Танц-драма «Шинель М» в постановке Юрия Смекалова и творческого объединения МЭД посвящена 150-летию Всеволода Мейерхольда. Об Акакии Акакиевиче и других персонажах Николая Гоголя мы поговорили с Виталием Куликовым — исполнителем главной роли премьерного спектакля.
ST. PETERSBURG DIGEST, 2024, № XXI, март — апрель
— В спектакле Юрия Смекалова вы играете Акакия Б. Есть ли у него что-то общее с гоголевским Акакием Акакиевичем?
— Наш Акакий Б. — попытка рассмотреть привычного Акакия Акакиевича с другой стороны. У нас герой — не задавленный обстоятельствами маленький человек, а, скорее, искренний и по-детски открытый миру. Он обладает теми качествами, которые сегодня не очень-то популярны. Его любовь безропотная и чистая. Это сильное чувство заставляет его измениться, выйти из привычного ему мира.
— Мира маленького человека?
— Я бы не стал называть Акакия маленьким человеком. Понимаю, что этот штамп крепко к нему прирос, тем не менее для меня он не маленький и не ничтожный, каким его принято воспринимать. Он просто другой. Он живет в своем мире, собранном из определенных ритуалов. А любовь раскрывает его. Сегодня такому человеку было бы, наверное, непросто жить в обществе. Искренность часто принимают за слабость, хотя искренность — это и есть сила.
— И мультижанровость делает эту историю очень объемной.
— Юрий Смекалов создал масштабный спектакль. На сцене заняты 24 человека, в том числе музыканты и певцы. Мы создаем историю о любви. И самое главное — создаем ее в любви!
— А какую команду удалось собрать!
— Команда у нас исключительно теплая. Мы все друг друга поддерживаем и болеем за общее дело. Это мой второй проект с Юрием Смекаловым, работать с ним и его командой для меня всегда большое удовольствие.
— Спектакль представляет микс жанров: тут и балет, и драматический театр, и опера. Вам пришлось вспомнить свое балетное прошлое.
— Без танца не обошлось. Дуэты Акакия со старым капотом и шинелью — уместное художественное решение. Любовь к старым вещам прекрасно передает пластика танца — так ведь и в жизни: мы лелеем предметы, которые хранят наши воспоминания.
— Вы начинали как артист балета. Как получилось, что вы выбрали этот путь для себя?
— Балет — это выбор, который делает мама (Смеется). Сначала я занимался в Доме пионеров, хотя сам я хотел заниматься в цирковом кружке. Но вовремя передумал и пошел в кружок хореографии. Мне нравилось танцевать, и педагог посоветовала маме отвести меня в Вагановское училище. Дома сразу появились стопки журналов про балет, мама начала во всем сразу разбираться. А я стал учиться на улице Зодчего Росси. Приходилось рано вставать, ездить с огромным рюкзаком через весь город. Сейчас с ностальгией смотрю на балерин и думаю, какой же это тяжелый труд.
— А почему вы решили стать драматическим артистом, уже работая на тот момент в труппе Бориса Эйфмана?
— Случилось это спонтанно. Мой приятель пошел поступать и позвал меня с собой за компанию. А я тогда из-за травмы остался в городе, а не поехал на гастроли. В 2000 году на Моховой стояла огромная толпа абитуриентов. И меня так это впечатлило, что я тоже решил попробовать свои силы. Стихи я всегда учил для себя и мог что-то прочитать. Словом, приехал я не зря, прочитал и поступил. На момент зачисления в театральный я уже отдал балету 14 лет, успел полмира объехать с труппой Эйфмана. Непросто было решиться вычеркнуть их и начать все заново.
— Что вам дает драматическая сцена?
— В драматическом театре я обрел себя. Он дает мне самовыражение. Было время в самом начале моего пути, когда я ужасно не любил репетировать. Мне хотелось поскорее выпустить спектакль. А с приходом в театр Юрия Бутусова я понял, что репетиция — это самое интересное. Поиск, пробы — свобода в работе над персонажем. Бутусов разрешал пробовать разные роли, в его этюдном методе много правды: артист сам находил именно того героя, которого чувствовал. И главное — каждый делал роль так, что играть ее мог только он. Поэтому замен в спектаклях Бутусова практически нет. Глядя друг на друга, на все эти пробы, мы вместе вырабатывали единый стиль спектакля.
