Домой возвращались молча. «Ничипор пришел к состоянию первичной осознанности». Полковник думал так, пока тот не открыл рот.
- Выпить бы, - облизнулся дед, когда шпиль на башне замка блеснул среди деревьев.
- Сейчас попьем. Только медленно. Прочувствуй вкус каждой капли воды.
- Я бы вотки прочувствовал…
- Исключено. Ты знаешь, где заправка?
- В Березайке, поди.
Полковник задумался.
- Я сжег удостоверение вместе с другими документами. И отрекся от механизмов. Водить умеешь?
- Двадцать лет на молоковозе, - выпалил Ничипор.
- А говорил, на железке…
- То потом.
- Нужно съездить заправить авто. Процесс покидания мира оказался сложнее. В сротапанну ныряю легко, а вот дальше что-то мешает. Нам понадобится электричество. Дам тебе банковскую карточку.
Дед заметно оживился.
- Это завсегда. Надо так надо. Жипы я люблю. Крузер праворукий в Улан-удэ водил.
- Только это… про меня никому…
- А то не понимаю. Тебя же ищут.
- Кто ищет? - остановился полковник. - Восьмое управление?
- Марфа.
- Опять бредишь, - вздохнул Нирванов.
- Физия твоя по всей округе развешана, - оскалился дед, обнажив единственный черный зуб.
- Вот еще что. В Березайке есть магазин стройматериалов?
- Найдется.
- Набор инструментов купи. Гвоздей двадцаток, шурупов. Саморезы возьми, пену монтажную. Запиши.
- Запомню, - махнул рукой дед. – Память отменная. Каждый день с трех лет своей жизни помню. Как дядя Паша переоделся дед Морозом, а потом Снегурку того-этого… А снегурочкой маман была.
- Палатка будет – купи, - не обращал внимания полковник, - батарейки пальчиковые, пару пачек. Зарядное устройство для айфона. Свечей сотню, а лучше керосиновую лампу. Спирт.
- О!
- Сухой спирт, в таблетках. Для горелки.
- Тьфу ты…
- Ножницы, топорик. Саморезы не забудь! Давай напишу список. - полковник достал золотую ручку и принялся карябать на бумажке. – Такс, теперь по продуктам.
- Ого, разошлись. А как же «у атмана нет карманов, в бессмертие идут налегке»? Хе-хе. С таким списком в Бологое придется ехать.
- Заправишься и езжай.
Вручив перечень, Нирванов проводил деда Ничипора к своему Кадиллаку. Старик словно помолодел, расправил плечи и лихо крутил ключи с брелоком-черепом на одном пальце. Ловко запрыгнул на водительское место, принялся искать личину замка зажигания.
- Эх, ты, - рассмеялся Нирванов. – Молоковоз. Выжимай тормоз и кнопку «старт». Да не эту. Точно водить умеешь?
- Своя буханка во Ржеве была.
- Сюда жми!
Пятилитровый американский мотор откликнулся глухим рыком. Породисто зацокали клапана.
– Кстати, по поводу буханки. Возьми хлеба буханки три. И сухофруктов. Орехов, грецких, кешью, это белок. Шоколадку Аленка. Лучше коробку. Палочки кукурузные «Кузя»! Черт, аж слюнки потекли. Ну все, с Богом! В положение «D» переводи, деревня. Что ты делаешь?
- Да я только ЗИЛ да буханку. Хоспаде, понатыкали кнопок. Видела бы Нина… Сфоткай меня.
- Паркинг ставится только при полной остановке! Я, кажется, гневаюсь. Я есть гнев. Я есть гнев. Все, ушло. Вафли «Яшкино» не забудь!
Кадиллак тронулся и, покачиваясь, съехал с горки. Полковник перекрестил авто вслед. Когда стих треск веток под колесами, Нирванов вернулся на второй этаж и медитировал, глядя на озеро, пока водную поверхность не пронзили тысячи игл. Закрапал дождь. Эго полковника растворилось. Ему больше не нужны были ни свечи, ни палатка, ни палочки «Кузя». Очнулся Володя, когда начало смеркаться. Часы «Blancpain» показывали половину девятого. Ничипор уехал восемь часов назад. Полковник перебрался в другую часть дома, откуда проглядывалась дорога, попробовал медитировать. Однако ум утратил спокойствие, подобно озеру покрылся рябью сомнений. Все новые неприятные мысли бередили гладь сознания. Нирванов вернулся в башню, залез в спальный мешок, и провалился в тревожный сон.
Проснулся Володя в вязкой тьме. Снизу доносились странные звуки. На первом этаже, невыносимо протяжно скрежетал металл.
- Ленька, что там за херня? - спросил полковник, но тут же вспомнил, что находится не в элитном поселке Вестминстер-форест, дача давно продана, а помошник Ленька был уволен полтора года назад.
Нирванов нащупал в сумке нож и долго всматривался в темноту. Глаза его не различали движения, в отличие от слуха, который мучили резкие звуки. Володя пытался медитировать на звук, но быстро сдался.
- Кто там? - гаркнул полковник. Звук трения металла от металл стал выше и быстрее. Кто-то торопился. Нирванов откашлялся, – Кто это, черт дери?
Все замерло, но полковник различил шепот. Нирванов пытался повторять заветную мантру «Ом мане падме хум», но скрежет послышался вновь.
От гнева полковник выскочил из мешка и в один прыжок оказался у лестницы.
- Я вооружен! - проорал он в черный провал. - Это частная собственность, гниды! Здесь работает ФСБ!
Раздался грохот, лязг металла, спешные шаги.
- Василий, сука! - завизжал голос. – На ногу! Гребаный кнехт! Держи за поручень!
Шум и ругань слышались какое-то время снаружи, потом переместились в лес.
Полковник долго не мог успокоиться, расхаживая в носках из угла в угол в темноте. Ветер гудел, хлестал по щекам. Успокоиться и достичь душевного равновесия не помогала даже техника «тесны врата твои». Мысли бились в голове как птицы в клетке.
«Нужны двери. И окна. Хер знает, когда придет этот полный атман. Может, вообще не придет? Купить пистолет, хотя бы пневматику. Или пару баллончиков газа! Шмальнул бы чертям вниз, вмиг дорогу забыли. Где этот чертов Ничипор!? Звездюлей выпишу. Это все гнев! Просто наблюдай гнев! Ом мане падме куй! Пятый день, пятый день, сволочь, а не достигнута даже вторая ступень. Лядство! Отстаю от графика. Какой график в просветлении? Что ты мелешь? Включил ум купца. Сегодня достигну первой ступени, завтра – второй. Ом мане падме хум. Надо найти магаз. Я ж отдал ему карту, черт. И где тут ближайшие менты? Наверное, в Гарусово». Нирванов заснул только под утро, когда белая цапля принялась монотонно стучать клювом на озере.