Статья "Восторженная песнь или постижение смысла", которую я публикую сегодня на канале, была написана мною в 2003 году. Поводом её написания стала первая книга стихов Елены Евгеньевой-Вороновой "Восмидолье", а напечатана она была в журнале "Вестник Российской литературы" в 2005-м году.
Выкладываю её в связи с просьбой поэтессы и вчерашним опубликованием на канале стихотворения Елены Евгеньевой-Вороновой "Письмо на войну со школы"
ВОСТОРЖЕННАЯ ПЕСНЬ или ПОСТИЖЕНИЕ СМЫСЛА
«Я и сам хотел бы знать из какого материала состоит настоящий поэт. Мне кажется, в любом случае писателю лучше считать себя поэтом, пусть неудавшимся, но поэтом… Писатель понял, что история человечества с ее превратностями, моментами пояснения, муками, победами и поражениями – любовь человека к жизни – настолько сильна и всепоглощающа, что ее нужно запечатлеть на бумаге. Если ему повезло, он сделает это поэтическим путем. Повезло чуть меньше – годится и короткий рассказ, как у Чехова. Ну а если уж совсем не повезло, приходится возвращаться к громоздким приемам Марка Твена и Драйзера»
/ У. Фолкнер/
Первая книга как первый ребенок. Всё было только внутри, но вот детище отделилось, и в виде сброшюрованной стопы печатных страниц вышло в жизнь.
Это банально, но я ничего не мог найти лучше, потому что «рождение» для нас сильнее, чем «создание» или «сотворение», потому что дети рождаются и этим сообщают нам о бессмертии жизни – и нас самих, тогда как «созданное», в отличие от «рождённого». по нашему мнению, не бессмертно.
Рождение для нас чудесней сотворения, мы эмпирически убеждаемся в его чудесности, мы свидетели этого чуда и не можем объяснить, как это происходит, тогда как созданное грешит искусственностью, а потому, как бы объяснимо, но Марина Цветаева сказала: «произведение искусства есть произведение природы, такое же рожденное, а не сотворенное», и с этим хочется считаться, может быть она права?
Книга стихов Елены Евгеньевой «Восьмидолье» - её первая книга, и рождена она или сотворена, имеет теперь свою судьбу. Хорошо бы была удачной. Мне хочется, чтобы она была удачной, потому что книга рождена думанием -бескорыстным и серьёзным. Это настоящая поэзия. Она воплотилась книгой, и малышу уже два года. Он смотрит с надеждой в будущее.
Есть книги, существующие века и тысячелетия: Ригведы, Махабхарата, Упанишады, поэмы Гомера, Ветхий и Новый Заветы, много других. Это всё поэзия.
Почему она вечна?
Потому, что в этой поэзии вечность определена смыслом.
Потому, что в этой поэзии вечность определена звуком, ритмом.
Постижением, которое рождено вопросом. Вопросом о тайне мироздания, вопросом о жизни и смерти. О том, как жить и как умирать.
Вопросом о Боге и вопросом об Истине.
Вопросом о Смысле.
О смысле, вложенном в смысл и содержащем в себе смысл.
Звучанием смысла, ведь мысленному вопросу предшествовал ритм, ощущение, внутреннее звучание.
От этого звучания возникает поэзия мудрых книг.
Без неё холодное слово не имело бы смысла. А без смысла не было бы слова.
Слово, не ополнокровненное звуком жизни, вложенным в сгусток смысла, не слово.
Оказывается, имеет значение - как выражен смысл. Оказывается, только смысл - ещё не всё. Оказывается, его и нет - просто смысла, он появляется со звучанием.
Оказывается, поэзия – это вместилище смысла и причина его проявления в слове.
«…чувство художника есть внутреннее чутье истины человеческой, которое ни обмануть, ни обмануться не может».
А.С. Хомяков
И ещё: поэзия - не рифмованные строчки, поэзия - это жажда постижения.
Отсутствие такой жажды не вызывает к жизни творения. Именно она диктовала свою волю Гёте и Лермонтову, Пушкину и Шекспиру, Леонардо да Винчи и Толстому, Достоевскому и Кьеркегору, Хомякову и Киреевскому, Вл.Соловьеву и Вячеславу Иванову, Пастернаку и Цветаевой, Платонову и Хлебникову, Андрею Белому и Андрею Тарковскому, Елене Блаватской и Серафиму Саровскому, Сергию Радонежскому и Григорию Сковороде. Список может быть бесконечным, но никогда не охватит всё человечество.
Многие не хотят этой жажды, а многие жаждущие не хотят быть известны. У кого-то отсутствует долг известности.
