Три года назад муж Татьяны Солдатовой стал сомневаться в том, что жена родила дочь Свету от него и прошёл ДНК-тест с девочкой — выяснилось, что отцовство исключено. Солдатова устроила в лаборатории скандал, а потом сама сделала тест: оказалось, что и она не мать Светы. Татьяна нашла Ларису — женщину, которая родила Свету и воспитывает Юлю, биологическую дочь Татьяны. Теперь их семьи связывает сложная дружба, в которой хватает недоверия и ревности. При этом Света знает, что Лариса — её биологическая мать, а Юля считает Татьяну очень дальней родственницей. Каково это — впервые увидеть свою дочь и не иметь права её обнять, Татьяна рассказала «Базе».
Примечание: имена детей и мужа Татьяны Солдатовой изменены по её просьбе. Семья, где воспитывается биологическая дочь Татьяны, отказалась общаться с «Базой», их данные изменены для сохранения анонимности.
28 недель
Скорее всего, всей этой истории не случилось бы, если бы летом 2012 года обменка Татьяны Солдатовой, которая тогда ждала своего второго ребёнка, не завалилась вглубь шкафа. Обменная карта, она же обменка, — это медицинский документ, который выдаётся при постановке на учёт по беременности и содержит результаты всех необходимых анализов.
Татьяна жила в Павловском Посаде, но рожать собиралась в московском роддоме. Но ночью на сроке 28 недель начали отходить воды, пришлось собираться впопыхах, лететь в ближайший роддом — Павлово-Посадскую ЦРБ, где выяснилось, что обменную карту случайно оставили дома. Татьяна пыталась объяснить врачам, что сдала все анализы, но её положили не в обычное отделение, а в инфекционное — туда обычно попадают беременные, которые не стояли на учёте. Роды произошли не сразу, врачи пытались сохранить беременность. Татьяна хотела уехать в роддом в Москве, где собиралась рожать изначально, — но там отказали, узнав, что она лежит в инфекционке.
Через неделю Татьяна родила дочь, Светлану. Вес — кило сто. Младенец был в тяжёлом состоянии. Сразу после рождения Татьяне показали девочку, но она смутно запомнила её черты: «После родов состояние никакое».
Ребёнка положили в кувез (камера из прозрачного материала, где поддерживается необходимый для ребенка микроклимат. — Прим. Baza), Татьяне даже не разрешили к нему подойти, аргументируя это тем, что она из инфекционного отделения. Дали только посмотреть на дочь с расстояния метра в три — от входа в палату. Так как ребёнок был в тяжёлом состоянии, из обычного роддома её должны были перевезти в стационар, где есть отделение патологии новорождённых, — место нашлось в Королёве.
Свету должны были перевезти 15 августа, но у неё остановилось сердце. Девочку спасли, но перевод в стационар отложили на день. Из-за этого получилось, что в один день с разницей в пять с половиной часов в Королёвскую городскую больницу поступило два сильно недоношенных ребёнка в тяжёлом состоянии — Светлана Солдатова весом 1100 граммов из Павловского Посада и Юлия Митрохина весом 1200 граммов из Лобни (город изменён).
«Свету перевозят на скорой, я лечу вслед за скорой в Королёв. По приезде меня встречает лечащий врач, я умоляю, чтобы меня положили с ребёнком. Мне говорят: “Нет, сейчас нельзя, вот когда она будет стабильная, мы вас вызовем”. Я просила посмотреть ребёнка, меня не пустили. Через неделю меня вызвали, подвели к кувезу. Было какое-то внутреннее чувство: “Она какая-то не такая, другая, не как была в Павловском Посаде”. Я даже не могла понять почему — просто какая-то другая. Я помнила, что она родилась с длинными волосами, но я знаю, у детей есть такое свойство, что этот пушок выпадает. Меня это сбило. Мне медсестра сказала: “Что вы хотите, обычные дети меняются, а такие тем более”», — вспоминает Татьяна, красивая аккуратная женщина с правильными чертами лица. Во время нашего разговора Татьяна не плачет, но серые глаза то и дело становятся влажными.
При этом у Татьяны и мысли не было о подмене: «Ты борешься за жизнь, ты не думаешь, на кого она похожа, лишь бы дышала».
«Врач на тот момент уже всё поняла»
Как говорит Татьяна, в Королёвской больнице она заметила, что на руке её дочери нет бирки — она лежала рядом с ребёнком в кувезе. Татьяна считает, что детей, скорее всего, перепутали на следующий день после поступления — в этот день обоим детям проводили флюорографию. К моменту, когда Татьяне разрешили навестить ребёнка, она видела уже не свою биологическую дочь. После того как Татьяне разрешили лечь в больницу вместе с ребёнком, она познакомилась с Ларисой. Оглядываясь назад, она понимает, что их как будто бы тянуло к детям друг друга.
