1.Поворот на Черную Николу
С дороги показались дома. В Псковской области, как и в Тверской такими "заброшками" усыпано. Будто Мамай прошел.
Свернул. Проселочная – в лужах, после обильных дождей. Едешь на своей легковушке, скользишь, дорога будто маслом смазана. Но трактор дорогу не попортил, и ладно. Протянул я по ней, сколько мог. А вот поворот к домам зарос сорняком, густым, высоким. "Мы въехали в кусты", – фразу запомнил у Тургенева в "Записках охотника", пригодилась. Ну а дальше…, как писал классик: "он оставляет свою тележку где-нибудь в кустах".
Машину с дороги схоронил, прикрыл ветками, со спокойным сердцем пошел по краю дороги в деревню, обходя желтоватые лужи.
Дома издали напомнили пни спиленной дубовой рощи. Но оказавшись ближе, обратил взор на почерневшие крыши, что покосились, где с трубой, а где лысые. Ближе – завиднелись крыши, рассыпанные, как уголь с шахты, – дожди, ветра, да снега сделали свое дело.
Табличка у дороги хранила название деревни – Черная Никола. Жители вымерли или съехали, а табличка осталась, бережет свою брошенную деревеньку. Да, вдруг потомки сельчан надумают наведаться в отеческие края?
2.Жизнь книг с людьми и без людей
…Иду, земля пол ногами мягкая, рыхлая, руки то и дело в стороны, для равновесия. Птицы заголосили приветливо – за своего приняли. А вот заяц из-под ног шмыгнул в кусты, – неприветлив косой.
Вижу дымок в самом большом доме, с восемью окнами в ряд. Только дымок удивляет, – вроде бы лето на дворе.
Подхожу, а на двери: "Библиотека" и часы работы. Сверил время, еще успеваю записаться. Стучусь, отворяю дверь, шума придаю побольше, чтоб библиотекаря не застать врасплох.
–Есть кто в доме? – а сам думаю, неправильно сказал, надо: "Записаться можно?"
Тишина. В печи дрова алыми бажовскими камушками, догорают, стало быть. Чайник шипит. В деревянных домах если кто в доме – это определишь сразу, по запаху, по теплу, по духу, так и здесь, понимаю, что не один я в доме. Озираюсь, бегаю глазами по полкам, и вот между полок, над книгами два внимательных глаза выглядывают, а там и хозяин показался. Дед с бородой, посоха не хватает.
–Добрый день! Увидел дымок, – приветливо так начинаю.
Молчит.
–Писатель я, а тут вижу библиотека еще работает, – приветливо так шучу.
Молчит. Может, глухонемой.
–Чайком угостите?
–Влябался в грязь, скидывай ботинки.
–Эт не вопрос, – приступаю к выполнению спецзадания, и слышу, он повернул голову в сторону и говорит в полголоса, и мотает гривой белых волос, объясняет что-то, наверное.
Теперь старче повернулся ко мне снова, приступил к осматру новоявленного гостя, как врач пациента. Заодно задается вопросом, чего я молодой, а с бородой. Говорю:
–Петровские времена брадобрития миновали, – можно отращивать.
Слово за слово, дед выбрался из своего укрытия, пригласил присесть с дороги, пообещал чаю с медом, и в двух словах изложил последние события своей жизни, – сразу видно, привыкать стал к моему вероломству.
–Старуха померла, а нову семью поздно. Перед смертью пригрозила: уйдешь из села, – будешь побираться нищим по вокзалам. Я подался было в город, хлебнул лиха и обратно, в свою избу. У моей жене слова вещие.
Слушаю и все заглядываю туда, за плотно заставленные книгами полки, кто ж там у него?
Сели с ним за чай. Не индийский, знамо дело, – брусника сушеная.
Спросил, читаю ли я книги, и рассказал историю деревенской библиотеки. И тут он снова, как и давеча, не удержался, чтобы не шепнуть что-то в сторону, да рядом то уже никто с ним не сидел, только я через стол.
Черная Никола оказалась деревней ХVII века, – старинной, чего уж там говорить. Четыреста годков просуществовала на бережку реки Черной. К середине XIX века погост Черная Никола являлся центром одноименной волости Опочецкого уезда. Всякие времена переживала, но чтобы совсем ее забросили, как нынче, такого не бывало.
Советская власть году в 25-м прошлого века организовала в Москве Государственную библиотеку имени В.И. Ленина ("Ленинку", как ее прозвали в народе), а в деревне Черная Никола организовала клуб (давно сгоревший) и избу-читальню. Урожайный был год у Советской власти на библиотеки.
–В следующем году юбилей будешь справлять?
