Очень захотелось как-то приобщиться к 225-му юбилею любимого поэта. Что-то написалось, что-то осталось... Жизнь продолжается, и Пушкин, конечно, с нами.
Ещё с XVIII века за большие воинские заслуги основателю рода Ганнибалов —Абраму Петровичу была пожалована обширная территория на Псковщине, примыкающая к землям Михайловского монастыря. Семейству стала принадлежать 41 деревня. После кончины Осипа Абрамовича, младшего сына Ганнибала, часть его владений, в том числе и имение Михайловское, унаследовала семья Пушкиных. А с 1836 года эта земля отошла младшему поколению: Ольге, Льву, Александру.
Надежда Осиповна Пушкина — потомственная дворянка с очень необычной, и, можно сказать, в чём-то предопределённой судьбой.
Во-первых, она доводилась любимой внучкой генерал-аншефу, которого за глаза все звали «арап Петра Великого»; во-вторых, внешне сильно отличалась от обычных девушек её круга; в-третьих, ей суждено было стать матерью величайшего поэта России.
Домашнее воспитание Надежда получила отменное: прекрасно знала французский язык, много читала, любила музыку, хорошо пела. Сохранились воспоминания об исполнении ею популярного в высшем свете романса
«Плавай, Сильфида, в весеннем эфире!»
Текст приписывается Н.М. Карамзину.
Плавай, Сильфида, в весеннем эфире!
С розы на розу в весельи летай!
С нежного мирта в кристальный источник
На испещренный свой образ взирай!
Май твоей жизни да будет весь ясен!
Пчелка тебя никогда не пугай,
Там, где пиешь ты свой сладостный нектар,
Птица Цитерина мимо лети!
В Оркус низыдя, Сильфида, покойся
Кротко в Платоновом вечном венке!
Он возвещал утешение смертным,
Псише свободу, подобно тебе.
По отзывам современников
«голос у Надежды Осиповны был низкий, гортанный, влажный, рокочущий, с особенным произношением звука "р"».
В обществе молодая Пушкина была обаятельна, весела, обходительна — настоящая светская львица.
А ещё она поражала присутствующих необычайной тревожащей красотой: смуглый цвет лица, курчавые волосы — память об африканских корнях, — удивительная улыбка, открывающая жемчужный ряд зубов, одним словом, «прекрасная креолка» была украшением любого бала или приёма.
Сейчас в пушкинском музее можно полюбоваться великолепной миниатюрой, выполненной французским художником и писателем графом Ксавье де Местром, некогда эмигрировавшим в Россию, служившим под началом Суворова, а за военную кампанию 1812 года получившим чин генерал-майора. Он часто посещал вечера в доме Пушкиных и, восхищённый грацией гостеприимной хозяйки, написал её портрет.
Но это было в светской жизни, дома же её всё раздражало — и семья, и хозяйственные заботы… Несдержанная, упрямая, настойчивая, Надежда Осиповна держала всех в доме в постоянном напряжении. Детьми она занималась мало.
Очень непростые отношения сложились у матери со старшим сыном. Мальчик рос малоподвижным, молчаливым, никогда не раскаивался в своих проказах, что вызывало гнев и раздражение его властной и капризной maman. За малейшую провинность и непослушание она отвешивала сыну звонкие пощёчины, как привыкли обходиться с лакеями её вельможные предки. К сожалению, внучка унаследовала характер деда, у которого неистовый южный темперамент наложился на привычку к колоссальной генеральской власти. Скандалы и рукоприкладство в доме Пушкиных были привычным делом. Мать явно предпочитала Ольгу и младшего Лёвушку Александру, к которому относилась пристрастно и холодно.
Всем, приходящим в их дом, бросалось в глаза, что старшего сына она стремилась или вовсе не замечать, или ругала его даже при чужих людях.
По воспоминаниям Льва Павлищева, сына сестры поэта, автора «Воспоминаний о Пушкине» (к сожалению, компилятивных и не всегда достоверных):
«Никогда не выходя из себя, не возвышая голоса, Надежда Осиповна умела дуться по дням, месяцам и даже годам». Так, рассердясь за что-то на Александра Сергеевича, которому в детстве доставалось от нее гораздо больше, чем другим детям, она играла с ним в молчанку круглый год, проживая под одною кровлею; оттого дети, предпочитая взбалмошные выходки и острастки Сергея Львовича игре в молчанку Над. Осиповны, боялись ее несравненно более, чем отца».
В семье ещё долго ходили рассказы о наказаниях, придуманных матерью для искоренения дурных привычек маленького Александра: постоянно потирать руки, кусать ногти и разбрасываться носовыми платками. Однажды она завязала ему руки за спиной и заставила поститься весь день. Кстати, меры эти оказались на удивление результативными.
Всё это, конечно, влияло на психологический семейный климат, на характеры детей.
Учителя и гувернёры часто менялись и не запоминались, за редким исключением. Неизвестно, правда это или вымысел, но рассказывают, что были среди них и француз, складывавший оды на «высокие темы», на поверку оказавшийся часовых дел мастером, и чопорная англичанка с плохой дикцией, и сменившая её немка, с трудом говорившая по-немецки.
Можно сказать, что обучение детей проходило буквально по схеме из романа «Евгений Онегин»: т.е. ими серьёзно никто не занимался.
За каждым ребёнком в семье
«сперва madame за ним ходила, потом monsieur её сменил...»
Но старшему сыну очень повезло с этим monsieur… По воспоминаниям его сестры, Пушкиным попался
«человек образованный, музыкант и живописец».
Это был граф (настоящий) Монфор, французский эмигрант, человек отличного воспитания, обладающий разносторонней эрудицией.