«Мы когда с Ларисой лежали, она приходила и говорила: “У твоей дочери такой носик красивый, а вот у моей…” А я: “Ты что такое говоришь, посмотри, какая красотка, как тебе может не нравиться?”», — вспоминает Татьяна.
Она рассказывает, что перед выпиской у ребёнка взяли анализ на группу крови, она ещё удивилась: «Зачем, мы же выписываемся?» По словам Татьяны, в Павловском Посаде у дочери брали анализ на группу крови и резус-фактор — третья отрицательная. При поступлении в Королёвскую больницу — всё ещё третья отрицательная, а при выписке — третья положительная.
При этом второй девочке не определяли группу крови ни при рождении, ни при поступлении в Королёв (определение группы крови — не обязательный анализ, его делают не всем новорождённым. — Прим. Baza). Ребёнку Ларисы сделали анализ только при выписке, как и ребёнку Татьяны. У девочки, которую забрала из больницы Лариса, была третья отрицательная группа крови.
«Я уверена, что врач на тот момент уже поняла», — считает Татьяна.
После выписки она обратилась к педиатру в поликлинике с вопросом, почему в анализах резус-фактор ребёнка оказывается то отрицательным, то положительным. Педиатр уверила, что ничего страшного не произошло, подумаешь, где-то ошиблись. Татьяна подумала: «Наверное, я сама себя накручиваю». Потом Татьяна со Светой попали в Морозовскую больницу с пониженным гемоглобином, там окончательно выяснилось, что у ребёнка третья положительная.
Ребёнок, который ни на кого не похож
«Первый год её жизни я ночами не спала, слушала, как она дышит. Когда лежишь полтора месяца в больнице, знаешь, что такое остановка дыхания, проходишь через это — просто ночами слушаешь, как ребёнок спит», — вспоминает Татьяна раннее детство Светы.
Светлана была вторым ребёнком Татьяны и её мужа Руслана, у них есть дочь Настя, на четыре года старше Светы. И если Настя унаследовала материнские черты, то Света росла, и становилось понятно, что она не похожа ни на кого из родителей. Но и радикальных отличий не было — не тот случай, когда у жгучих брюнетов родился рыжий ребёнок с прозрачными ресницами. У Светланы светлая кожа и серые глаза, как у Татьяны и Руслана, но в чертах лица не было ничего общего ни с одним из родителей. Это замечали знакомые и родственники мужа (и не забывали намекнуть), да и сама Света, которая ещё в детском саду начала говорить: «Мама, я ни на тебя ни похожа, ни на папу. Я знаю, я взяла от всех по чуть-чуть — и самое лучшее». Сама Татьяна не думала о внешнем сходстве: «У сильно недоношенных детей есть свои особенности». Но её смущала какая-то внутренняя инородность Светланы.
«Я считала себя на протяжении многих лет какой-то ненормальной мамой. Старшая дочь — я её чувствую, вижу, понимаю. Это — моё. И вот Света, девочка, которую я люблю, с которой я прошла кучу больниц, но я её не понимаю, и это меня пугает. Я с сестрой обсуждала, что у меня, наверное, что-то с головой после родов. Я её не чувствовала. Она была абсолютно другая. Это на каком-то подсознательном уровне, это не объяснить. Она очень нежная, очень ласковая, прекрасный ребёнок. Но я её просто не понимала», — пытается описать свои чувства Татьяна.
Руслан, супруг Татьяны, со стороны казался идеальным мужем и отцом. Всегда с семьёй. Ездил с женой на каждую встречу выпускников, был не против навестить тещу, не возражал, чтобы подруги Татьяны приходили к ним в гости, во время отдыха на природе большой компанией, пока все мужчины пили пиво, он играл в футбол с детьми.
На другой стороне медали была чёрная ревность. Руслан ездил с Татьяной к маме, чтобы не отпускать её одну в другой район Московской области. Был рад видеть дома её подруг, но запрещал ездить в гости к ним, особенно если подруга не замужем — мало ли кого ещё они пригласят. Приходил с женой на встречи выпускников — вдруг случится интрижка, особенно с тем бывшим одноклассником, который признался, что был влюблён в неё в школьные годы.
«В этом был какой-то плюс, потому что мы были всегда вместе. Турслёты, походы — всегда всей семьёй», — говорит Татьяна.
Из-за запретов почти весь круг общения Татьяны, кроме родной сестры, со временем стали составлять друзья мужа, которые стали общими.
