«Пусть налево ходит, домой то всегда возвращается» объясняла она подругам, а однажды он привел в дом помоложе и выставил ее с ребенком за дверь....
В храме заканчивалась вечерняя служба. Людей было очень мало, храм казался пустым. И еще он был полутемным. Шёл май, солнце садилось поздно. И считалось, что дневного света еще хватит. Но его не хватало – окна были небольшими, выходили на север. Во двор, где росли высокие старые липы. Поэтому лица людей, собравшихся на службу, освещали в основном – огоньки свечей. Несколько старух сидело на скамьях – привилегия, дарованная возрастом. Еще человек пять замерло в разных местах храма. Люди стояли неподвижно, как каменные фигуры, слушая священника.
В уголке, отгороженном четырехугольной колонной, возле большой иконы Богородицы стояла женщина. Здесь она была старожилом, не «прохожанкой», как о многих язвительно говорил священник, а прихожанкой. Худенькая, невысокая. Длинная юбка, на голове – кружевная накидка-капор. Женщина смотрела на свечу, которую поставила к иконе – та уже почти догорела.
Под стеклом иконы поблескивали серебряные и золотые украшения, нанизанные на суровую веревочку. Кольца и прочее жертвовали люди, надеясь или благодаря. Однажды храм ограбили, стекло разбили, подношения унесли. Но скоро появились новые.
Мать Натальи тоже приносила сюда кольцо. Оно было в числе тех, украденных.
Наталье исполнилось тридцать шесть лет, но выглядела она, может быть и старше. Сухая кожа с желтоватым оттенком, гладкая прическа, и о косметике Наталья часто забывала. Всё это не молодило ее, но больше всего указывало на возраст выражение глаз – всегда печальное и озабоченное.
Со смертью матери Наталья лишилась единственного настоящего друга. Мама знала, что воспитала дочку, приспособленную к чему угодно – к труду, к чтению книг, к рукоделию, но не к современной жизни. И мама мучилась чувством вины – у Натальи и подружек-то настоящих не было. Мир книг, героев кинофильмов, образов – она предпочитала миру настоящему. Там – все так красиво, стройно, ясно. Здесь – всё перемешано и ничего не понятно. Девчонки – бывшие одноклассницы, то влюбляются по гроб жизни, а через пару лет разводятся, то трезво и даже цинично говорят, что замуж нужно выйти хоть на кого – более-менее порядочного и перспективного. Пойти на компромисс, а потом – поскольку тоска по любви неистребима – уже будучи замужней женщиной, дождаться того, в кого влюбишься опять-таки по гроб жизни.
Наталья смотрела на знакомых девчонок как на инопланетянок – так ей это все было чуждо. Но замуж ее мама все-таки выпихнула, как говорится – пинком под пятую точку.
Мама болела долго – восемь лет. Страшный диагноз, операция, затишье на пару лет, потом рецидив, опять операция (тогда она и отнесла в храм кольцо), лечение, которое хоть и продлило жизнь, но измучило, изменило до неузнаваемости. А под конец даже врачи удивлялись тому, что женщина все еще живет, теплится.
Но мама знала, ради чего она жила. Она хотела найти Наташе мужа, чтобы не оставлять дочку одну на свете. Мама, которая уже не могла выйти из дома, обзванивала знакомых – близких и дальних, выступая в совершенно чуждой для себя роли свахи. Но в критические минуты мама собиралась и умела быть жесткой.
Знакомые размышляли, говорили осторожно, стараясь не обнадеживать. Наталье в ту пору было уже под тридцать, и слишком серьезная она – под стать своей работе, в архиве какого-то НИИ. Классическая старая дева, непросто найти кого-то, кто бы на такую клюнул.
В итоге нашелся вариант, который поначалу казался совершенно безумным. Георгий хоть и был старше Наташи, но совершенно из другого теста. Холостяк, но потому, что женщины чересчур уж на него вешались, а он еще не нагулялся. Ростом под два метра, черноволосый красавец, балагур, привыкший потакать своему «хочу». В больнице, где он работал, от него равно млели и пациентки (любого возраста) и медсестры (тоже любого).
На день рождения маминой подруги – она тоже была врачом и теперь отмечала юбилей – мать отправила Наташу под благовидным предлогом: «Надо же передать подарок и поздравить, иначе Ксения Александровна обидится».
А предупрежденная Ксения Александровна устроила так, чтобы посадить Наталью и Георгия напротив друг друга. Девушка хоть и не знала о замысле, но сразу подумала, что ей нужно знать свое место, и что этот красавец, похожий на цыгана, ей не пара. Таких любят рисовать на обложках любовных романах, воплощая женскую мечту об идеальном мачо. И брутальные красавцы кочуют с одной обложки на другую. Нет, это не для нее.
По какой же прихоти судьбы молчаливая девушка с темной косой заинтересовала Георгий – Бог весть. Он все еще не утратил способность терять голову, хотя в последнее время это происходило с ним все реже и реже. Но на Наташу он «запал», как говорят молодые. И позже еще несколько лет с восхищением говорил:
— Ну, где и кто еще такую найдет? Чистый девятнадцатый век.
