Шел восемьдесят какой-то год — может, пятый, может, восьмой.
Во сне он двигался навстречу маме по нашему длинному коридору — полупрозрачный юноша в длинном белом одеянии наподобие рубахи, освещая себе путь горящей свечой. Был он очень красивый, спокойный и печальный, точно не злой, но мама жутко испугалась, увидев его. Примерзла к полу.
Поравнявшись с ней, гость вскинул руку. На запястье у него… были часы, единственная по-настоящему зримая, вещественная деталь во всем его полупрозрачном облике. Часы были словно из будущего, тяжелые, необычного дизайна, с несколькими циферблатами, где перемигивались красным и синим какие-то огоньки, сигналы, показатели…
Юноша показал эти футуристические часы маме и сказал:
— Ваше время кончилось.
И она поняла, со всей ясностью, что эти слова касаются ее, и ее родителей, но не относятся ко мне, спящей в детской кроватке за дверью соседней комнаты.
Шел восемьдесят восьмой, кажется, год. Кончалась эпоха. И где-то часы, которые, наверное, невозможно по-настоящему увидеть глазами, уже отмеряли время новой.
