Из воспоминаний графа Михаила Владимировича Толстого
Очень часто бывала у нас в Каменках и в Москве приятельница моей матери, выросшая с нею, Александра Станиславовна Коризна. История этой женщины очень оригинальна. Отец её, живший в Каменец-Подольске, штаб-лекарь Пихельштейн, имел большое семейство. Одну из дочерей его, едва отнятую от груди, вздумала взять к себе знаменитая в то время красавица и богачка, графиня Потоцкая.
Девочка пробыла у нее не более года; в это время Потоцкая бросила мужа, а с тем вместе забыла и девочку в своем имении. Случилось так, что в это время была в Подольской губернии тетка моей матери, Елизавета Сергеевна Текутьева, которой муж командовал там бригадой; она взяла к себе девочку, но на следующий год, часто переезжая с мужем из одного места в другое, передала её на воспитание сестре своей, а моей родной бабушке Александре Сергеевне Сумароковой.
Никто не знал, чья дочь была эта малютка; не знали также, крещена ли она и в каком вероисповедании. С разрешения митрополита Платона, она крещена с прибавлением слов: "крещается, аще не крещена", и названа Александрою. Такими образом девочка выросла и получила воспитание вместе с моею матерью.
Незадолго до кончины дедушки Николая Андреевича, явился к нему в дом молодой артиллерийский офицер Иван Станиславовичи Пихельштейн, который отыскивал и здесь нашел сестру свою. Он увез ее на юг к отцу, и там она вышла замуж за офицера Ивана Ивановича Коризну. Между Александрою Станиславовной и моею матерью во всю жизнь продолжалась самая тесная дружба, как бы между родными сестрами.
В шестилетнем возрасте я видал иногда в доме бабушки моей, графини Александры Николаевны, родственницу ее, графиню Анну Павловну Каменскую. В какой степени они были родня, я не знаю; но обе были из рода князей Щербатовых и звали друг друга кузинами. Графиня Каменская была тогда уже вдовою известного в свое время полководца, генерал-фельдмаршала, графа Михаила Федотовича, убитого в деревне дворовыми людьми, с которыми он очень жестоко обращался.
Вообще старик, как говорят, были очень зол и позволял себе всякое самоуправство с кем бы то ни было. Деда моего, служившего некогда под его начальством, он очень любил, и когда дедушка, на пути из Москвы в деревню, проезжал чрез село Куракино, принадлежавшее Каменскому, старый фельдмаршал требовал, чтобы вся семья Толстых во многих экипажах, с множествами собственных лошадей и прислуги, непременно заезжала к нему; в случае же отказа, приказывал насильно отпрягать лошадей и брал всех в плен на несколько дней.
Об этом я часто слыхал в моем детстве. Когда я видали графиню Анну Павловну, она лишилась уже знаменитого своего сына, графа Николая Михайловича, главнокомандующего в Финляндии и потом в Турции, где он и скончался. Император Александр I посетил вскоре после кончины его огорченную мать, чтобы изъявить ей свое сожаление о потере сына. Графиня вздумала сказать ему: "У вас, Государь, остался брат его (Сергей Михайлович)". При этих словах Государь встал и, не простясь ушел.
Говорили при мне, что этого старшего сына графини, Сергея Михайловича, император терпеть не мог, не знаю за что. В 1812 году графиня уехала от французов в Кострому, где был тогда губернатором Пасынков (Николай Федорович), впоследствии умерший под судом за взятки. В один праздничный день, в соборе, графиня стала на том месте, где обыкновенно стояла губернаторша, а эта последняя стала настоятельно требовать своего места.
Тогда графиня, раскрывши шаль, показала ей портрет двух императриц, который она носила по звании статс-дамы и спокойно сказала: "Не беспокойте меня, а мужа вашего спросите, как смел он не явиться ко мне". В тот же день Пасынков явился к графине и получил бесцеремонный выговор.
После отставки и смерти его, имение бывшей губернаторши было взято в опеку за жестокое обращение с крестьянами. После 1812 года графиня переселилась в Орел к любимому старшему своему сыну, который, вышедши в отставку, завел там театр и разные публичные увеселения, от которых после совершенно разорился; впрочем, иногда живала она по нескольку месяцев в Москве, в доме своем, напротив Петровского монастыря.