В церковь Наталья пристрастилась ходить, когда заболела мама. Она надеялась ее вымолить. Не удалось, но мать, дивясь тому, что дочь стала религиозной, решила воспользоваться этим:
— Дай мне слово, что ты останешься с мужем, что бы ни случилось. Запомни, что одна ты – пропадешь. Ты выросла совершенно беззащитной, тебя любой может обмануть. А у Георгия твоего есть совесть, несмотря на все его недостатки.
Ей хотелось стоять возле маминой постели на коленях. Мама и говорила уже как будто – с небес.
— Он себя любит, балует. Наверняка, и другие женщины будут в его жизни. Его в какие-то рамки не всунешь, он слишком большой для семьи, если можно так выразиться. Но он, конечно, будет острожен, чтобы ты об этом не узнала. А тебя он не бросит, он тебя любит. Роди ребенка, и живите дружно. А на всякие мелочи глаза закрывай. Обещаешь?
В этот момент Наталья пообещала бы маме что угодно. Она только кивнула, боясь расплакаться. А мама слабо пожала ей руку, утешая напоследок.
— Не реви…Это все правильно. Когда первыми уходят родители – это закон природы. Лишь бы не наоборот. Хорошо, что у тебя теперь есть еще один родной человек. И помни, что ты мне обещала.
Мама как в воду глядела. Год спустя Наталья родила дочку, Василису. Муж хотел сына и, словно себя утешая, звал дочь Васькой. И в то же время, когда Наталья была прикована к колыбели, в его жизни опять стали случаться романы. Пожалуй, даже чаще чем раньше. Один сменял другой. Георгий как бы показывал этим, что ни одну из женщин, появившихся в его жизни, он не воспринимает всерьез. Но и жить без любовных приключений он не мог – такое существование показалось бы ему слишком пресным.
В одном мама ошиблась. Не так уж старался Георгий скрыть все эти любовные истории. – Наталья все равно узнавала о них от знакомых. Те словно удовольствие доставляло передавать – с кем и когда они видели ее мужа. Особенно больно было, когда они старались еще и оправдать его:
— Ну, ты-то не красавица, чтобы он весь век возле тебя вертелся. Такой яркий мужчина…Конечно, ему хочется найти кого-то по себе.
Говорили – и с интересом смотрели на Наталью: как она отреагирует, что сделает? Может, хотя бы тарелки начнет бить? Устроит Георгию сцену ревности? Пригрозит, что уйдет, и дочь заберет? На такие скандалы общие знакомые слетелись бы как мухи на мед.
— Пусть гуляет, он же домой все равно возвращается, — тихо говорила она, не поднимая глаз, не отвлекаясь от домашней работы.
— Ну ты даешь, — поражались подруги, — Думаешь, перебесится? А если до старости лет козлом скакать будет? Так и станешь ему все прощать?
Наталья пожимала худенькими плечами. О маме, о том, что она ей обещала, Наталья при знакомых не упоминала. Это было слишком сокровенное. Пусть даже мама была не права, но она высказала свою последнюю волю, и Наталья должна была ее исполнить.
Так и жила она, словно в полусне. С головой ушла в домашние дела, и в свою работу. Утром встать раньше всех, приготовить завтрак, отвести Ваську в садик. Потом долгая дорога – с двумя пересадками – до своего института, рутина будней, обед, разогретый на плитке – в закутке, отгороженном шкафом, у них была «кухня». Забрать Ваську – хорошо, если придет из садика здоровая, без соплей. Но вот какое-то новое задание дадут обязательно. Воспитательница у них была большая выдумщица, дети (вернее родители) все время были обязаны что-то сделать дома. То смастерить поделку, то приготовить костюм для праздника, то выучить стихи.
Георгий почти всегда возвращался поздно, говорил, что его задержали в больнице. Наталья ждала его с ужином, наливала в тарелку грибной суп. Жизнь представлялась для нее бесконечной чередой дел, дорогой, состоящей из одних кочек. Дорога вела к цели – вырастить Ваську, поставить ее на ноги. И никто не объяснил Наталье, что цели могут меняться, а жизнь – это и есть сам путь, и надо радоваться ему, пусть даже прыгаешь с кочки на кочку.
А Георгий смотрел на жену - на ее темные волосы, сухую желтизну лица, и находил ее такой же пресной, как этот суп, что стоял перед ним в тарелке. Ее безответность начинала его раздражать. Оказывается и 19-ый век может приесться.
*
Глафира сидела перед зеркалом донельзя расстроенная. Она снимала эту квартирку, чтобы принимать клиентов. Кто-то обращался к ней как к гадалке, кто-то считал ее ясновидящей, которой не требуются ни карты, ни хрустальный шар, она и без них знает будущее. А кто-то приходит и требовал в лоб: «Мне приворот (или отворот, или порча, или тому подобная ерунда).
