Художник любил Южное море. Он изображал Южное море тысячу тысяч раз...
Эта история — вымысел. Потому что в неё не верили даже те, кто видел те события собственными глазами. В какой-то момент люди просто решили: «Так не бывает». А как известно, всё то, во что люди не хотят (либо не могут) поверить — со временем перестаёт быть правдой. Обращается в миф.
Герои этой истории жили очень давно. И очень далеко. Так давно и так далеко, что само Время с трудом припоминает их лица. И совершенно не помнит имён. Говорят, в этом повинны Южное море и Западный ветер. Поговаривают, эта парочка изрядно потрудилась смывая, изглаживая, заметая следы этой истории из памяти поколений. Пока не превратила её в чистый вымысел. А значит этих имён, лиц, губ, рук, слов, слёз просто не существовало. Не могло существовать. Не в этой жизни. Не в этом мире...
Художник любил Южное море. Любил как саму жизнь. Как воплощение переменчивости и непостижимости, но вместе с тем абсолютной наглядности идеала красоты. Как совершенную модель, единственно достойную служения изо всех творческих сил.
Он изображал Южное море тысячу тысяч раз. И всякий раз его картины получались свежими, сильными, исполненными ярких чувств и острого смысла. Да, по необходимости и воле заказчиков ему превосходно удавались иные темы и жанры. Но душа мастера всецело принадлежала искристой глади и пенистым валам. Штормам и штилям. Лунным дорожкам и серебристой пене...
А вот самого́ художника не любили. Откровенно сторонились. Избегали. Не как творца, но как человека. Да, его картины принимались «на ура» и были нарасхват. Но, наградив художника прекрасной душой, тонким умом и прямыми руками, боги, по мнению всех, кто был с ним знаком, явно «пересолили» темперамент мастера. Тепло его души без остатка поглотила страсть к живописи. В быту наш герой был невыносим. Совершенно не умел (да и не стремился) находить общий язык с окружающими. Был остёр на язык, нетерпим к чужим слабостям, обидчив и честолюбив. Высокий и широкоплечий, но с излишне резкими чертами лица и колким взглядом льдистых глаз, он был уважаем, общепризнан, обласкан сильными мира сего. Однако, не имел семьи, не стремился заводить друзей, регулярно доводил до слёз своих учеников, охотно ссорился с коллегами и неизменно играл роль enfant terrible на светских мероприятиях, куда его (на свой страх и риск) всё же изредка приглашали. Из уважения к заслугам и статуса ради.
В конце концов неуживчивая натура подвигла героя нашей истории к аскетичному, почти отшельническому образу жизни. Свой крепкий и просторный дом-мастерскую он возвёл далеко за городской чертой. У самого берега моря. Могло ли быть иначе...
Богиня любила ветер. Тот слушался любого мановения её тонких пальцев. Умел исполнять постоянные и противоречивые капризы. Умел красиво развевать полы легкомысленных одеяний и изящно укладывать блестящие локоны. Улавливал перемены настроения прежде, чем их осознавала она сама. И вторил им без оглядки.
Да, эта Богиня была ветрена. Как и полагается любой уважающей себя богине любви, красоты и вечной юности. Она обожала кружить головы, взметать чувства, возносить очередного поклонника к самым небесам, чтобы затем покинуть его раз и навсегда. Чаще всего — без видимой причины. Без малейших колебаний и сожалений. Просто потому, что ветер её души сменил направление.
Определённо, ей нравилось властвовать. Особенно — над лучшими из лучших. И ужасно раздражали те, кто смел ей наскучить. Смертные, боги, демоны — не суть, мужчины есть мужчины. Она не делала скидок и не давала вторых шансов. Такой её сотворила Судьба. Такой её придумали люди. Чаще всего она и сама не знала, почему поступает так или иначе. Иногда этого не понимал даже Западный ветер...
И вот они встретились. Художник зашёл полюбоваться трудами ученика. Богиня явилась убивать Время. Его никто не звал и не ждал. Её пригласил организатор выставки, намереваясь поразить воображение красавицы и тем завоевать её симпатию. Вокруг неё буднично вилась толпа поклонников. Она дежурно блистала, скрывая скуку за безупречной улыбкой. Он (как и всегда) был одинок, но вполне доволен, видя отражение собственного таланта в полотнах юного коллеги.
