Было прекрасное раннее утро, наполненное теплым ветром, шепотом оставшихся в эту странную осень листьев и тайнами, которые сопровождали меня всегда – так почему же сейчас должно быть исключение? Прямо с поезда я отправилась в Велину избушку на курьих ножках, где разместилось все наше сыскное агентство. Замечу, что Валентине дом этот показался странным – ни городской, ни деревенский, а так, нечто среднее, но со всеми удобствами. А мои дети точно бы сказали, что это клево! И были бы правы. А вот осень и правда странная – то снег, то так тепло, что впору вновь расцвести сирени… Девочки, которых я не видела несколько дней, сообщили, что уже имеется объявление о собрании странных людей. Как будто специально меня ждали! Странным было и то, что собрание его устроители решили провести не в субботу или воскресенье, когда люди свободны, а в обычный будний день. Ну и ну! Не из-за нас ли, действительно? Идти решили обязательно.
Девчонки представили мне свои версии, догадки. Мне показалось, что без меня они не продвинулись ни на шаг. Многие обстоятельства просто ставили в тупик. А оттуда, как известно, путь только один – назад. Мы были похожи на маневровый поезд, который много гудит, шумит, но что-то ему все время мешает двинуться в нужную сторону. Наши мозги, а вернее, те импульсы, которые от них исходят, прогуливались в нескольких направлениях, и прежде всего – учительницы Каплун. Девчонкам хотелось поскорее ее увидеть и спросить – а не ваш ли это молоточек усилиями таксиста Угарова вас же по головке да ножке и стукнул? Но пока они этого не сделали – ждали Велю, которую выписали накануне моего приезда.
Направление номер два появилось у девчонок как-то спонтанно - спросить Антонину Сергеевну, уезжала ли Великанида в конце августа в какое-либо путешествие? Невозможно было понять, почему мы не сделали этого раньше, словно кто-то заблокировал саму мысль о нормальном, не «сонном» путешествии Велики по родной России. Сама она не могла четко ответить на этот вопрос. То есть – путешествие было, но вот откуда и куда… Полная блокировка памяти! И билетов не сохранилось! Ответы Антонины Сергеевны были сходны с Велиными – да, уезжала, но ненадолго, мать и не знала точно, куда… Почему-то не знала…
А отсюда естественным образом вытекало и третье направление – так сказать, главного удара – в мобильнике при сохраненной записи должно быть отражено поведение Павлины в поезде, обращение ее с Великанидой. Если наша Велика стала для нее подопытным кроликом, то этим самым животным она могла быть для экстрасенса и в том, сибирском поезде. И преступления, стало быть, совершались вовсе не во сне, а наяву. Жаль, жаль, конечно, что не будет тогда этой захватывающей тайны, да ведь что тут поделаешь! Следует утешиться тем, что тайной является вся наша жизнь с ее извилистыми поворотами и неожиданными сюрпризами. Однако мобильник девочки так и не нашли. Много раз набирали нужный номер, но пропавший не «откликался». Было, конечно, много и других направлений, но наша шафиня приказала выбрать главное, что и сделали. И в этих-то трех соснах непонятным образом соединились два события, две истории, два конфликта. Мы их даже озаглавили для удобства – Доллары и Композитор. А что, если между ними имеется связь? Что доллары, к примеру, проистекают от композитора, отслеживаются экстрасенсами, путешествуют с бандитами в поезде и после трагического рывка оборотистого и, возможно, стремившегося восстановить справедливость Славы оказываются в укромном сарайчике у безвестной Евфалии. И в центре этих событий – наша Велика. Ее атакуют с двух сторон. И ей надо быть очень, очень осторожной. Сейчас ведь так легко нанять киллера…
Валентина уже звонила в Москву Гололобову, чтобы он связался со стражами порядка родного городка композитора и выяснил все о его завещании и наследниках. Впрочем, без помощи того же Эдуарда мы не можем шага ступить и в экстрасенсорном направлении. Необходимо знать, откуда приехала эта Павлина, что из себя представляет ее помощница и так далее. Получив информацию, мы приблизим великолепный, торжественный момент, которые сопровождают любое наше расследование – разложим все по полочкам, заключим каждый факт, каждую догадку в схему и, направив туда всю силу мысли, будем делать выводы. Обращать предполагаемые обстоятельства в реальность. Ведь когда факты упорядочены, делать это гораздо легче. Откровенно говоря, я была уверена, что к моему приезду ответы на многие из этих вопросов уже будут. Увы! Мне это было не очень понятно, как и то, что Валя, я это видела точно, все время думает о чем-то другом. Что-то заботит ее гораздо больше, чем наше общее дело. Я попыталась у нее узнать, что, но она лишь улыбнулась. Хорошо улыбнулась, как ромашка на лугу, но понятнее мне от этого ничего не стало.