Глафира не была «потомственной», как значилось на ярких плакатиках, расклеенных на остановках и на стенах домой. Мало того, она даже не была Глафирой. Настоящее имя ее было – Галина, и все ее знакомство с колдовством шло от старухи, которая жила в их деревне, и которая действительно кое-что могла. Была неплохой травницей, владела гипнозом и порой удивительно точно предсказывала будущее. Галка, когда ее привозили на лето к бабушке, слушала старушку, открыв рот.
А потом выяснилось, что она и сама не без таланта. Началось все с вещих снов, которые ей периодически снились. Позже она научилась различать – обычный сон она увидела, или что-то пророческое. Обычно вещим снам сопутствовал странный запах – благоухание, непохожее ни на одни земные духи. И еще Галя поняла, что если она сильно-сильно пожелает кому-то счастья или наоборот – зла, то это непременно сбудется.
Потом она жила обычную жизнь, и даже не думала, что эти ее таланты, похожие на цветы, пробившиеся среди сорняков, сослужат ей какую-то службу. Работала она поварихой, как-то раз крепко простудилась, когда жарила рабочим рыбу, а потом вышла на холод. Долго лежала в больнице, а потом поняла, что к прежнему вернуться не может – на кухне начинала теперь задыхаться, и сил не хватало справляться с обычной работой.
Тогда и надоумила ее подружка – стать одной из тех, имя кому – легион, какой-нибудь «Ясновидящей Анной» или «Глафирой Волжской», снять кабинет и принимать разных дурочек, готовых платить за то, чтобы из избавили от порчи или венца безбрачия, обнадежили, что пропавший муж бродит где-то по просторам великой и необъятной, посудили хорошего жениха.
Галя придумала псевдоним и сняла квартирку. Она работала уже шестой год, и воздух в маленький комнатах пропитался ароматом благовоний, чучело совы на шкафу покрылось пылью, а хрустальный шар пришлось заказать новый, потому что прежний разбился.
Поскольку была Глафира не абсолютной самозванкой, а действительно обладала некими талантами, посетители текли рекой. И она действительно старалась помочь им в меру своих сил, а если и приходилось привирать, то всегда в пользу клиента. Некая психотерапия. И мать, отчаявшаяся найти сына, уходила от Глафиры с надеждой в душе. Пусть та надежда как огонек на ветру, но все же.
— Не вижу я его смерти, — говорила Глафира, разложив карты, — Затерялся где-то, но жив. Такое бывает. Знаешь, на сколько лет, бывает, пропадают люди, а потом находятся. Ты не отчаивайся, ты – верь.
Когда к Глафире пришла Юля и попросила сделать приворот на мужчину, который ей нравится, гадалка навострила уши. Такие просьбы она не любила. Тут обычно было два варианта. Или просительница влюбилась безнадежно, страшно, это своего рода одержимость. Глафира связалась с такой один раз – дала ей заговор, велела читать утром и вечером. Женщина бормотала его чуть ли не круглосуточно, чтобы подействовал быстрее и вернее. Закончила она сумасшедшим домом.
Второй вариант – любимый был женат. Разбивать чужую семью – зло. Глафира была уверена, что за это прилетит бумеранг от судьбы не только просительнице, но и ей, гадалке.
И вот когда перед ней сидела Юля – хорошенькая, изящная, с личиком японки, одетая со вкусом и дорого, Глафира поняла, что речь пойдет не о том, чтобы мужик в нее влюбился (в таких и так влюбляются), а о том, чтобы отбить от законной жены.
Глафира попыталась перевести разговор, рискуя своим гонораром.
— Да зачем тебе чужой, как говорится «бэ-у». Такая красавица, найдешь себе ровесника, свободного, на руках тебя носить будешь.
И тогда красавица нежным голоском перечислила все прегрешения Глафиры, все за что ее можно было привлечь к ответственности. И имя ее настоящее Юля знала, и всю биографию, включая мелкие махинации с налогами и ту самую историю с сумасшедшей, которая до сих пор сидела в отдельной палате за железной решеткой.
— Ничего себе ты подготовилась! — Глафира была поражена.
— Предвидела, что вы можете мне отказать, — улыбка у Юли была чарующей. Говорили, что вы такая… совестливая. Так что, договоримся? Я забываю подробности вашего прошлого, а вы делаете то, что мне нужно.
Юля деловито пояснила: мужчина, на которого она положила глаз, женат. Но вряд ли он оставит жену и дочку по доброй воле. Уж слишком не приспособлена к жизни, безответна и беззащитна его супруга, не решится он ее бросить, совесть загрызет. Так что нужно ему помочь, подтолкнуть, приворот устроит.
— Нам интересно друг с другом, — улыбалась Юля, — Он – по природе своей – охотник, я – хищница. Мы идеально подходим друг к другу. А эта его Наталья – подранок, что ее жалеть.
*
Это "Фокусник", переделанный. Дальше части будут выходить под другими названиями, чтобы Дзен не воспринимал их как спам.
#мистика #мистические_истории #страшные_мистические_истории