«Муж — из категории безумно ревнивых мужчин. Для них самый страшный страх в жизни — если чужого ребёнка воспитываешь. И вот у такого безумно ревнивого мужчины растёт девочка, которая ни на кого не похожа. Плюс всегда найдутся те, кто будет намекать», — говорит Татьяна.
«Он изводил меня целыми ночами»
Когда Свете было 6 лет, у Татьяны и Руслана родился третий ребёнок, мальчик: «Он был вообще самым долгожданным, муж мечтал, чтобы у него был сын, если бы не он, я бы не пошла за третьим».
В 2020 году очередная встреча Татьяны с одноклассниками запустила новую сильную волну ревности Руслана. Он стал сомневаться, что сын от него. Тайком от Татьяны сделал тест с мальчиком и со Светой. Сейчас Татьяна думает, что Руслан, возможно, ещё раньше сделал тест ДНК со старшей дочерью, потому что в какой-то момент у него были сомнения и по поводу родства с Настей, которые потом прекратились.
В какой-то момент их семейная жизнь превратилась в ад: днём Руслан старался держать себя в руках, чтобы дети ничего не заметили, а ночами ссорился с женой.
«Он изводил меня целыми ночами, не давал мне спать, требовал, чтобы я призналась в изменах. Через две недели, когда он уже довёл меня до ручки, я сказала: “Я так больше не могу. Или ты идёшь делать ДНК, или я ухожу”». После этого он приносит и швыряет тест. А я не знала, что он уже сделал, и не понимала до этого, почему он меня так изводит. Там (в тесте ДНК) куча цифр мелких, я смотрю и не понимаю: “Это что?” Он говорит: “Что тут непонятно, Светлана не моя дочь”. Тогда я была уверена, что это ошибка лаборатории, я приехала в медцентр и устроила там скандал», — вспоминает Татьяна.
Не дождавшись от Татьяны признания в измене, муж попросил её уйти из дома — они жили в его квартире, женщина с детьми уехала к сестре. Потом Руслан приехал, попросил вернуться: «Наверное, он считал, что меня прощает. Говорил, что всё будет хорошо».
Вместе с мужем Татьяна поехала уже в другую лабораторию. Решила сделать тест и на своё родство с Светой — для контроля. Оба результата были отрицательными. Следующую ночь Татьяна прорыдала в трубку сестре, а утром пошла в прокуратуру.
«Земля ушла из-под ног. Несколько месяцев я не могла спать ночами. Первый год был самый тяжёлый. Когда ты, чтобы уснуть ночью, начинаешь пить успокоительные, потом пробуешь коньяк, потом — коньяк с успокоительными. Потом я поняла, что это тупик, а у меня дети, с ними надо делать уроки, отвозить на занятия. Дошла до психотерапевта, чтобы как-то это вынести», — вспоминает Татьяна.
В её отношении к Свете ничего не изменилось, наоборот, она стала ей ближе. Пазл сошёлся, Татьяна поняла, откуда взялось ощущение, что она не чувствует дочь, что Светлана «какая-то другая».
Света — очень сдержанный и замкнутый, но при этом чуткий ребёнок. Татьяна говорит, что дочь всегда старается оградить её от переживаний, как может. Если Татьяна болеет, Света сделает ей чай, бутерброд, скажет младшему брату не беспокоить маму.
«Был случай, она уронила себе булыжник на ногу. У меня старшая дочь приносила домой такие гладкие булыжники, она говорила, что это яйца динозавра. Один раз вечером, когда пошли в душ, я смотрю, у Светланы синяк на всю ногу. А я знаю, что она со мной была весь день, я не слышала ни плача, ничего. И вот она говорит: “Мам, да нормально всё. Я нечаянно уронила. Ну я потерпела. Ты же будешь переживать”. Ей надо оградить меня от переживаний. От неё ничего лишнего никогда не услышишь. Но она очень нежная, обязательно у нас обнимашки-целовашки. У нас в семье все друг друга любят, все любят обниматься», — говорит Татьяна.
У Светланы инвалидность. Татьяна не хочет называть диагноз, только говорит, что «первые семь лет прошли по больницам». Но диагноз из числа «невидимых» — Татьяна не рассказывает о нём в школе и в кружках, где занимается Светлана.
«Он уличил меня, и правда была ему не нужна»
«Когда вышло, что Светлана и не моя, мне показалось, что я хотя бы перед мужем чиста. Но нет, мужчина, который делает тест ДНК, идёт получить ответ, который уже подсознательно хочет, — он не ждёт другого ответа. Он сказал: “Это бред, ты договорилась с лабораторией, у тебя связи, видимо”. Я поняла, что я в тупике. Его родители тоже отвернулись. Для них это было доказательством, что я всю жизнь была неверной женой», — говорит Солдатова.
