Все трое детей у меня случайны. Не то, чтобы я глупая. Просто верю людям. Не то, чтобы всем. Врачей считала истиной в последней инстанции. Наука, же. На одном из профосмотров доктор вынесла вердикт: бесплодна. Возраст двадцать пять. Я дура-оптимист. Вместо лечения подумала: «Ну, значит, пару лет забываем о контрацепции, а потом основательно займусь». Так появилась дочь. Неожиданно-желанная. Как будто сначала сказали, что конфет не будет, и не надейдесь. А потом навалили самосвал и уехали. Наслаждайся. Смотри не тресни.
А через шесть лет уже был второй брак. Был какой-то очередной профосмотр. И снова тот же доктор развел руками: бесплодна. Хотя звучит абсурдно при наличии шестилетней дочери от первого брака. Но у них это называется вторичное бесплодие.
Накануне свадьбы была беседа. Сложная и серьезная. Только Римма. Дальше никак. Но это был пик влюбленности – и он, разумеется, принял сей «неизменный» факт. «Ну почему же не будет детей – у нас есть дочь» - был его благородный ответ. Какой распрекрасный человек, подумала я и попрощалась радостно с контрацепцией.
У Бога с доктором напару – оригинальное чувство юмора. Но в какой-то нечеловеческой прогрессии. Конечно, случилась беременность. Такое чувство, что назавтра после этих слов. Конечно, мы оба волнительно обрадовались. Дети так и должны рождаться. На пике влюбленности родителей. Тогда они особенно желанны. Тогда родители еще не видят недостатков друг друга. И до первого месяца бессонных ночей, вероятно, не увидят. Короче, верх счастья. Уже готовая дочь. Счастливая я. Еще сильнее влюбленный он.
Сначала было слово. Я, конечно, знала, что беременна. Я, конечно, к седьмой неделе привыкла к ощущению себя беременной. Мой поход на узи был так – ритуал. Посмотрят и скажут, что сердцебиение есть, все в норме. И я, в том же спокойно-довольном состоянии двинусь домой. К черту нарушать все диеты. Узи делается. Я улыбаюсь мыслям.
Муж в походе. У гражданских моряков это называется рейс. У военных поход. Долго привыкала к формулировке, но потом приняла и даже полюбила. Он в походе. Но о беременности уже знает. Довольный. Ему тридцать. И это его первый брак и единственное отцовство.
И я, шутки ради, произношу: смотрите внимательно, вдруг двое. Ни у кого в роду нет двойни. Просто веселая. Просто юмор. Врач подмигивает: «Вообще-то, двое».
- Вообще-то пересмотрите.
- Вообще-то посмотрите сами. И поворачивает ко мне экран. Сначала стучит одно сердце. Потом другое. Конечно, я заплакала. От счастья, разумеется. Я же не знала всего. Я плакала и радовалась, как дурочка. А жизнь изменилась на миллион градусов. Это значит, она стремительно завертится вокруг оси через белые и черные полосы. Вертится, не разбирая дороги. И сначала думаешь, как бы не сойти с орбиты. А потом мечтаешь: как бы уже сойти. Это яркий момент, когда жизнь делится на «До» и «После». И весь период «После» я называю «Близнец подкрался незаметно». Когда все выходит из под контроля, конечно, другая рифма.
Старший, Вадим, - человек который «творит историю». Старше брата он на минуту, но все равно считается. Он не любимчик, но про него всегда есть, что рассказать. Вернее, он вдохновляет меня на разные сюжеты. В творчестве, осознаниях и просто вдохновляет. У каждого свои таланты. У него такой.
Рассказ из периода, когда мы с близнецами прошли стадии ада: пол кружки кипятка с реанимацией, бронхит за бронхитом с перерывом на пневмонеию у всех троих. Это рассказ из периода «Уже не страшно».
Итак, Дочь четырнадцати лет. Классический подросток. Но не очень трудный. Кстати, чтобы прокачать умение договариваться и выбивать свои условия через дипломатию, потренируйтесь на подростке. К примеру, поторгуйтесь о времени его возвращения с улицы. Там битва идет за каждые пять минут. С аргументами и кружевными фразами. Потерей сил и времени.
На всякий случай – просто начните с другой цифры. Еще больше неприемлимой для него. И потихоньку уступайте. До своей приемлимой. У ребенка иллюзия своего мастерства в коммуникациях. У вас – тренировка вести переговоры. Это просто к слову. Диктатуру никто не отменял. Она экономит время и силы. Но забирает доверие. Тут уже ваши приоритеты.
И снова – к сыну. Вообще их двое. Близнецы почти восьми лет. Сергей педант и аккуратист. Надежность и рассудительность в кубе. Брат, Вадим – полная противоположность. Легкий, ветреный , с юмором. Ну и косяками, не без этого. Мы так и называем его – тот, кто создает прецедент. И название рассказа не про личность – так мы говорим, когда один из них «созидает». И слово звучит не совсем «близнец». А то, что с ним рифмуется.
Какие глубинные программы и установки им рулят, не знаю, но внимания от нас он получает больше всего. Даже не внимания, а времени как минимум.