В 1826 году, незадолго до коронации императора Николая I, графиня Анна Павловна подверглась гневу государя: управитель её, излишнею строгостью взбунтовал крестьян, за что графине запрещен был приезд ко двору. Это так сразило старуху, что она скоро умерла.
Гораздо ближе знал я другую знатную даму старого времени, графиню Варвару Николаевну Ягужинскую. Она была из рода Салтыковых и приходилась племянницей (родной или двоюродной, - не знаю) фельдмаршалу графу Петру Семеновичу Салтыкову, командовавшему в Семилетнюю войну русскими войсками. После победы при Кунерсдорфе в 1759 году, императрица Елизавета Петровна, в виде милости к своему полководцу, пожаловала племянницу его фрейлиною, и 12-летнюю девочку, украшенную шифром, привезли на придворный бал.
В царствование Екатерины II она вышла замуж. Муж ее, генерал-поручик, граф Сергей Павлович Ягужинский, был сын знаменитого графа Павла Ивановича, любимца Петра Великого и первого генерал-прокурора при учреждении Сената. Брачная жизнь графини продолжалась недолго; детей у нее не было, и с кончиной мужа ее угас род Ягужинских.
Молодая вдова оставила двор, поселилась в доставшемся ей после мужа селе Сафарине (в двух верстах от Рахманова, близ Троицкой дороги) и прожила там, около 70 лет, до самой смерти. Это село, некогда царское, было пожаловано Петром I ее свекру. Там стоял уже в развалинах двухэтажный каменный дом, носивший название "дворца" и подле него весьма красивая церковь, в прежнее время дворцовая.
Подле этого небольшого храма графиня построила для себя деревянный дом, окруженный прекрасным старинным садом и провела здесь большую часть своей продолжительной жизни.
В детстве моем мне случалось несколько раз жить подолгу вместе с родителями в деревне Подвязной, верстах в 3 или 4 от Сафарина. Покойная графиня была хорошо знакома с моими бабушками Сумароковыми и меня очень ласкала и жаловала с самого раннего детства. У нее воспитывалась девочка, - дочь троицкого штаб-лекаря Витовского; графине хотелось поместить ее в Екатерининский институт, но ее не принимали по недостатку каких-то документов.
Старуха хотела непременно поставить на своем; она, в сентябрь 1826 года, поехала в Москву, когда двор еще оставался там после коронации, пригласила к себе старика князя Юсупова (Николай Борисович) и просила его доставить ей случай представиться императрице Александре Федоровне. При этом случае Юсупов, состарившийся в придворной службе, вздумал советовать ей, как нужно одеться для представления.
Старуха обиделась. "Без тебя, батюшка, знаю, как мне одеться, - сказала она: - молод ты меня учить; я тебя еще пажом помню" (а этому бывшему пажу было тогда под 80 лет). В назначенный день старуха поехала во дворец в том самом наряде, в каком являлась на балы при дворе Елизаветы Петровны - в парчовой робе на фижмах, с мушками на лице, с напудренными волосами.
Императрица Александра Фёдоровна была поражена появлением такой необыкновенной личности, пригласила Государя и детей, чтобы показать им замечательный остаток старины.
Графиню обласкали; девочка Витовская была принята в институт пансионеркой Государя. Выходя из дворца, графиня встретила Юсупова и сказала ему: - вот, батюшка, как бы я тебя послушала, никто бы на меня и не посмотрел; а теперь меня приласкали и все, по-моему, сделали. Это была последняя поездка графини Варвары Николаевны в Москву.
Остаток жизни она провела в своем Сафарине, сохранив до самой смерти крепость сил, память и рассудок. Я бывал у нее почти каждый год и не мог вдоволь наслушаться рассказов ее о старине. Она хорошо помнила последние годы Елизаветы, смерть Петра III, восшествие на престол Екатерины II и много рассказывала о замечательных лицах того времени.
Она скончалась в 1840 году, при жизни своей уволив сафаринских крестьян в свободные хлебопашцы и передав значительную массу сохранявшихся у нее бумаги в московский архив министерства иностранных дел. По всей вероятности, она прожила около ста лет.