошноты, я старался поймать живительную струю свежего воздуха, когда где-то впереди послышался женский голос.
Он донесся до меня совершенно отчетливо, как крик горца, эхом отдающийся над пропастью, но я не мог разобрать ни слова. Я замер и подождал, не шевелясь, но больше ничего не было слышно, вокруг наступила абсолютная тишина. Несколько раз я пытался направиться по скользкому спуску, вслед за скрывшимися шпионами, но нервы подводили меня, и я просто не мог идти дальше.
Понятия не имею, как долго я простоял в нерешительности, пока, наконец, внезапно не услышал безошибочно узнаваемый скрежет канализационного люка, освобождаемого из своего металлического гнезда. А в следующий момент раздался крик абсолютного и смертельного страха, закончившийся воплем сильной физической боли. Я догадался в чем дело. Два шпиона, пытаясь добраться до песчаных дюн и моря, открыли не тот люк, выпустив поток из новой городской канализации, шедшей параллельно старой.
Я руками начал ощупывать стены, думая, что зашел в тупик. Но, пошарив немного, мои руки нащупали поворот, и я снова двинулся со всеми предосторожностями вперед, пока не остановился, задохнувшись от внезапного приступа животного страха. Мне показалось, что я нахожусь на кирпичном выступе, и передо мной потоки коричневой грязи наполовину скрывали пустынную полосу песчаных дюн и открытое море.
Я действительно стоял, прямо в проеме канализационного люка, распахнутого на ржаво - красных петлях, на кирпичном выступе, мокром и скользком от выброшенного мусора. В двадцати футах подо мной пенистый грязный поток низвергался в высеченную в скале котловину, где вздымался и хлестал по заросшим мхом стенам. Воздух был спертый и зловонный, и я натянул щелочную защитную маску, чудом уцелевшую во внутреннем кармане моей куртки. Там же был фонарик, который я, наконец, осмелился зажечь. Он рассек тонким желтым лучом странный зеленоватый туман, заполнивший бассейн и пробивал его насквозь синими пятнами. А потом, когда холодный пот заструился по моему подбородку под резиновыми подушечками маски, откуда-то из этого отвратительного ада у моих ног послышался человеческий голос - стон женщины, страдающей от смертельной боли.
С трудом я разглядел фигуры двух шпионов, обмякших и повисших словно пара сломанных марионеток, пойманных колючими крюками канализационного бассейна. По-видимому, крючья зацепили их обоих за колени и, будучи специально приспособленными для удержания падали, пронзили кожу и кости острыми зубьями под давлением потока.
Внезапно со дна котловины донесся зловещий грохот, и газообразный туман закружился вверх к крыше канализации, черной дугой выгибаясь над головой. Торопливо оглядевшись, я отыскал каменные ступени мусорной платформы и осторожно спустился по ним. Мне удалось добраться до двух обреченных фигур.
Женщина, называвшая теперь себя сестрой Марианной, была еще жива, но грек Кундурис был ужасно изуродован и, несомненно, мертв. Сверкающие глаза женщины, сквозь потеки грязи, вонзились в меня, и на мгновение в них вспыхнул гордый огонек. Она, ведь, была не просто шпионкой, но еще и патриоткой.
Я погасил фонарь, и рука сестры Марианны, холодная, тонкая, почти окоченевшая, коснулась моей руки. Я нащупал пальцами толстый конверт и уловил слабый шелестящий шепот немецкого шифра. Только сейчас сестра Марианна назвала мне свое настоящее имя - Анна фон Венц, добавив, что именно ее агент Герасимос Кундурис убил польских авиационных инженеров. Я уже собирался предложить ей свой хлорный пистолет, но смерть положила конец страданиям этой удивительной женщины.
Я поспешил обратно по ступенькам, слишком хорошо осознавая опасность, в которой находился. Выбежав в узкий проход, я бросился в сухой тоннель, который был совсем рядом, и помчался вниз к пологой песчаной дюне на свежий морской воздух.
Выбравшись на высокую дюну, я упал в песок и некоторое время просто дышал свежим морским йодистым воздухом, не замечая ни моросящего дождика, ни прохлады, ни времени. Отдышавшись, я побрел, еле сгибая дрожащие от пережитого напряжения ноги, к станции береговой охраны, находившейся на небольшом расстоянии на берегу. Вдруг я услышал позади ужасающий грохот, оглянувшись я увидел, что рухнуло левое крыло новой городской канализации, ровно то место, откуда я только, что спасся, и превратилось в груду каменной кладки, железа и щепок.
То, что последовало за этим, походило на кошмарный сон с хорошим концом.
Внезапно красные факелы заплясали вокруг меня и после того, как меня посадили в мощную полицейскую машину, мы понеслись в Таганрог. Там меня привели к военному губернатору города генералу Симеону Джапаридзе, который, узнав кто я такой, осведомился, выполнена ли успешно моя миссия. Вместо ответа я достал мокрый и смятый конверт, врученный мне «сестрой Марианной», и положил украденные и благополучно найденные чертежи аппарата Сикорского на стол губернатора.
Генерал Джапаридзе, железный вояка старой закалки, минуту молча держал в руках драгоценные чертежи, а затем молча меня перекрестил. Этот жест, как впоследствии объяснял генерал, был данью уважения агенту, который вслепую забрался в канализацию Ипсилантиса и выжил, выполнив задание.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