Но библиотекарь и ухом не повел, сделал ремарку, мол его библиотека – это местная Ленинка, они ж ровесницы, правда уточнил: Ленинка Московская является крупнейшей библиотекой на всем земном шаре. Здесь я его разочаровал. Лидерство в этом вопросе перехватила Британская библиотека в Лондоне.
В продолжение истории библиотечного дела в деревне Черная Никола дед мне и невидимому собеседнику сообщил следующие сведения.
Книжки здесь сначала читались вслух. Особливо Крылов, Гоголь, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Горький, Есенин, Шолохов. А вообще первенство в библиотечном деле держат монастыри да церкви. В X и XI веках они появились на Псковской земле – в них монахи молились, трудились на хозяйстве, да на досуге книжки почитывали. Потом немало тут было помещичьих усадеб Яхонтовых, Назимовых, Философовых, Рокотовых, Ладыженских с библиотеками в каждой усадьбе. Книги почти все сожгли. Неведомо как сохранились "Чудеса натуры" 1788 года и подшивка "Земледельческой газеты" 1883 года.
В советское время библиотека стала еще и местом литературных встреч. По воскресеньям деревня проливала слезы на сеансах индийских фильмов "Рам и Шам", "Зита и Гита", "Месть и закон", "Король джунглей", но перед сеансом кто побойчее успевал в библиотеке поспорить с гостившими филологами и писателями о книгах.
Однажды к брату старика в деревню Пидели приехал Никандр Алексеев, известный поэт и редактор газеты "Псковский пахарь". Была легенда, что в 14 лет в Санкт-Петербург пешком ушел на заработки, – решился на дальнюю дорогу в возрасте куда моложе Ломоносова. Стихи писал стоящие. Один из его сборников стихов рецензировал Николай Гумилев.
Упросили его выступить в библиотеке перед читателями. Договорились после фильма почитать стихи. И вот он читает, а читает душевно, народу битком, – в избу не влезли, сели на полянке и читали стихи до ночи, он – свои, а мужики деревенские и читали Есенина. А потом ночью пошли на берег реки, объяснять гостю, почему она черная, не могли разойтись никак. Река черной то названа от того, что по ночам на нее часто ходили. Но дело не в этом, старик вдруг увидел свою библиотекаршу, шедшую под ручку с писателем Никандром Алексеевым. В другой руке она несла букетик полевых цветов. Идиллия, еще бы книгу несла, совсем цирк был бы.
Старик тогда растерялся, не встрял в их временный союз, простоял в тени акации, пока они проходили мимо, даже не дышал, – о чем теперь искренне сожалеет.
А жена его пришла домой, как ни в чем не бывало. Вся под впечатлением.
–Есть цветы всех других золотей..., – так она обозначила свой поздний приход.
–Это стихи Алексеева? – поинтересовался ревновавший муж.
–Да, – ответила.
3. Жизнь старика в брошенной деревне
Жарко стало.
–Понятное дело, говорю, а зачем летом избу топить, от сырости?
–Моросичка за окном, крыша дырява, течь дает, – топка нужна.
Вижу, лежанка у него, – выясняю, он оказывается, живет в этой избе, – похлебку варит в соседнем доме, книжки почитывает здесь, в баню ходит в соседний дом. Прямо, кот ученый.
–Зацым-та был прибекши человек какой-та.
–Незваный гость?
–Похлубуха сгорела, пока изгонял.
Еще в прошлом году дед жил в своей избушке. При появлении вероломщиков из своей избенки выскакивал - бежал сюда, с ружьишком по бурьяну, да по крапиве, отвоевывал свои владения – пришельцы удалялись не солоно хлебавши, но однажды вышел «из боя» хромой, – подвернул ногу – решил переселиться в библиотеку.
– Думаю, пойду к грибам, ягодам, а тут все поворуют. Не пойдет. Пора из изебки сюда.
–С новосельем!
–Да ужо семь годов здесь живу, как в зосаде, кротовина вокруг, да медведяга заглядывает.
–Эт как?
–В окошко.
Это ж какие нервы надо иметь хранителю книжной мудрости, чтобы морду медведя в окне встречать чинно и со спокойствием. Тут быстро выяснилось, жена охраняет его покой, хотя, вроде, принято наоборот, – живые охраняют покой старших.
Так вот с кем он перешептывается. Видно, в этом месте сбрендил.
Пошли с ним по деревне в сторону кладбища, жену его навестить. Оказалось, библиотека снабжала книжками все населенные пункты сельсовета, а это с десяток деревень. На лошадях, велосипедах, грузовиках, а то и на тракторе книги попадали по адресату, только заказывай. Читали в основном книги исторические и "жизненные", как выразился старик. Это «Тихий дон» Шолохова, «В лесах» Мельникова-Печерского, «Барсуки» Леонова, "Вечный зов" Иванова, "Соль земли" Маркова, "Мужики и бабы" Можаева, "Братья и сестры" Абрамова.