Несмотря на это, первый год после теста ДНК Татьяна и Руслан продолжали жить вместе и пытались сохранить семью, от которой практически ничего не осталось.
«Ревность только прогрессировала. Если я еду на машине — будет просмотр видеорегистратора. Я должна всегда отвечать по видеосвязи, чтобы было видно, где я, с кем я. Это кошмар на самом деле. Постоянные оскорбления, унижения. Никакой счастливой жизни, что у нас была», — говорит она.
Татьяну сводила с ума мысль, где и с кем сейчас её биологический ребёнок. Одно время она работала бухгалтером в социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних — туда временно помещают детей из неблагополучных семей.
«Может, мой ребёнок сейчас в таком центре, в такой семье? Может, она у алкоголиков? Может, ей надеть нечего, поесть нечего?» — думала она.
Светлана написала заявление в прокуратуру в Павловском Посаде, ходила в полицию, где ей сказали: «У вас же уже есть ребёнок, зачем вы кого-то ищете?» Муж Татьяну никак не поддерживал.
Проверка по делу шла медленно. Наконец выяснилось: подмена произошла не в Павловском Посаде. В ту неделю, что там провела новорождённая Светлана, в роддоме родились ещё трое детей, двое из которых — мальчики. И все дети по физическим данным сильно отличались от родившейся на 28-й неделе Светы, перепутать их было невозможно.
«Когда дело в Королёв попало, там уже быстро, ребята молодцы. Если в Посаде я ждала полгода, пока сделают запрос информации по роженицам, то в Королёве они за два месяца допросили всех и сделали ДНК. Благодаря им я довольно быстро понимала, где моя дочь», — говорит Татьяна.
Солдатова помнит, как уговаривала мужа поехать вместе с ней к следователю в Королёв: «Ты хотел правду знать? Поехали». На полпути Руслан пытался развернуть машину и вернуться домой, добирались со скандалом. У следователя муж, по словам Татьяны, возмущался: «Кого вы ищете, зачем вам это надо?» — подразумевая, видимо, что никакого подменного ребёнка нет, а есть только измена жены.
«Следователь потом ко мне подходит говорит: “Я сам мужчина, я сам ревнивый безумно, но не понимаю этого. Я вижу, что он просто издевается над вами”. Ревнивый мужчина не хочет знать правду. У него своя правда. Ему хотелось уличить меня — он это сделал, и другая правда ему была не нужна». Такие ревнивцы одержимы своей идеей — тем и опасны. А с виду он очень спокойный, интеллигентный, умеет себя вести, общаясь с ним, ты никогда не подумаешь, что он способен на что-то негативное», — говорит Солдатова.
Осенью 2020 года муж Татьяны сделал тест ДНК, а летом 2021 она узнала, где растёт её дочь — ещё до того, как пришли запрошенные официальным путём списки рожениц.
«Я нашла в себе силы приехать в Королёв в больницу. Меня трясло. Врачи на тот момент уже сделали свои выводы, уже в соцсетях нашли нас, показали мне страницу Ларисы. Нашли, но не связались. Я к ним пришла в истерике: “Понимаете, у меня жизнь разрушена, у меня трое детей потеряли отца из-за вашей врачебной ошибки. Вы можете ему сказать, что у вас произошла подмена?” — “Нет, мы этого не скажем”. Ни на суде, ни в личной беседе ни от кого из них даже извинения не было», — говорит Татьяна с горечью.
Во время доследственной проверки врачи давали противоречивую информацию о том, были ли на руках детей бирки. Несмотря на то что уголовное дело по статье «Халатность» не было возбуждено (постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела есть в распоряжении редакции), в ходе следствия были опрошены врачи, работавшие с детьми Солдатовой и Митрохиной, проведены тесты ДНК и подтверждено биологическое родство Татьяны с Юлией, а Ларисы — со Светланой.
Так, заведующая отделением патологии новорождённых Вера Белозерова признавала, что бирки на конечностях детей часто мешают во время медицинских манипуляций, поэтому их просто кладут в кувез рядом с ребёнком. В то же время Татьяна Габлия, бывшая лечащим врачом детей, говорила, что одна бирка вклеивается в историю болезни, вторая — надевается на конечности ребёнка, третья кладётся в изголовье кювеза, четвёртая наклеивается на сам кювез. При этом все врачи утверждают, что все манипуляции, кроме взвешивания, с детьми проводились в кувезах, поэтому перепутать на территории больницы их никак не могли.