И вот их глаза повстречались. Лазурит полуденного неба заглянул в глубины предзакатного моря. И (внезапно) не обнаружил там ни огня мужского желания, ни вихря душевного смятения, ни даже тени привычного восхищения. Лишь быстрые взблески рыбок-мыслей да лёгкую зыбь иронии у самой поверхности сознания.
Ирония!? Почему?!
Она остановилась. Она обернулась. Она была обижена и удивлена. Лёгким ветерком ускользнув от камарильи поклонников, она встала прямо перед ним. И снова поймала его взгляд. Неотразимо прекрасная в гневе. Искренне заинтригованная, впервые за очень, очень и очень долгое Время...
«Покорись!», — приказали глаза Богини.
«С чего бы?», — усмехнулись в ответ его «стальные моря».
«Разве я недостаточно хороша!?», — гневно вопросила лазуритовая бездна.
«Для прочих — возможно. Для меня — нет», — прищурился Художник.
«Тебе не нравится этот образ? Он напоминает тебе нечто неприятное? Я могу принять любой иной. И в любом облике буду совершеннее всех земных женщин, что живут, жили и будут жить под солнцем и небом. Или ты не любишь женщин? Быть может, ты испугался меня, Художник? Ведь ты догадался, кто я, не так ли?»
«Да, я узнал тебя. Тебя трудно не узнать. И да, ты совершенна. Кто спорит. Просто ты не в моём вкусе, Богиня. Так бывает».
«Покорись мне. Влюбись в меня. Сейчас же!»
«Нелепо. Зачем тебе скромный художник? У твоих ног — тираны и гении, ты меняешь судьбы мира, ты повелеваешь самим Ветром, даже Время не властно над тобою. Чем помешал тебе мой одинокий путь? Обернись: тебя ждут, к тебе тянутся, тебе посвящают все сокровища мира. За тебя с радостью пойдут на подвиг и подлость, в ад и в рай. Твоя коллекция мужских сердец не обеднеет без моего. Утешься и ступай своей дорогой, навстречу очарованным тобою. Я не из их числа».
«Ты — воздух. Просто ветер. Воплощение обмана. Ты — пустота, меняющая форму, но остающаяся просто пустотой. Да, море тоже может быть капризно и жестоко, зато пустым, бесцветным, невесомым — не бывает никогда! И не меняет берега, как модница — перчатки. В нём есть своё неповторимое очарование во всякую погоду, в любое Время, для любого человека. Есть загадка. Хинт. «Изюминка». В тебе же, о Богиня, таковой не вижу. Извини».
Уязвленная, разгневанная, обескураженная, красавица покинула выставку. Город. Побережье. Укрывшись в мраморных чертогах на вершине белоснежных гор, принялась составлять план. Изобретать верный способ завладеть сердцем Художника. Дабы затем разбить его вдребезги! И насладиться метафизическим хрустом осколков под ногами. Полюбовавшись, как едкую иронию в его глазах заменит море горьких слёз.
Море... О да, она непременно заставит мастера возненавидеть Южное море! За то, что по глупости предпочёл его ей. И пусть все до единого узнают историю её мести! Пусть люди назовут это глупое море её прекрасным именем. Право слово, на меньшее она не согласна...
С тех пор жизнь Художника заметно изменилась. Ему то и дело стали встречаться донельзя темпераментные поклонницы. Принялись напрашиваться в ученицы девушки, которых прежде не видели в этих краях. От натурщиц натурально не было отбоя. А юных заказчиц, желавших получить портрет его кисти, объявилось так много, что всякий иной мастер на его месте был бы вне себя от счастья.
Что примечательно: все они выглядели по-разному, имели разный характер, судьбу, интересы, взгляды на жизнь, разнились типажом, происхождением, манерами. Но всякий раз, немного пообщавшись с новой девушкой, герой устало закатывал глаза и произносил одну и ту же фразу: «Я узнал тебя, Богиня; пожалуйста, прекрати!» И всякий раз оказывался прав.