Старик достал одну из книг, – вид такой, что читала и перечитывала ее вся округа, – потрепанная, обложка потертая, углы обложки стерлись, кто-то проливал на нее чай, но книга целехонька и корешок добротный и запах древних фолиантов при ней. Захотелось подержать ее в руках, погладить.
…Когда деревни стали угасать, одна за другой, старик все книги перетащил в библиотеку, да не вместились, – сундуки и сараи все завалены. И вдоль стен книги с крупным форматом уложил, и сиденье из книг оборудовал, когда стулья попалил в непогоду.
Выпили мы с ним из моей фляжки.
–Заторнем!
–Ага.
–Василий Шукшин "Рассказы". Валентин Распутин "Прощание с Матерой", Чингиз Айтматов "Плаха", Даниил Гранин "Зубр", Анатолий Рыбаков "Дети Арбата", Василий Гроссман "Жизнь и судьба"...
–Понял.
–Узжнал и берегу.
–Не возражаю.
Старик предложил мне остаться на ночлег. Ночью в лесу опасно: стаи волков и брошенных собак, да еще вооруженные бродяги.
Закурили, и на завалинке он поведал мне одну историю.
Раньше дети ходили в библиотеку побольше взрослых. Старик показал фотографии на стене, где он еще пионер и лучший читатель. А еще я увидел на другой стене среди портретов классиков фотографию какой-то женщины, – я догадался, это была жена старика. Чудак повесил ее среди писателей.
4.История для гостя
А история у него была такая.
Один малец лет двенадцати, Павлом звали, набрал книг на неделю, а домой не дошел, – кинулись искать. Испугались страшно. Тут незадолго до этого обнаружили волчье логово, не напали ли на него волки?
А он, оказалось, парень находчивый, от волков на березу залез, а листы с детских книг разбрасывал по дороге и с дерева, чтобы его найти можно было. Сотни страниц разлетелись вокруг и поисковики знали, где искать. Так и нашли пацана, по книгам.
Недавно, здесь объявилось двое налетчиков, старик наставил на них ружье и тогда тот, что был помоложе, говорит: «Дед, я – Павел, ты меня не узнаешь?». Бандитом стал Павка. Бандитом с большой дороги.
5.Как в библиотеке воскресла деревня
Как аккуратно все книги расставлены, и стол для выдачи свободен. Приходит кто, кроме грабителей? Нет. Тогда зачем? А как же.
–Ну, куры, коза, – это понятно, а как жить без электричества, провода все срезаны? – интересовался я.
Собеседник мой не понимал, о чем я, сказал: «Диоген в бочке прожил, и я проживу». Для одних здесь «миссия невыносима», а старику – работа без выходных.
Душу старика согревали воспоминания, не отпускал их от себя ни на шаг: когда жива была деревня, его жена работала библиотекарем, ответственно несла свою «библио-вахту», а теперь он на вахту заступил. Ну и что, что жители испарились? Зато старик через книги стал разговаривать со своими земляками и своею старухой. Читает им книжки, оказывается, а не самому себе.
Выглядит это где-то забавно, а где-то «сурьезно».
Слушай, Егор, рассказ Шукшина «Другая жизнь». Для тебя написан. Кладовщик Тимофей Худяков тоскует по прошедшей напрасно жизни. Виноваты в этом, по его мнению, все окружающие. Узнаешь себя?
Конечно, книжный червь был в одеянии штопанном-перештопанном, – еще не обноски одежды из верблюжьей шерсти как у Иоанна Крестителя, но уже близко, уже питание мёдом. Уже можно разговаривать с умершими, до чего святой Иоанн, пожалуй, не додумался.
По сути, что ни день, он теперь Кола Брюйон или Бильбо Бэггинс, а в среду – Натти Бампо, в четверг – Тарас Бульба, по пятницам – дед Щукарь, в субботу в баньку идет уже Дерсу Узала. Все герои – полноправные жители деревни.
Невозможно вообразить, стоит в зарослях избушка, завалена тысячами книг, событий, героев, размышлений, а главное, историей ушедшей в прошлое деревни, – старик стирает пыль, читает, делает заметки на полях, и видимо, докладывает об этом старухе. Я вспомнил, как в "Кратком руководстве по книгам Толкина" автор Найджел Кауторн отмечал, что Толкин делал заметки по "Властелину колец" на любом клочке бумаги, который попадался ему под руку, включая листы газет и обратную сторону экзаменационных заданий студентов. Как знать, может передо мной русский Толкин, или русский Гэндальф, как знать.