«Она молчала, а я в телефон плакала»
Татьяна вспоминает, что не решилась сразу сказать Ларисе правду. Сначала просто позвонила: «Привет, номер твой нашла, как дела? А в моей семье вот такая катастрофа». Татьяна надеялась, что после её звонка Лариса решит сделать тест ДНК со своей дочерью и ей не придётся самой говорить невыносимую правду. Потом Татьяна позвонила ещё раз: “Ларис, а ты не думала сделать тест, вдруг и твою поменяли?” Но Лариса сказала, что её муж, когда она заговорила о ДНК, отрезал: “Даже слышать не хочу, мой ребёнок — это мой”. Через несколько дней Татьяна не выдержала и сказала уже прямым текстом: “Перепутали наших девчонок”».
«Мы с ней очень разные. Если я очень открытая, эмоциональная — мои эмоции мне всегда мешают, — то она очень сдержанная и закрытая. Она молчала, а я просто в телефон плакала, просила сказать что-нибудь. Единственная была фраза: “А ты у меня не заберёшь дочь?” У неё дочь вообще одна, любимый долгожданный ребёнок. Я сказала, что просто хочу наблюдать, как она растёт», — вспоминает тот разговор Татьяна Солдатова.
Татьяна встретилась со своей биологической дочерью только через три месяца после этого разговора. То семья Митрохиных куда-то уезжала, то Юля болела — а может быть, просто Лариса боялась этой встречи и хотела её оттянуть. Наконец Солдатовых пригласили в гости. Татьяна взяла с собой Свету и старшую дочь. По легенде, они ехали в гости к троюродной сестре Татьяны.
«Когда я увидела Юлю, хотелось кричать. Но я понимала, что нет, нельзя. Самое тяжёлое — когда ты видишь свою дочь и понимаешь, что ты для неё чужая тетка, она тебя в первый раз видит. Я не могу обнять её так, как хочу. То есть могу, но зачем, напугать её? Представляете, какая-то тётка к тебе лезет со своими объятиями? Я понимала, что нужно вести себя очень осторожно. Все свои эмоции куда-то заткнуть», — вспоминает Татьяна.
Она боялась, что Светлана и Юля не понравятся друг другу, но они с первых же минут начали болтать, будто давно знакомы. Не хотели расставаться, когда Солдатовым нужно было уезжать. Татьяна говорит, что сложное переплетение генетики и воспитания в чужой по крови семье в итоге привело к тому, что девочки оказались очень похожи друг на друга по манере общения.
С этого момента семьи стали общаться. Девочки гостят друг у друга на выходных, вместе ездят отдыхать.
«У Юли с Ларисой тесная связь, как у мамы с дочкой. Это надо видеть. С нами она одна, а с мамой — другая. С нами Юля такая же, как мы, взбалмошная, она готова везде лететь и бегать. С мамой она более спокойная. Не зря говорят, с кем поведешься. Также Светлана, она очень спокойный ребёнок, но готова с нами везде бежать, а там она другая. И мне кажется, эмоционально она ближе к той семье», — признаёт Татьяна.
Татьяна помнит, как Юля первый раз осталась у них с ночёвкой.
«Утром причёсываешь ребёнка, берёшь волосы — и оно вот твоё. Это неописуемо. Ты чувствуешь разницу — вот любимые волосы одного ребёнка, а вот то, что откликается на каждую клетку твою».
Руслан видел Юлю. Но к этому времени их отношения с Татьяной были настолько разрушены, а ревность настолько пропитала все сферы жизни, что это ничего не изменило.
«Руслан её видел, я думала, что что-то ёкнет. Но он сказал: “Мне никто не нужен”. Это для меня было финальной точкой, я поняла, что больше ждать нечего. Я до последнего надеялась, тогда мне было бы достаточно, чтобы он сказал просто “прости”. Я простила бы и не оглянулась назад. Это было такое предательство. Этот человек был для меня всем, я ему доверяла. Это просто такой удар в спину. Пошли разводы, разделы, суды», — говорит Татьяна.
«Меня просто лишили родительских прав»
В 2021 году Татьяна и Лариса подали гражданский иск к Королёвской городской больнице. Их дело бесплатно вела Екатерина Гордон — Татьяна уверена, если бы не именитый адвокат, их бы «просто слили». Когда делали ДНК для суда, детям говорили, что идут сдавать анализ на коронавирус — это похожая процедура.