Елена Евгеньева принадлежит к жаждущим. Именно эта жажда диктует ей тексты. Позволяет слышать «беззвучный сказ». Эта жажда слышна в каждой строке её поэзии, пленительной и таинственной. «Я слагаю слова в богобелые звуки» -
признается Елена Евгеньева, но при всей звуковой оформленности её поэзии, она
не только для звучания, любой образ и «игра» со звуком не случайны, они несут в себе смысл, не тяготясь, но и не бравируя им, но наполняя всё вмещение сосуда, не допуская пустот.
«Сказ сохраняет и обеспечивает слух на язык и, таким образом говорение только тому, кто послушен сказу. … человек требуется для того, чтобы вымолвить беззвучный сказ»
М. Хайдеггер
Если сказать Елене Евгеньевой, что поэзия её поиск истины, она вряд ли согласится. Не согласится потому, что поиск истины принято считать работой интеллекта, против которого восстаёт её поэтическая душа. Она пророчествует о печальном исходе цивилизации, базирующейся на интеллекте:
И дивись Человек,
про исход возвещающий.
Про летальный,
печальный, ментальный исход!..
Логически выложенная истина для неё некрасива, конкретность рассудка ранит её. Прямые связи не для неё. Они грубо-линейны. Они из другой реальности. Они как будто не говорят о жизни, а только скелетируют её. Её думание строится по законам сна, по законам иного бытия, где истина полифонична, не логически линейна, где важнее объём, не черта, объём смысла. Собственно искусство и отличается от науки именно объёмом смысла, сконцентрированным в образе. Замкнутость на черте не в силах постигнуть субъекта думания, творца текста.
«Всё искусство, как позволение свершаться приходу истины как таковой, есть по существу поэзия»
М. Хайдеггер
От полифонии жизни полифония сна отличается концентрацией смысла. Поэтому сон как бы не логичен, но объёмен, насыщен и мгновенен. Он текуч и облачен.
Марина Цветаева свидетельствует о поэзии как записи снов. «Чем лирик больше, тем запись чище», - утверждает она.
К.Г.Юнг обнаружил символы духовной алхимии в современных снах.
Символы сна сообщают опыт человечества. Символы снов - это концентрация философии жизни, философии постижения проживанием.
Сны - это воспоминание о движении Вселенных как в микро- так и в макро смыслах.
Сон свидетельствует о вечности нашего духа. Поэты приносят это свидетельство при свете дня. Чтобы видеть сны им не требуется физически спать. Бодрствование тела не мешает им воспринимать грёзы.
«Сон – лишь рождение в царстве Памяти, рождение же – сон в забвении Прошлого».
Е.П. Блаватская
Елена Евгеньева - сновидец чистейший. Я бы сказал, экологически чистый. Рассудок не вмешивается в логику сновидений. Линейность быта, опыт линейного восприятия времени, обычай линейного мышления не загрязняет восприятие. Её поэзия об этом свидетельствует. У неё практически нет линейно смысловых построений. Ничто не потворствует физическому смыслу, напротив, разворачивается процесс к его отсутствию или минимизации.
Приветствуется объёмность. Каждый образ точечен, но объемен, из этой точки с энергией цепной реакции разворачиваются смыслы:
Эта верба как брошь
Мною брошенной веры.
Но – великая ложь –
Моя вера без вербы.
Верба здесь - символ как потери, так и обретения. Начало и конец. Не отречение от веры, но воскрешение в новом качестве веры. Это весна. Это вербное воскресение, это обновление. Созвучие веры и вербы дает не противоречие веры и обновления.
Созвучие веры и вербы дает непротивление веры к обновлению, но возможность веры с обновлением. Возможность воскрешения веры.
Верба - древо. Символ древа проходит по всей ткани поэзии Елены Евгеньевой.
Древа жизни, древа судьбы, древа тайны. Древа дифференциации, где единство ствола разделяется на множество веток. В функции обновления древо представлено вербой.
Звук поэтессе необходим как составляющая смысла. Как внешнее свидетельство
внутреннего образа. Она берёт звук в соучредители судьбы. Она сплетает звуки из течения судьбы. Не случайно книга называется «Восьмидолье». Доля - часть целого и судьба.
Смысл стиха скрыт от принятой очевидности, от принятых рамок прямого смысла. Скрыт, чтобы быть объёмным. Чтобы охватить жизнь. Чтобы дать её полифонию. Она не описывает каждое дерево в лесу, травинку или цветок. В одной строке или образе она стремится дать весь лес и одновременно рассмотреть каждое дерево. Через дерево увидеть лес. Деревья для неё не заслоняют леса, а общее не заслоняет единичного, но единичное отражает общее.