Иногда он добавлял, что она ведет себя глупо. Пытался увещевать, прося оставить попытки покорить его сердце. Ну а когда «случайные» встречи участились до смешного, стал замыкаться пуще прежнего. Хотя казалось бы — куда уж дальше... Вовсе перестал появляться в городе. Почти не выходил из дома, посылая за едой и красками только самых доверенных учеников.
А она наблюдала, размышляла, пробовала. Лёгким ветерком проникала в его мастерскую, тщась разузнать побольше о своём обидчике, найти изъян в броне его души, дабы придумать оптимальное обличие, продумать образ и предлог для встречи и нанести очередной удар. Но всякий раз — безрезультатно.
Довольно скоро гнев её сошёл на нет. Сменился недоумением, в свой черёд растворившимся в симпатии. Оказалось: нелюдимый мастер тратил едва ли не всё что имел на помощь начинающим художникам, музыкантам, поэтам. Да и просто помогал землякам, попавшим в беду. Причём делал это тихо и анонимно.
Выяснилось: ужасная репутация, тяжёлый норов и ядовитая манера общения были только масками, скрывавшими большое сердце. Но для чего Художнику понадобился этот панцирь?..
В конце концов Богиня узнала самый главный секрет великого живописца. И поразилась своему открытию. Оказывается, много лет тому назад морской пейзаж, написанный её обидчиком, вызвал жгучую ревность самого бога искусства! Златокудрый небожитель прикинулся странствующим живописцем, явился в Город и бросил Художнику вызов. И проиграл. Надолго став посмешищем для прочих небожителей, проведавших о том.
Он проиграл прилюдно, наглядно, несомненно.
Да, его марина была изысканна и совершенна. Ни дать ни взять — объёмный оттиск волн и скал, похищенный у Вечности, перенесённый в плоскость, заключённый в раму. Зато на полотне Художника море представало настоящим. Написанным легко и обобщенно. Неумолчным, бескрайним, манящим, тысячеликим, рождающим мечты и будущие воспоминания. Разным для всякого нового зрителя. Задевающим струны каждой души. Извлекающим мелодию чувств из всякого открытого сердца. Нечеловеческая точность пейзажа небожителя банально «потерялись» рядом с вдохновенным посланием мастера. Предстала вычурной, бессмысленной, пустой.
И тогда злонравное божество прокляло Художника. «Отныне и впредь, до скончания земного века, да будешь ты, о смертный, любить лишь это море! И раз уж всем вокруг так нравятся твои пейзажи — наслаждайся! Теперь ты будешь видеть смысл жизни только в них!»
Светловолосый мастер изрёк эти слова — и растворился, будто тени в полдень. А юный (тогда ещё) Художник остался недвижим, окружённый вмиг притихшей, разом отшатнувшейся толпой...
С тех пор он перестал походить сам на себя. С каждым прожитым днём всё более замыкаясь, мрачнея лицом, охладевая к любимой девушке, к друзьям и близким, к прежним планам и мечтам...
Глаза ясноокой богини подвернулись пеленой слёз, едва Западный ветер закончил шептать ей на ушко эту историю. Признаться, она и так уже изрядно утомилась, пытаясь подобрать волшебный ключ к сердцу мастера. Ей даже стало казаться, что она и правда действует глупо и выглядит смешно (да неужели?). Прежняя злость и так уже сменилась на искренний интерес к сильному духом человеку. Теперь же выяснялось, что этот человек сумел противиться фатуму, оставаясь хорошим наставником, добрым другом и нестяжателем вопреки проклятию. Разлюбив всё и вся вокруг — остался верен принципам.
К тому же ей самой не раз случалось терпеть назойливые приставания Златокудрого божества. Тот периодически волочился за нею напропалую, не давая житья и прохода. Распуская то руки, то сплетни; заставляя метаться испуганной ланью по горам и долам, спасая остатки душевного комфорта и репутации среди иных небожителей. Лишь грозный окрик верховного владыки Громовержца останавливал назойливого ухажёра...
И вот теперь, теперь, когда смолкли последние отзвуки рассказа Западного ветра, она чувствовала, как нечаянно поменялась местами с злокозненным демиургом Искусства. Стала не источником вдохновения, а новым проклятием для несчастного мастера. Возжелала его как трофей, начисто позабыв, что таким же трофеем временами бывала и сама!