«Нас представители больницы на первом суде обвиняли, якобы одна мамочка, чтобы получить здорового ребёнка, поменяла его на другого. Это были настолько невежественные люди, которые не видели таких детей. Никогда не скажешь, кто из таких детей здоров, кто нет. С нами лежал мальчишка — мы все за него радовались, а вот сейчас его нет в живых. От больницы приходила команда, три адвоката, и вот они нас поливали грязью, что мы хотим заработать, для этого всё это сделали», — вспоминает она.
Суды закончились только в марте 2023 года. Согласно решению суда, больница выплатила по миллиону рублей Татьяне и Людмиле.
«Я понимаю, что меня просто взяли и лишили родительских прав, кто-то решил, что я недостойна этого ребёнка. И при этом люди не считают это чем-то недопустимым, для них это бытовуха, никто не думает, что что-то плохое сделал», — говорит Татьяна.
«Мам, я что, приёмыш?»
До результатов теста ДНК Руслан проводил со старшей дочерью больше времени, чем с Светой, которая была младше на 4 года. Но, узнав правду, Руслан, наоборот, стал чаще гулять или водить в кафе Свету, а Настей как будто перестал интересоваться. Татьяна не может это объяснить: «Все его поведение после теста ДНК не поддаётся логике, от слова совсем».
Они ещё жили вместе и старались не ругаться при детях, но в какой-то момент ситуация полностью вышла из-под контроля и скрывать семейную катастрофу уже не получалось. Дошло до того, что когда Татьяна выходила из дома в магазин, муж говорил детям: «Ваша мама пошла к любовнику».
Настя слышала это и какие-то обрывки разговоров, видела, что отец стал больше заниматься с Светой, а о ней как будто бы забыл и сделала свои выводы: целый год Настя думала, что она приёмный ребёнок в своей семье. Татьяна об этом, конечно, не знала.
«Двенадцать лет ты любимая дочь, всё для тебя, любая прихоть, и тут — хоп, всё, до свидания. Дети же всегда складывают какие-то свои пазлы», — говорит Татьяна.
Настя просила рассказать правду, Татьяна пыталась объяснить, что родители просто ссорятся, так бывает. Наконец Настя не выдержала и спросила: «Мам, я что у вас, приёмыш?»
«А она как две капли воды на меня похожа. Я говорю: «Посмотри на себя и на меня. Я, если захочу, от тебя не отделаюсь, — улыбается Татьяна. — Мы плакали и смеялись. Она успокоилась, но всё равно хотела знать правду. Я сказала: “Ты понимаешь, есть правда, с которой жить сложно. Я бы рада сейчас спать ночами и не думать об этом. Я могу тебе сказать, но ты готова жить с правдой, с которой лучше бы не жить?” И она говорит: “Подожди, не говори, мне нужно для себя решить”. И в какой-то момент она сказала: “Что бы там ни было, я хочу знать”».
Узнав, Настя разрыдалась, сказала: «Мама, давай её заберём». К этому моменту Солдатовы уже были знакомы с Юлей. Узнав сама, 13-летняя Настя стала настаивать на том, чтобы рассказать правду и Свете с Юлей: «Девчонки имеют право знать». Татьяна говорила: «Мы стараемся ради них эту тайну сохранить». Настя парировала: «Почему вы, взрослые, так устроены, что за детей решаете, что им лучше? Если бы это касалось меня, я бы тебя потом не простила никогда».
Татьяна считает, что её дети узнали правду, когда были к этому готовы и когда было суждено. На следующий день после разговора с Настей та случайно нашла тест ДНК Светы с отцом — оказалось, что Руслан бросил его в бардачок машины.
Татьяна не могла рассказать правду Юле, потому что Лариса сразу сказала, что не собирается говорить об этом дочери до совершеннолетия. Татьяна уважает этот запрет и признаёт за Ларисой право решать.
«Да, мне тяжело. Для меня тяжело видеть свою дочь и понимать, что я для неё просто тётка. Но, наверное, для Юли лучше, что она ничего не знает. Она — как я, эмоциональна. Я уверена, если бы она узнала сразу, она бы меня оттолкнула, мы бы не смогли общаться, я бы стала для неё плохой. Для неё я тётка чужая — а вдруг я её заберу? Проще закрыться, чем пытаться узнавать, общаться. Это я сужу по своим эмоциям. Она прям ранимый ребёнок, очень ласковый, нежный. Когда она узнает, будет нелегко. Скорее всего, она будет обижена, что ей не сказали сразу. Через это нужно пройти», — говорит Татьяна.
«Думала, что она уже знает»
Свете Татьяна решила рассказать правду под натиском старшей дочери, а ещё — из-за ощущения, что она и так обо всём догадалась.