Один как перст, ты – перст моей судьбы.
И драгоценных перстеней сбирая,
Ты помечаешь головы и лбы
Крестишь перстом. И без конца, без края
Во мне твоя даруется любовь!
Речь сначала о конкретном человеке, но потом содержание расширяется, и человек становится включенным в Провидение. Он и рука Провидения, и песчинка. При просмотре сверху песчинку не видно, действует Провидение. Но, безусловно, песчинка присутствует, иначе теряет смысл Провидение.
Кульминация стихотворения явно провиденциальна. Взгляд уже из Поднебесья:
И там, где Перст рассматривает боль,
Как лучше сияние из света,
Свет происходит! Происходит столь,
Сколь позволяет пасмурное лето.
А заканчивается опять человеком:
И толи я по берегу иду,
И толи ты по берегу проходишь,
Но мы встречаемся в Твоем Саду!
И Ты меня в свой Новый Дом уводишь!
«Новый Дом» - это неоднозначно. Остается тайна. Заглавные буквы заставляют опять вспомнить о Судьбе и о Провидении. О новом доме как о новом качестве бытия. Не отвергается и дом-жилище.
Божеское и человеческое. Соединение их и разность одновременно. Судьба ведет человека, и человек делает судьбу. Здесь нет противоречия при сохранении парадокса.
«Всякое осмысленное думание-по-мнение есть поэзия, всякая же поэзия – мышление-по-мнение».
М. Хайдеггер
Елена Евгеньева избегает неблагозвучия, её поэзия нежна, но звучна и энергична. Строки её наполнены смыслом и живут по своим законам. Эстетически выверенным у неё звучит то, что казалось неизбежно должно быть слишком сладким и слишком розовым. Розовый цвет ей не противопоказан, он законен и является одним из любимых средств. Поэтесса прекрасно его обосновывает и, в первую очередь, музыкой смысла. Розовость существует искренне, без дураков и без игры. Так окрашен её звук. Так окрашена жизнь, выплескиваемая изнутри. Пафос у Елены Евгеньевой диктуется её энергией постижения, необходимостью жизни, движением. Розовый цвет звука для неё органичен и насыщен. Физически звук физически ограничен во времени, остаётся впечатление и память о нём, поэтому в поэзии как и в музыке, звук спешит быть насыщенным.
Поэзия - это шёпот вечности. Вечность стоит за спиной поэта и дышит в спину.
Эстетическое удовлетворение законодателей кивает головой, когда соблюдены требования бытующего эстетизма. Но эстетика – это только стационарное свидетельство о поэзии. Она не совпадает с поэзией, когда устанавливает непререкаемый закон поэтичности, и начинает бегать за поэзией с розгами, в закон не укладывающейся, и становится инквизицией.
Первым в книге – стихотворение «Одуванчика дух – дуновенье…».
В нём как в капле отражается содержание всего сборника. Из него как из точки изливается смысловое пространство книги. Образ нежно женственный, символ хрупкости и вечности природы, маленькая незаметная её частица.
Вечное всегда незаметно потому, что вечно, в глаза бросаются изменяемости.
Одуванчика дух – дуновенье,
Дуновения дух – одуванчик.
Одуванчик не мыслим без дуновения, без ветра. Не присутствуй в природе этого потока-стихии, не рождались бы одуванчики. С другой стороны, движение стихий вызвано необходимостью существования этой силы. Надобность ветра проявилась прежде самого ветра. Не явилась ли она одновременно надобностью присутствия одуванчика?
Отсюда: «Дуновения дух – одуванчик».
У Елены Евгеньевой это не философия, а если и философия, то обыденная, давно известная, существующая аксиомой сама по себе, вместе с автором, от рождения.
Стихийно-природное естественно перетекает в личное:
Этот мальчик – мое откровенье,
Откровения дух – этот мальчик.
И возникает подозрение: не явилась ли необходимость этого откровения причиной рождения этого мальчика? Что первичней, ветер или одуванчик, мальчик или откровение? Поэтессе вопрос не интересен. Он не важен. Он не связан с текстом. Он от издержек прозаического мышления. Здесь всё в единстве, одно перетекает в другое, не теряя первого. Оба правомерны на первичность, как и на вечность. Всё стихотворение – это перетекание причины в следствие и наоборот.
Причина и следствие то и дело меняются местами, оставаясь собой.
Как САТ и АСАТ в индийской философии. «Сат, неизменная, вечная, вездесущая и единственно реальная «Бытийность» (но не Бытие) упомянута как рожденная от Асат, и Асат, порожденная Сат», - говорится в теософском словаре.