Убогая девочка идет с убогой старушкой.
Они боятся людей, они боятся столбов.
Они держатся друг за друга, им никогда не скучно,
Они гладят друг другу лица, в них живет большая любовь…
Девочка идет сзади, положив руку на спину старушке,
Она ступает неловко, бабушкины ноги боясь задеть.
А люди на автобусной остановке готовы кинуть им мелочь
в кружку,
Но в руках у них нет кружки, и в ней не звенит медь…
Они проходят к мосту через медленную маленькую речку,
А кто-то думает – а вдруг они бросятся с моста вниз?
Но они бредут по дороге, которую дала им Вечность,
А наша надежда и совесть живут, я думаю, в них…
И я бегу за ними, оторвавшись от остановки,
Я кричу – родные, я вас всегда люблю!
Простите меня! И они обе ко мне поворачиваются неловко,
И смотрят на меня так, будто я их словами бью.
У меня опускаются руки, я останавливаюсь и немею.
Но эхо моего сердца уже у них, обогретое, как хрупкий
побег.
И я иду за ними следом, иду дни и недели,
Я держусь за спину девочки и чувствую, что я – Человек…
- Наталья, это что ты прочитала?
- Свое любимое стихотворение.
- Чье? Кто его написал?
- Да я же и написала!
- А почему ты вдруг вспомнила именно этот стих? Про убогую девочку и старушку?
- Ну, не знаю. Наверное, по ассоциации с… Дарьей Геннадьевной…
- Но тогда при чем тут старушка?
- Валентина, не приставай. Просто захотелось прочесть этот стих для вас. Я носила его в журнал «Наш современник», там был такой Космынин, за поэзию отвечал. Ему очень понравилось. Взял для печати. А потом он умер, стихотворение так и не напечатали. Пришла я к его преемнику, тот править начал. Я тут же забрала и ушла. И точка!
- Твой журнальный экскурс нам ни к чему. А вот ассоциация с Дарьей… Послушай, Велика, ты сказала, что никогда ее раньше не видела, но в то же время что-то в ней кажется тебе знакомым… Напрягись-ка и ответь – что именно?
- Я уже думала об этом, Валя. Может, жесты? Движения? Нет, что-то не то… Все вместе… Весь образ, понимаешь? Не отдельное что-то, а вместе взятое…
- Но поскольку на уме у нас сейчас – две атакующие стороны, то постарайся выбрать какую-то одну из них…
- Я что-то уловила… Но это «что-то» тут же исчезло… Знаете, как сон – просыпаешься, и тут же все забываешь.
- А у меня, подруги, было так наяву. Сочинила стих про осень. Необычный, потому я его и запомнила. То есть не его, а содержание. А сам стих напрочь забыла. Там я выражала давнее свое открытие – осень прекрасна лишь золотая, теплая, безветренная, с пылающими от набранного солнца листьями, когда они медленно кружатся и покорно ложатся к твоим ногам где-нибудь в парке, на аллее… А у промозглой осени, с ветрами и дождями – горький запах… Запах увядания… И эта грустная неизбежность вовсе не красива и никого, думаю, вдохновить ни на что хорошее не может…
Велика повернула ко мне свое сияющее лицо и четко произнесла:
- Наталья, ты гений!