Вот только Художник ни разу не бранил и не стыдил её громко и прилюдно. А если и смеялся над её волшебными манёврами, то беззлобно. Как над расшалившимся ребёнком...
Выходит, она искала мести, а обрела родственную душу. По человеческим меркам Богиня была всесильна, но в тот день она впервые за многие века задумалась
Задумалась о том, что ни разу не сделала никого счастливым просто так. По зову сердца. Что всегда взимала ту или иную форму платы за свою любовь, «сравнивая счёт» благих и злых деяний. Страшась прослыть зависимой и слабой. Стать уязвимой, утратив часть божественной сверхсути. Страшась стать тяжелее воздуха, медленнее ветра, материальнее чужой мечты о себе самой...
А вот Художник раздавал себя всему миру. Миру, в котором для него самого осталось только Южное море. Но и им он спешил делиться с другими, без устали творя чудесные картины и раздавая заработанное бедным. И пусть его облик, речи, манеры отталкивали людей, зато душа была распахнута для них настежь.
«Неужели я и в самом деле мираж? Просто дрожь тёплого воздуха в холодном небе? Пуста? Бессмысленна? Не может быть!! Или всё же может? Но почему я просто не брошу эту глупую охоту на того, кто даже не убегает? Потому что мы совершенно различны? И мне не хватает того, что есть у него?..»
Она вновь пропадала в его одиноком доме на берегу моря. Но уже не шпионажа ради. Тихонько наблюдая. Понимая. Наполняясь. Любуясь. Влюбляясь! Сладко и безнадёжно. До самой глубины души. Подумать только: у её невесомой души обнаружилась глубина. От её рук теперь исходило тепло. В её улыбке поселилось смущение, а во взгляде — надежда. Да, так не могло быть. Но так было.
Она начисто позабыла посещать светские рауты и теистические церемонии в честь любимой себя; но вот что странно: в те времена на Земле стало не меньше, а больше счастливых влюблённых! Больше не слушала сплетни других божеств; но вот что примечательно: никогда не чувствовала себя увереннее. Статус? Ранг? Игры на чужих чувствах? — долой! Она не желала более служить частью блистательного двора бессмертных. Что толку в блеске холодной, скучной межзвёздной Вечности, если она отвечает на щелчок ногтя хрустальным звоном пустоты? Зачем быть Богиней, если можно наконец-то быть Женщиной?
Она пришла к нему в дом, приняв облик той самой девушки, которую Художник давным-давно забыл и оставил по прихоти Златокудрого бога. Погрузила весь город, всё побережье, всю округу в сладкий сон, дабы никто не смел им помешать. Не слушая протесты Художника, коснулась его губ своими — и проклятие пало. Он узнал её и на сей раз, но на сей раз не прогнал. Потому что понял, Что она для него совершила и Чем заплатит в итоге. Нет, ему не рассказали об этом Южное море или Западный ветер. Он просто почему-то это знал...
Они прожили вместе то ли долгих, то ли слишком коротких _дцать лет. Она любила его всей душой. Он же так и не сумел полюбить её по-настоящему. Так бывает. Но ей было плевать. Им на двоих с лихвой хватало её огромного чувства, как порою путникам в горах хватает одного плаща на двоих, чтобы переждать под ним морозную ночь.
Она была счастлива. Он, пожалуй, тоже. Кто из мужей не был бы счастлив обладать самой прекрасной женщиной по эту сторону Млечного пути? Она добилась своего, став его музой. Он добавил к своим неизменным маринам её дивные портреты. И потом, жанровые зарисовки и городские пейзажи, чем донельзя удивил и обрадовал добрых горожан и своих учеников. Он научил её быть слабой, милой и робкой. Да, оказывается, богини этого не умеют. И им иногда приходится этому учиться. А она подарила ему двух славных малышей. Они не расставались ни на один день. Они почти не разнимали рук...
И всё же день их расставания пришёл, ибо художник был простым человеком. Она знала дату его ухода, ибо была богиней. Боялась её как огня и всячески отдаляла. Взлетая единым порывом ветра в приёмную залу Верховного божества, повелителя гроз и бурь, она в тысячный (но уже в последний) раз умоляла его спасти Художника. Но даже Громовержец был бессилен изменить заведённый Судьбой порядок вещей. Она говорила с самой Судьбой, но что толку в разговорах с безумной? Она умоляла само Время, и слёзы на её прекрасных глазах разжалобили бы даже камень, но увы. Время — твёрже камня.