— А можно быть на сцене собой?
— Я выпускался из Театральной академии как острохарактерный артист. Это удобно, когда можно спрятаться за характер. Себя я никогда не раскрывал, скорее даже прятал. А Бутусов мне помог вдруг быть таким, какой я есть, проявиться, заплакать, если в этом есть потребность. Поначалу это очень страшно — в этот момент ты совсем беззащитный, но потом стало ясно, что это настоящее счастье. Быть собой на сцене — бесценно.
— В театре Ленсовета вы заняты во многих спектаклях. Но особенно много в вашем репертуаре Гоголя — это «Ревизор», «Город. Женитьба. Гоголь.», «Мертвые души». Есть ли любимый персонаж?
— Я всегда мечтал сыграть Хлестакова. Когда только начинались репетиции «Ревизора», мне предложили играть Почтмейстера. И чем больше мы репетировали, тем больше я чувствовал, что должен сыграть Хлестакова, о чем и сказал режиссеру. В итоге сыграл премьеру и воплотил свою мечту.
— Спектакль «Про Федота-стрельца», где вы играете Царя, был выпущен год назад и пользуется большим успехом. В чем его секрет?
— Этот текст Леонида Филатова давно стал народным, он очень любим публикой. Для создания спектакля собралась замечательная команда во главе с постановщиком Фёдором Пшеничным, мы сочиняли его на одном дыхании. Пластику ставил Александр Челидзе — редкий мастер осмысленной хореографии. У него каждый жест что-то значит. Я очень люблю этот спектакль и охотно наблюдаю за реакциями публики — они всегда очень разные.
— Как вы обычно взаимодействуете с залом?
— Есть артисты, которые работают на зал. А мне интереснее работать на сцене так, чтобы зал хотел за мной подглядывать. Я живу на сцене сам с собой, с партнерами, не для зала. Быть для всех привлекательным я не пытаюсь. В каждой истории у меня есть свой путь, и я прохожу его, не задумываясь о том, как выгляжу со стороны.
— У вас высокие требования к зрителю?
— Артист не должен заниматься морализаторством со сцены. Нельзя учить зрителя. Это очень отталкивает. Я как зритель всегда хочу быть свидетелем истории, которая разворачивается на сцене. Если меня эта история трогает — я хочу за ней наблюдать, но не хочу, чтобы мне ее навязывали.
— Но вы играете в сложном театре. Вам не кажется, что постановки, например, Бутусова, направлены на интеллектуалов?
— Они направлены на воображение. На ассоциации. Да, эти спектакли непростые, и лучше ознакомиться с первоисточником, но суть в том, чтобы открыться тому, что происходит на сцене.
— С кем бы вы хотели поработать из режиссеров?
— С Остермайером.
— Смело! А есть ли роли мечты?
— У меня была мечта сыграть Хлестакова — она сбылась. Я хотел сыграть Зилова — сыграл! Теперь думаю о Сирано.
— Какой вы зритель, когда смотрите чужие спектакли?
— Я добрый зритель! Я понимаю, что это за ремесло, и я с интересом смотрю, когда мне интересно, а если скучно — тихо скучаю. Вот очень хочу посмотреть «Воскресение» в Александринском театре. Теперь, когда мы выпустили свой спектакль, хочется посмотреть, как они реализовали этот текст. В процессе работы я стараюсь не смотреть чужие версии.
— Сейчас вы работаете с Анджеем Бубенем. Что это будет?
— Мы готовим спектакль по рассказам Чехова. Поначалу мы просто сидели и читали рассказы, казалось бы, что тут сложного? Но когда мы начали нырять в каждый из этих текстов, оказалось, что там столько всего! И даже маленькие рассказы неожиданно выстраиваются в единую линию. Я люблю такую подробную и вдумчивую работу с режиссером.
— Вы родились в Ленинграде. Какие места вы выбираете для отдыха в этом городе?
— Мне для отдыха нужно что-то лесное, где мало людей и нет шума. Я очень люблю зелень парков, мне особенно нравится город Пушкин.
Беседу вела Динара Белоус