Поэтесса как бы приводит универсальную формулу и в том числе говорит о первопричине, о возникновении, и личное не умаляется перед вечным, оно правомерно с ним, одно не противоречит другому, но сливается. Нет, едино изначально в текущем безначалье. В личном отражается вечное. Как море в своей капле.
А потом возникает шар, из центра которого пульсирует Вселенский Дух. Изнутри – наружу. Плоть – поверхность шара:
И открылось от голоса плоти:
Плоть – поверхность Вселенского Духа.
Вы, которые к ней прильнете, -
Не судилище Бога-слуха.
«Вы плохо слышите, признающие только плотную кору видимого, - будто говорит автор - За деревьями не видите леса, поэтому не можете судить обладателей слуха, хоть и судите.»
Ветер, ветер разбудит
Тех, кто бредит и спит.
Скажет она в другом стихотворении, в котором уже не дуновение, но ветер. Потому что движение неизбежно, и причина должна порождать следствие, пусть даже ценой ветра. Без сменяемости нет движения.
«Только подвижное способно покоиться. Способ упокоения определен родом движения».
М. Хайдеггер
Обновляемость нам рассказывает о себе каждый день. Поэтому стереотипы не выдерживают напора ветра. Оказывается, только движение, изменяемость, приближает к вечности. Вечность дает импульс движению и движением же познается. Движением – не механической сменой картинки за окном, но
изменением мыслительных форм и способа мышления. Обретением энергии постижения.
Об этом говорит Апостол Павел римлянам – «… но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная». Апостол настаивает на обновлении ума как на гарантии познания воли Создателя. На познании вечности и пред-вечности. Плана и истока.
Потом, в «одуванчиковом» стихотворении дуновение претворяется в дыхание, и они делаются одним:
А дыхание – это духа
Отношенье к тому, где дышишь.
Загадочная фраза. Дух является в некоем пространстве и появляется дыхание-жизнь, соответствующее этому пространству, оно и есть отношение е нему духа, то есть к земле в наших реалиях. Отсюда разворачивается целая философия, и потребуется много места и времени, чтобы развернуть её в тексте…
Ясно, что поэзия Елены Евгеньевой, многие стихи её, трансцендентны, эзотеричны, и вытекает этот поток из сознания автора как бы сам собой не отягощённый логическими конструкциями, как дыхание. Это существа смыслов, некая свёрнутая энергия в звуке стиха, которую можно развернуть, а можно дышать ею в том виде, в котором она выходит в пространство. Здесь уже выбирать читателю.
При чтении этого стихотворения невольно возникает и ассоциация с дыханием Брамы, который, как известно, выдыхает Вселенную изнутри наружу.
Физики говорят, что Вселенная возникла в результате взрыва. Из точки, и разнеслась (развернулась)в нашем пространстве.
Все зависит от того, как представить процесс. Ум физического опыта, ум внешних эмпирических предпочтений представляет это как взрыв. Ум, идущий от жизни человека и представляющий дыхание как творение, говорит, что это выдыхание.
Изнутри наружу происходит «выдох Божественного слова» по Я.Беме.
О внутреннем природы говорит и И.В.Гете.
О внутреннем просторе мира рассказывает Р.М.Рильке.
Об этом внутреннем «знают мудрецы и поэты всех времён», - свидетельствует немецкий писатель Р.Вер.
«Весь этот мир – большое чудо, невозможно было ангелам познать его. Поэтому и подвиглась природа Отцак сотворению существа, чтобы смысл Великого чуда открылся. И тогда его узнают в вечности ангелы и люди, и все это было в Его намерении».
Я. Беме
Но стихотворение продолжается и трансцендентность сливается с судьбой человека, с отношением мужчины и женщины:
А дыхание – это духа
Отношенье к тому, где дышишь.
Этот мальчик от Бога-слуха.
Боже мой! Как меня Ты слышишь!
Для Елены Евгеньевой как человека говорящего, слышание необходимо. Без слышания не говорится, «…ибо мастерство – не всё. Нужен слух» как свидетельствует Марина Цветаева. Услышать, значит, осознать. Значит осмыслить. Значит родить смысл.
Если человечество не ищет смысл, вопросы не возникают, но мы до сих пор не озвучили в полной мере вопрос, на который стремимся ответить, на который человечество стремится ответить всей своей жизнью. Но есть звучание, и это спасает нас.
Объём смысла в некоторых строках Елены Евгеньевой фантастически невероятен.
Но невероятное стало фактом. Фактом литературы и фактом способа мышления.
Фактом Поэзии. Поэзии новейшего времени. Фактом постижения Смысла.
2003 год. Балаклава