Говорят, это был их последний разговор. Она гладила его седую голову, а в его взгляде больше не было стали...
«Так в чём же была моя «изюминка», любимый?»
«В твоей уязвимости. Став человечной, ты стала прекраснее собственной ипостаси Богини. Ты стала Женщиной. Ранимой, доверчивой, живой. Красота — это не абсолютная гармония, родная моя. Красота — это хрупкость гармонии.»
«Как вечно бегущая, но и вечно разбивающаяся о берег волна?»
«О да, родная. Именно так».
Когда, не помня себя от горя, она покидала высокий чертог, чтобы сказать последнее прости своему возлюбленному Художнику, Громовержец призвал ближайших подданных на тайный совет. Решение совета было скорым и единогласным.
— Она больше не может быть богиней любви. В ней стало слишком много человечности.
— Она погрузится в траур по своему человеку, и мир смертных — вслед за нею. Любви и красоты в подлунных владениях станет намного меньше. А значит и людей станет намного меньше. Наши алтари опустеют. Мы станем слабее.
— Она позорила нас слишком долго! Её интрижка не просто затянулась, но прямо нарушила ествественный ход вещей! Я всегда говорила, что это опасно!
— Скоро Богиня любви не сможет больше странствовать по миру. Ветер совершенно перестанет слушается её, ведь она перестанет его понимать. Она больше не сможет летать. Её чувства теперь слишком тяжёлые, слишком материальные.
«Значит, все согласны? Тогда вариантов нет. Соберите нимф, выберите среди них новую Богиню любви и красоты. И в этот раз (тут владыка грома возвысил глас, и по залу ощутимо пронёсся запах близкой грозы) пусть это будет максимально самовлюблённая девица! Без единой крупицы человечности! Всем ясно?»
— Ясно. Но ведь это означает, что кто-то должен пойти вниз, и..?
— Я сам! Я сам спущусь к ней... Цените это, родственнички. Всю грязную работу всегда выполняю я сам. Чтобы Ваши нежные руки оставались чисты...
Приняв облик мрачного верзилы-наёмника, он терпеливо ждал, пока толпа горожан простится с Художником. И пока с ним простится бывшая Богиня. Терпеливо ждал, когда она отправится к пустынному пляжу, столь милому сердцу её мастера. И лишь затем приступил к «работе», восстанавливая пошатнувшийся миропорядок во вверенном ему самой Судьбой подлунном мире.
Мелькнула молния. Вторая. Пятая. Она не сопротивлялась. Впрочем, и не могла бы. Но даже её покорность не облегчала задачу Громовержца. Развоплотить бессмертную суть богини, в которую верили миллионы людей — дело не из лёгких. Даже для могучего верховного божества. Говорят, такой грозы над Южным морем не случалось много веков. И никогда, ни до, ни после, над ним так жалобно и безнадёжно не выл Западный ветер...
Довершая небывалое, над берегом, городом, горами и долами пронёсся ураган, пришедший с запада. До основания разрушив храм Богини красоты. А пришедшие ниоткуда валы Южного моря затопили берег, начисто смыв само воспоминание о доме великого Художника...
Пожалуйста, не огорчайтесь, дорогой читатель. Ведь вся эта история — вымысел. Потому что в неё не верили даже те, кто видел её героев своими глазами. В какой-то момент люди решили: «Так не бывает. Богиня не может любить человека. Человеческое искусство не может покорить абсолют. Поспорить с совершенством». А как известно, всё то, во что люди не хотят (или не могут) поверить — перестаёт быть правдой. Обращается в легенду. Значит — ничего из рассказанного выше никогда не случалось. Даже если было на самом деле.
Автор: Лёля Городная
🎯 Вы прочли этот рассказ — спасибо. Вы поставили «палец вверх» — спасибо. Вы написали комментарий автору — спасибо. Вам понравилось, Вы подписались и вернулись вновь на канал, чтобы вместе познавать русскую и мировую живопись, читать авторские статьи и рассказы — большое спасибо!