6.Последняя правда старика
…Старик вернул себе свою деревню, расположив ее в одной избе. Была изба–библиотека, а теперь в нашей матушке России появилась еще деревня-библиотека с единственным жителем – работником этой библиотеки, – все просто, приходите за индивидуальным абонементом. А там и экскурсия положена, с заходом на могилки, не желаете.
Пошли по бывшей единственной улице. Она привела нас на кладбище. Могила его жены была за кладбищем, на краю холма, под клеткой, да, под самой что ни на есть клеткой. Оглянулся на кладбище – кресты деревянные, серые, пирамидки железные, но трава была аккуратно скошена. Чтобы клетки там стояли? – не заметил. Дед зачем-то поверх могилы усопшей установил эту специальную конструкцию. Предотвратить выход мертвеца наружу. Не иначе?
Защищать могилу от грабителей смысла не наблюдалось. Через клетку у старика произошел разговор со старухой. О чем? Я не разобрал.
Зашли в лес, мой доживальщик спросил, чего же это я не интересуюсь причиной установки той диковинной клетки на могиле. Жену он прятал от сына, тот оказалось, доводил мать при жизни, гулял, пил, все из дому на продажу, пока не повесился. Мать вскоре тоже сошла в могилу. Выходило так, чтобы на том свете не донимал христопродавец, отец уберег мать от сына.
Сколько отец ружье от него прятал, тот ведь грозился и отца, и мать пристрелить. Похлопал дед по стволу старой березы. На ней сына то его и нашли.
…Вернулись затемно. Старик посмурнел. Чтение литературы в силу вышеназванных обстоятельств не предусматривалось.
Но у библиотекаря припасена была свеча, перелистнул страницу книжки, что читала когда-то его супруга, и стал читать вслух ее голосом. Да, вполне реально, дед бабкиным голосом читал роман. А почему нет?
Это меня и убаюкало. Помните, как у Шолохова: Макар Нагульнов "уснул, сидя за сельсоветским столом, положив на длинные ладони всклокоченную голову".
И вот я увидел всех жителей деревни, подошедших к окну, вот увидел жену его в дверях, в старом бархатном платье, как раздался его осторожный окрик. Старик переживал, похоронят ли его рядом с женой и перевезут ли библиотеку в райцентр, но по его растерянным глазам было видно: веры в это мало.
…Утром, с петухами, открыл глаза, дрожал от холода, спал ведь на бушлатах, на полу, по-спартански. Спина не разгибалась. Старик поставил передо мной мою обувь, очищенную от грязи, просил переждать, пока роса спадет, но мне пора было выгонять машину из укрытия и одолеть 130 километров на трассе.
Когда приехал в Москву, поставил связку книг, что старик заготовил для своего единственного читателя и достал с полки Толкина.
Так вот оно как! Я побывал в гостях у мистера Гэндальфа из "Властелина колец", одного из пяти магов Истари, посланного валарами для борьбы с Сауроном. Властелин книг остался один. Сауронов, к сожалению, развелось, как комаров.
— Куда вы, мистер Гэндальф?
— Составить компанию единственному, кто здесь сохранил остатки разума.
— Это кому же?
— Самому себе.
Дж.Р.Р.Толкин "Властелин колец"
Примечание. С той поездки прошло 16 лет. Лет пять или шесть назад промелькнуло сообщение, что в Псковской области произошло убийство. В одной заброшенной деревне нашли труп единственного ее жителя, старожила, с огнестрельными ранениями. Не еду туда, чтобы сохранить надежду, что старик жив и читает книжки для себя и для своей старухи.
С полки я достал дорогую для меня книжку рассказов Шукшина, она была в той стопке, что заготовил мне старик. Открыл, где старик положил для меня берестяную закладку, на рассказе «Охота жить».
«Поляна на взгорке, на поляне — избушка».
Перечитал заново.
Там зэк сбежал из зоны, его приютил одинокий старик-охотник, накормил, не выдал зашедшему начальнику милиции. В конце незваный гость убивает хозяина выстрелом в спину, и уходит туда, откуда явился, в тайгу.
Там и про нашу встречу. Да вот же!
«Никитич настроился было поговорить, как обычно с городскими – позаковыристей, когда внимательно слушают, когда слушают и переглядываются меж собой, а какой-нибудь возьмет, да еще в тетрадку карандашиком чего-нибудь запишет. А Никитич может рассуждать таким манером хоть всю ночь – только развесь уши...»
Все старик выяснил, и как меня зовут, и о городе моем большом, и что прозу пишу потихоньку. А я не узнал даже, как его зовут, только вот деревеньки название запомнилось «Черная Никола».
А вот печальный конец рассказа меня тревожит. Старик разглядел судьбу свою и мне дал знак.