Однажды он совершил побег из садика. Не в последней группе. Лет в пять. Дело было летом. Наша воспитатель в отпуске. И каждый день педагоги чередовались. Я перестала видеть в них систему и закономерность. То есть утром, отводя, каждой давала свой телефон. На всякий случай. И брала их – тоже на всякий случай. Иногда с работы задерживалась. Предупреждала. И извинялась через магазин. Вроде так не сильно большой осадок останется. С ними мои дети. И их лояльность беру правдой и хитростью.
И как-то вечером, забирая обоих из группы, кожей почувствовала, что запах атмосферы другой. Педсостав затаенно молчит. И удивительно: ни одной жалобы на поведение. Драки между собой – обычная рутина. Которую воспитатели озвучивают для галочки, а я киваю и делаю строгое лицо для галочки. В близнецовых парах драки были, есть и будут. Не на жизнь, а на смерть. И даже не из-за игрушки, а из-за детальки от игрушки. Обычный вторник. А здесь вообще тишина. Отдают детей. Вежливо-ласково закрывают дверь.
Парни собираются в полной тишине. Но Сережа не выдерживает.
- Мама, из-за меня Вадик сегодня из садика убегал.
Информация доходит не сразу. И по привычке задаю уточняющие вопросы.
- Куда убегал? Что значит убегал? Как так вышло, что убегал?
- У нас в заборе дырка. Я предложил ему пойти вместе домой. Мы думали – ты там. И он пошёл…
Я все еще считаю это шуткой. Иначе воспитатели бы сказали.
- А почему один? – я снисходительно и ласково глажу Вадика по голове.
- Я решил подождать-посмотреть, чтоб его не хватились. И подойти чуть позже…
Я поняла, что дети признаются, потому что придется. Готовые нести ответственность за содеянное. Позиция взрослее, чем у педагогов.
- Таааак. И что было дальше?
- Потом я испугался. И сказал Анжелике Сергеевне, что Вадик ушёл домой. И показал, где дырка. А потом его привели.
- Сразу привели?
- Нет, долго приводили. Анжелика Сергеевна еще плакала. И Нина Васильевна ее успокаивала. А мы с Вадиком не ходили вечером гулять. Были в углах.
Вадим в это время смотрел в пол. О последствиях побега из задика он был предупрежден заранее и неоднократно. А почему предупрежден? Вопрос об этом поднимался. Сначала им самим. Аккуратно так: «А что случается, когда дети убегают из сада? Допустим, ненадолго им надо по своим делам? Но это я не для себя. Просто интересно». Это «не для себя» мне хорошо знакомо. С садиковских времен дочери. Если есть уточняющие вопросы – значит, в голове уже есть намерение. Даже пока неосязаемое. Но есть. Однако порадовало, что со стратегическим мышлением хорошо. Оценивает риски.
Тогда подробно и популярно объяснила, что слезами за такое не откупиться. Наказание неизбежно. Об ужасах, которые могут произойти со сбежавшим ребенком, тоже поведала.
И стоит грустный Вадик, смотрит в пол. В силу остроты ума, склонности к анализу и хорошей памяти, последствия для себя уже понимает. И просто молча стоит. Дабы не усугубить. Забегу вперед. Конечно, его наказали. В углу положенное отстоял. Без гаджетов две недели проаскетировал. Выводы сделал. Меня поразило, как он спокойно это принял. По взрослому, что ли. Вот действие. Вот последствия. Вот твоя ответственность. Но наказание было позже. А пока на тот момент я только послушала двоих детей. Этого мало для понимания картины в целом.
Заглядываю в группу.
- А где Анжелика Сергеевна? И что там с побегом? Говорят, Вадик убегал…
Воспитатель тяжело вздохнула, что показало: хотели замять, чтоб без последствий. Но теперь уж как бог даст. Они люди, уставшие к концу дня люди. С огромной ответственностью за жизни и сохранность двадцати пяти чужих детей.
- Она отпросилась. А нас не было в тот момент. Вот ее телефон. Звоните, говорите с ней лично.
И бегом, бегом в группу. Вот так легко слила коллегу. За Анжелу даже стало как-то обидно. А Анжела, потому, что мы были в одинаковом статусе мам старших детей. Они ходили в эту же группу. В этом же саду.
Конечно, я плохого не развезла. Я знаю сына. Как за секунду может исчезнуть в людном месте, думая, что это весело. И как здорово он спрятался.
Анжелика Сергеевна в трубке заикалась. И плакала. Ее отпустили в обед. И уже дома стало накрывать. Она рассказывала, делая длинные паузы, как искала Вадика по району. Кричала, видела себя в тюрьме. И, не обнаружив его возле нашей двери, стала в подъезде выть. И поднялась зачем-то тремя этажами выше. Какое-то чутьё подняло её туда.
И он тут же кинулся со слезами и воем, что сам не понял, как убежал. Сам не знает, что на него нашло. И вообще хотел на пять минут домой за игрушкой сгонять, пока никто не видит.
Не стану я уничтожать человека. Хорошего человека, кстати. У меня больше вопросов к ее коллегам.