- Да нет, нет, - скромно заметила я. – Стих-то был обычный, просто он мне как-то на душу лег…
- Да я не про стих! Я – про горький запах увядания... Про моего композитора… У него на столе цветы стояли. Бессмертники. Высушенные. Но от них все равно шел этот горький запах осени. Осени жизни, понимаете? И ходил он в длинной кофте, согбенный, с опущенными руками… А руки у него были очень длинные… Пусть покойный меня простит, но руки у него были как у обезьяны. И в Дарье есть что-то этакое… Вы не находите? Есть, есть… И обезьянку плюшевую он любил… На плече носил… Как ребенка…
- Господи, как же все это тоскливо! – вырвалось у меня. – Хорошо хоть, что непредсказуемо. Постойте, девочки… Но ведь композитор умер… сколько дней назад?
- Уже девять… то есть десять, - заметила Валентина.
- Хорошо, десять. И если мы подозреваем, что Дарья – его родственница, то она должна была отправиться на его похороны. А она была здесь. В школе. Билась в истерике из-за своего ребенка.
- Сегодня же надо и к гинекологу обратиться, которая якобы узнала Дарью и рассказала ей про ее же собственные роды, и с тетей ее разобраться. Эдуард что-то молчит, - сообщила мне наша главная детективщица. – Врача-то как зовут, Велика?
- Не помню. Но кроме нее в нашей поликлинике гинекологов нет. Всех сократили. Так что не ошибемся. Сегодня она, кажется, после двух принимает.
Странно, что они без меня до сих пор этого не сделали. То есть – не сделала Валентина. Я спросила, почему так получилось, и опять она загадочно улыбнулась! Мне даже стало как-то неловко – я не заслуживала недоверия.
Мы понимали, что двадцати четырех часов не хватит для всего запланированного на сегодня. Возможно, от чего-то придется отказаться. И тут зазвенел Великанидин мобильник. Звонила… Дарья Геннадьевна! Она извинилась за слишком раннее телефонное вторжение и пригласила Велику к себе в общежитие на утренний кофе! Объяснив, что только с ней, Великанидой Харитоновной, чувствует себя способной продолжать существовать на этом свете и надеяться на лучшее. Что только припав на днях к ее плечу, поняла: это – родная душа, и…
Поскольку учительница никак не могла остановиться, словно кто-то завел в ней моторчик и не показал, как его нужно выключать, то Веля тут же заявила – на чашку кофе придет вместе со своими подругами. То есть к Дарье пойдем мы все. Прямо сейчас, в семь утра? Хорошо, можно и в семь. Понятно – потом надо будет идти в школу на уроки. Естественно, нам было интересно, что это за выверт такой, но подумали – чего не бывает с человеком, у которого случилось этакое-то горе!
- Может, не надо нам будет пить кофе-то? Вдруг отравит? У нее с мозгами явно не все в порядке, - предположила Велика.
- А, может, с мозгами-то у нее все в порядке. Просто выполняет чей-то заказ. Поручение, - предположила я.
Вместе мы пришли к интересному выводу – возможно, Дарья Геннадьевна и в город-то этот приехала не просто так, а с определенной целью. И цель эта явно касается Великаниды.
- Велика, а она к тебе до своих истерик как-то пыталась… подстроиться, что ли… Сдружиться с тобой…
- Наташ, не знаю. Я настолько была поглощена своими снами… работой… любовью своей, что вокруг-то и не смотрела… Вообще интуиция мне говорит, что это просто несчастная молодая женщина, потерявшая в жизни смысл… И цепляющаяся за соломинки… И я просто – одна из таких соломинок… А фамилия, общая с композитором… Это может быть простым совпадением. Когда начнешь напрягать мозги сверх меры, так еще и не то покажется.
Мы дружно решили разговорить Дарью Геннадьевну, узнать о ней у нее же самой все, что можно, а также чего и нельзя, а моя подруга делать это умеет классически, и пожалели лишь о том, что к моменту этой деликатной встречи у нас еще не будет информации Эдуарда Гололобова. То есть мы не всегда будем понимать, правду говорит наша учительница или нет. Было ощущение, что нас ждет разговор не на русском, а на английском языке, который я, к сожалению, не знаю совсем. Но который наша будущая собеседница знает прекрасно. Потому и преподает его в школе.
На этой ноте легкого сожаления и закончилось наше тревожное и непредсказуемое утро. Каков будет день?
На снимке - картина Петра Солдатова.
Приходите ко мне и по другому адресу, в VK https://vk.com/club224151564Всё есть везде. "Звёзды", скандалы, мистика