«Светлана — девочка очень своеобразная. Она очень закрытая, никогда не поймёшь, что у неё на уме. Но она настолько умеет чувствовать меня… Она понимала, что происходит, она ревновала меня к Юле, хотя я старалась себя вести очень осторожно», — говорит Татьяна.
Света, например, начала говорить ей: «Мам, я когда вырасту, ты будешь жить со мной, мне другая мама не нужна», «Мам, у меня только одна мама». Обожая подругу Юлю, не разрешала ей обнимать Татьяну: «Не трогай, это только моя мама». Кроме того, было очевидно, что Юля похожа и на Татьяну, и на Настю, свою полнокровную сестру.
Татьяна и Лариса в первую встречу девочек сказали им, что Юля и Света, видимо, ещё будучи ангелочками, договорились родиться в один день в разных городах, а потом встретиться в одной больнице. Когда Татьяна решилась на разговор, ей пришлось уточнить, что ангелочки решили не только встретиться — но и поменяться местами.
«Светлана, есть вещи, которые ты должна знать, — вспоминает Татьяна Солдатова, как начала тот самый разговор с дочерью. — Я хочу, чтобы ты знала в первую очередь, что я тебя люблю, ты моя дочь, ты для меня самый дорогой человек и ничего в твоей жизни не меняется. Я всегда с тобой. Но так получилось, что вы с Юлей, видимо, сговорились и решили нас запутать, поменялись местами. У тебя есть вторая мама, тётя Лариса». Свете тогда было 10 лет. Татьяну трясло, дочь же внешне была абсолютно спокойна. «Светлана, ну ты как, ну ты что?» — «Мам, да всё норм».
«Я спросила: “Ты знала?”, она говорит: “Я догадывалась, но не думала, что это может быть в реале”. Настолько эта ситуация вышла у меня из-под контроля, что дети понимали», — говорит Татьяна.
После этого были тяжёлые полгода. Татьяна понимала, что эта история глубоко ранила дочь, хоть та и была спокойна внешне. Света не скандалила, не задавала сотню вопросов, не требовала бесконечных подтверждений материнской любви — просто окончательно замкнулась в себе. Каждого слова приходилось добиваться с трудом. Каждый день Татьяна говорила: «Ничего не изменилось, ты для меня самая родная, я тебя всё так же люблю».
«Потом, видимо, она поняла, что ничего не меняется в её жизни, она не стала чужой. И она стала оттаивать. Помогло, что у нас в семье заведены обнимашки, целовашки», — говорит Татьяна.
Долгое время Лариса не знала о том, что Татьяна рассказала Свете правду о её рождении.
«Я спросила у Светланы: “Ты хочешь, чтобы я рассказала тёте Ларисе?”. Она сказала, что нет. Это её выбор, её решение. Через полтора года, когда Светлана была готова, я написала Ларисе сообщение, не нашла в себе силы позвонить. Она не порадовалась этому, прямо скажу. Спустя месяц у нас был непростой разговор. И прозвучало: “Может, ты хочешь забрать у нас дочь?” Я, может, и хочу. Я бы с удовольствием забрала. Но я никогда этого не сделаю. Их страхи я понимаю — я сама в таком положении», — говорит Татьяна.
Она понимает реакцию Ларисы и думает, что на её месте повела бы себя точно также: «Дети могут проболтаться, потому что это дети. Это всегда риск. Я тоже шла на риск, но я понимала, что у меня ребёнок, скорее всего, знает».
При этом внешнее сходство между Ларисой и Светой и между Юлей, Татьяной и Настей замечает и сама Юля — просто пока не делает выводов.
«Как-то мы сидим, она говорит: “У Светы глаза как у моей мамы. А у меня — как у дяди Руслана”. И я сижу уже в ступоре, жду, но тут она говорит: “Но у моего папы тоже такие глаза”».
«Я не уверена, что ревность меня не сгрызёт»
Юля и Света (сейчас им почти по 12 лет) покупают одинаковые серёжки и футболки, часто проводят выходные друг у друга. Да и вообще «живут практически вместе — только по видеосвязи». Звонят друг другу сразу, как приходят со школы, и делают уроки или домашние дела, параллельно болтая. Иногда девочки делают коллективный звонок, подключая к разговору обеих мам. Татьяна счастлива — и в то же время ей мучительно не хватает общения с Юлей.
«Знаете, когда что-то получается, этого хочется больше и больше. Когда это только начиналось, мне казалось, что, если я хотя бы буду видеть фотографии дочери, я буду счастлива. А сейчас она у нас побудет выходные, а потом у меня неделю депрессия. Это затягивает. И это убивает».