И что-то новое, из этой же серии с пугающим постоянством происходит с Вадимом всегда. При этом он готов к последствиям. Когда я нарушаю правила дорожного движения, всегда прикидываю сумму штрафа. И всё равно нарушаю. Косяки в осознанности, так это называется. Или ведаю, что творю.
Сейчас оба сына ходят во второй класс. И только на летних каникулах мы ввели в практику их гуляние без взрослых. На доверии. Контролер во мне прорабатывался долго. Сначала проверяла каждые пол часа. Потом раз в час. Сейчас они отмечаются сами. И все бы хорошо, но все-таки есть у ребят склонность к свободе, если сказать красиво. Или к хулиганству, если сказать честно.
Недавно Вадик пришёл с улицы на очередное «попить». Мялся, мялся в коридоре. И задумчиво произнес:
- Мама, к тебе скоро одна тётя придет. Ей надо про меня поговорить. Кажется, я там немного плохо себя вёл… Ну или ты спустись. Она очень хочет поговорить с той, которая их родила… Тетя на площадке.
И эта фраза уже совсем тихо прозвучала. Я еще не умывалась. На лице маска. Всё еще надеюсь на несерьёзность ситуации. Иногда мы в детстве думали про свой косяк, что всё, катастрофа. И домой боялись идти. А по меркам взрослых – так, ерунда. Брови хмурили и голос строжили. Но больше для галочки.
- Что за ситуация? Все, надеюсь живы?
Вадим вздохнул:
- Живы. Слава богу. Её сын на карусели хотел забрать у меня ножик. Ну, ты не подумай. Он не настоящий. Просто острый. Я сначала сказал, чтобы отстал. А мальчик такой вредный оказался. Опять стал просить. И надоедать. И я не выдержал…
Я окончательно вернулась в сосредоточенность.
- Я ему сказал, что если не отстанет, я зарежу ножиком его. И его маму. И всю его семью. И вот… Она хочет с тобой поговорить. Наверное, про меня…
В конце монолога я была умытая и обутая в дверях. И попросила сына пока идти без меня. Мне нужно было настроиться. Как известно, в любом деле главное – настроиться. Независимо от того, что именно вам предстоит: заседание в суде со всеми злодеями или умелая драка, настрой – девяносто процентов успеха. Я не измеряла. Просто приняла это однажды за мегаустановку. И она работает.
По сути – иду на разборки. Ситуация не в мою пользу. Как матери, воспитавшей хулигана. Помолилась. Попросила у Бога благоразумия. Или хотя бы без крови.
Спустилась к площадке. Из подъезда вышла грозная женщина. С претензией в голосе, взгляде, походке. Женщина-претензия. Тоже со своим настроем. Что можно понять.
Я широко улыбаюсь, протягиваю руку.
- Меня зовут Марина. Давайте отойдем в тень, а то солнце палит жестоко. Как вас зовут?
Мы уже вместе в тени возле дерева, кстати.
- Меня зовут Света.
- Очень приятно. Давай тогда на ты. Что вытворил мой самый хулиганистый хулиган. Клянусь – дома убью, вру я, - Давай пока все выясним. Чтоб точно знала – за что.
Короче, каким-то чудом я взяла ситуацию под контроль. Или в управление. Как будто это не мой сын пугал ножом. А соседский мальчик. И меня позвали просто беспристрастно рассудить. И раздать люли и награды. Беспристрастно.
Сначала я «дала слово» ее сыну. С подробными уточняющими вопросами. И когда мальчик излагал версию случившегося, пресекала попытки перебиваний. Как Вадика, Так и Светы.
Потом мы послушали Свету, Потом Вадика. Все версии сошлись.
И я подключила любимые уточняющие вопросы:
- А почему ты так сказал?
- А что ты имел ввиду?
-А можно ли это выразить по-другому? А как ты скажешь в следующий раз?
На самом деле Вадим просто хотел, чтобы мальчик отстал. Чтобы это случилось быстро. И для скорости решил серьезно припугнуть.
- Мама, просто надо было, чтобы быстро.
Дальше он рассказал, какие выводы сделал. Что в следующий раз найдет другие аргументы.
И когда время подобралось к логическим извинениям. Мы со Светой уже с них ржали.
Она протянула ему руку.
- Не извиняйся. Вижу, что и так все осознал. И Вадик с ее сыном решили дружить. За углом стоял Сережа. И грел уши. И еще пять детей. Такой тихой площадки я не видела раньше никогда.
С одной стороны я понимаю, умом и разумом, что близнецы-хулиганы – это всегда готовность родителя быть немножко виноватым. Немножко дипломатом. Немножко хитрым. Немножко изворотливым. И очень сильно харизматичным. Тоже помогает.
Но сердцем, любящим сердцем все же веришь, что все стыдонесущие, хоть и в последствии смешные истории остались в прошлом. И дети вошли в осознанность. И косяки с жалобами и штрафами за порчу имущества закончились. Расслабляешься ненадолго. Но рано.
И как только расслабляешься наступает фаза: «Близнец подкрался незаметно». Или не близнец. В моменте у меня другая рифма.