Способный ученик с раннего детства стал так правильно и бегло говорить по-французски, что скоро приобрёл прозвище «француз». Юноша также неплохо рисовал — на полях и страницах своих тетрадей и альбомов делал выразительные наброски, зарисовки тех, о ком он думал в тот момент, кого вспоминал...
Свободное знание чужого языка (которому удивлялись даже настоящие французы) в дальнейшем очень помогло ему учиться в лицее, а по его окончании непринуждённо чувствовать себя в светском обществе, где было принято изъясняться, в основном, не по-русски.
Отец семейства, Сергей Львович, был увлечён своими делами.
«Служив отлично благородно», с 1817 года вышел в отставку в чине статского советника (V класс). Имел светское воспитание и «французское образование». Изучал французскую литературу, писал стихи. Играл в любительском театре. Был своим человеком в литературных кругах.
Как в «Евгении Онегине»
«давал 3 бала ежегодно»,
но это были уже не традиционные балы, а более интеллектуальные званые вечера, которые часто посещали известные писатели и поэты: Николай Карамзин, Василий Жуковский, Пётр Вяземский, Константин Батюшков, Денис Фонвизин и другие.
В обеих столицах он слыл остряком.
Правда, его ближайшие друзья (и первый среди них — Вяземский) открыто говорили о том, что Сергей Львович
«был очень скуп и на себя и на всех домашних».
А сын от его жадности просто страдал (например, в южной ссылке).
К счастью, с детских лет было у младшего Пушкина в жизни и светлое пятно — Мария Алексеевна Ганнибал, мать Надежды Осиповны, бабушка малыша.
Внук с удовольствием проводил время в её имении — подмосковном Захарове. Сюда на лето семья Пушкиных приезжала начиная с 1805 года.
Сестра поэта в своих воспоминаниях удивлялась её
«замечательному влиянию на внука»,
которое она подмечала, тоже подолгу живя у гостеприимной бабушки.
Дети обожали её сказки, песни и былины о Петре I, о его любимом арапе, о предках Пушкиных. Старушка гордилась, что принадлежала к этим знатным родам по отцовской линии.
Уже добившись известности, Пушкин писал:
«Но детских лет люблю воспоминанье».
Он посвящает бабушке нежные, полные любви и признательности стихи.
«Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов игривых и печальных».
Она была для него «весёлою старушкой», которая
«Мой юный слух напевами пленила
И меж пелен оставила свирель,
Которую сама заворожила.
Младенчество прошло, как лёгкий сон,
Ты отрока беспечного любила,
Средь важных муз тебя лишь помнил он...
Не лучше жилось Александру и после окончания Лицея, когда ему пришлось некоторое время провести у родителей в Петербурге.
По свидетельству его лицейского товарища Модеста Корфа, с семьей которого Пушкины соседствовали на Фонтанке,
«Дом их представлял всегда какой-то хаос... В нём было неуютно, неприбрано, неприветливо».
А о своей комнатке сам поэт напишет:
«Мой угол тесный и простой».
И безусловно, трудно давался ему каждый день михайловской ссылки, ведь там он сначала жил со всей семьёй, что только обострило чувства и переживания, связанные с его изгнанием из столицы. Он искренне радовался, когда они все уехали, оставив его с Ариной Родионовной.
Но в этот отъезд из Михайловского мать не сообщила сыну о том, что она стала о нём всерьёз беспокоиться. Так, в 1825 году она два раза обращалась к царю с просьбой разрешить сыну
«поехать в Ригу или какой-нибудь другой город, «чтобы подвергнуться операции» «по поводу аневризма в ноге».
Уцелело и ещё одно прошение к Александру I от
«несчастной матери, трепещущей за жизнь своего сына».
К сожалению, ни одно из её прошений не было удовлетворено...
Шли годы... Жизнь менялась. Старший сын женился по любви на писаной красавице и вроде был счастлив. У неё уже появились внуки: девочка и мальчик. Сам Александр стал признанным поэтом, слава его растёт. А она теперь жила в своё удовольствие в родном доме.
Родственники Надежды Осиповны вспоминали, что та не боялась одна уезжать далеко от своего поместья, любила частые переезды и поездки. И не страшилась перемен, происходящих в мире и вокруг неё.
Так, с 1833 года русская публика с удовольствием стала ездить по только что открытому шоссе из Петербурга в Москву и обратно. Мадам Пушкина среди близких и знакомых слыла смелой и отважной, способной на поступки, удивляющие окружающих. Будучи не робкого десятка, она оказалась в числе первых светских дам, которые прокатились на новом в России виде транспорта — дилижансе. Правда, из переписки с дочерью Ольгой узнаём, что эта поездка не обошлась без приключений и острых ощущений:
«В твёрдом убеждении, что дилижанс не может сломаться, я пустилась в путь, намереваясь ехать и день и ночь и спать спокойно. Вообрази же мой испуг: только лишь я задремала, как вдруг чувствую, что я едва не на земле и коляска вот-вот опрокинется, но, к счастию, мы без труда вышли через дверцу».
Из откровений сестры поэта известно, что в более поздние (1828 - 1835 годы) отношения между матерью и старшим сыном стали теплее и сердечнее.
Об этом же сообщает в своих воспоминаниях и Евпраксия Николаевна Вревская, соседка и близкая приятельница семьи Пушкиных.
Но речь шла, по сути дела, уже о конце их жизни (мать скончалась 29.3.1836 г., а сын умер 10.2.1837 г.).
Александр так заботливо ухаживал за умирающей, что на смертном одре она стала сожалеть о своём несправедливом отношении к сыну. Он сам занимался её погребением. Похоронив, очень горевал, что недолго пользовался нежностью материнской. И выкупил для себя место для захоронения рядом с ней.
И сегодня мать и сын лежат рядом. Навеки.