Татьяна уверена, что у Ларисы есть страх, что она расскажет Юле правду, и той нелегко отпускать к ней дочь. Татьяна признаётся, что и ей тяжело, когда Светлана едет в гости к своей биологической матери.
«Мы все имеем свойство ревновать, тем более когда дело касается детей. Я не уверена, что через какое-то время эта ревность меня не сгрызёт. Это самое мучительное. Когда Светлана говорит: “Мам, можно я на каникулы на неделю поеду к тёте Ларисе?” — я не отказываю. Но вдруг она полюбит её больше, чем меня? Это чувство собственности какое-то. Это у каждой мамы, наверное, есть. И я ловлю себя на мысли: “А вдруг она захочет уйти?” Я гоню эти мысли, но это страшно. Жизнь настолько непредсказуема. Я понимаю, что она может однажды прийти и сказать: “Я хочу жить там”. И я её отпущу, потому что если держать — будет хуже. Я буду надеяться, молиться, что она вернётся. Я думаю, Лариса чувствует то же самое. Слава богу, чтобы мы ни думали, каждая из нас отпускает ребёнка, как бы нам тяжело ни было. Я думаю, Ларисе очень тяжело, даже тяжелее, чем мне, потому что Юля у неё единственная дочь и потому что она более закрытая. Я могу выплеснуть эмоции, всю ночь просидеть с сестрой прорыдать, встать утром и идти дальше. А держать в себе всегда очень тяжело», — описывает Татьяна.
Она боится переходного возраста Светланы, боится, что дочь когда-нибудь скажет ей: «А ты мне никто», — боится перетягивания одеяла между семьями.
«Каждая мама хочет, чтобы дети именно к ней приехали на выходные. Но хочется быть мудрой мамой и не тянуть детей, им нужно развиваться. Как поступить здраво, чтобы не превратить их жизнь в кошмар?» — рассуждает она вслух.
«Это потихоньку засасывает»
Татьяна ушла от мужа в 2022 году. После этого были долгие и болезненные суды по разделу имущества и алиментам. Татьяна пыталась доказать в суде, что вкладывалась в капитальный ремонт квартиры мужа, где они жили, но в итоге только потратилась на адвокатов. Чтобы разделить машину, потребовалась экспертиза, которую тоже нужно оплатить — минус 60 тысяч рублей. В результате машина осталась у Татьяны, но она должна выплатить Руслану половину её стоимости — больше 700 тысяч рублей.
«Я не жалею, что ушла. Я могла бы терпеть унижения, оскорбления, мне было бы больно. Мне и так больно, но, по крайней мере, мои дети живут спокойно», — говорит она.
С детьми Руслан общается редко.
«Сын безумно просто любит отца. У него к нему слепая любовь, ему, кроме папы, никто не нужен был, он в любом мужчине на улице видел отца. Но Руслан сына видел в октябре последний раз. Мечтал о сыне, а потом он вроде как стал не нужен. Светлана может написать ему: “Пап, можешь дать денежку на шоколадку”, — а он ей отвечает: “Я знаю, что это не ты, а мама просит”. Я разве ради ста рублей опущусь? Есть кому меня поддержать, купить шоколадку», — говорит Татьяна.
Сначала Татьяна снимала квартиру, сейчас вместе с детьми живёт со своей матерью в деревне в Ступинском районе Подмосковья. В этом же доме живут два её брата, один из них — с женой и ребёнком. Настя (ей сейчас уже 16 лет), чтобы не менять школу в девятом классе, временно живёт в Павловском Посаде у своей тети. Сама Татьяна разместилась в одной комнате с Светой, своим сыном и сыном брата. Когда в гости приезжает Юля или Настя, раскладывают матрасы на полу.
Татьяна хочет, чтобы её семья жила отдельно — она взяла двухкомнатную квартиру в Павловском Посаде в ипотеку.
Хватило только на самую убитую — там всё нужно было делать с нуля, включая электрику и полы. Компенсация, выплаченная больницей, ушла на ипотеку и оплату адвокатов по судам с мужем. Ей помогает семья, но их ресурсы тоже ограничены.
«Всё это время выкарабкивались, перекрывали, занимали, а сейчас я понимаю, что это потихоньку засасывает», — признаётся Татьяна.
После переезда в деревню она временно осталась без постоянной работы, но подработки берёт регулярно — этого хватает на жизнь, но не на то, чтобы покрыть долги. К сентябрю она надеется закончить ремонт, чтобы жить под одной крышей со всеми своими детьми, но для этого нужны деньги. Если вы хотите помочь Татьяне, это можно сделать здесь.